Валерий Демин - Заветными тропами славянских племен
Маршак наделил каждого из братьев-месяцев неповторимыми и запоминающимися чертами, соответствующими, впрочем, традиционным народным представлениям, которые, как и всё драматическое действо, дают надежное основание для сопоставлений и выводов. По исходному сюжету, злая мачеха и ее дочь-сумасбродка отправляют нелюбимую падчерицу в лютый январский мороз в лес за фиалками (вариант — за подснежниками). Бедная девушка встречает у ночного костра 12 братьев-месяцев. В переводе Лескова они описаны так: «три беловолосые, три помоложе первых, три еще моложе, а еще три всех моложе и прекраснее». Здесь перечень месяцев дается в порядке, обратном естественному ходу годичного цикла: от стариков зимних месяцев — через зрелые осенние и молодые летние месяцы — к юным весенним.
Обратный счет времени отнюдь не случаен (в народной мифологии вообще нет ничего случайного — за каждой мифологемой скрывается глубочайший смысл, а то и несколько смысловых уровней). Братья-месяцы как властелины и хранители времени способны управлять его течением — ускорить или повернуть вспять. Осуществить это они могут все вместе, путем коллективного магического деяния раскрутив годичное колесо времени (настоящая славянская Калачакра!). Каждому же в отдельности — при строгом соблюдении канонической последовательности шагов — подвластен лишь строго определенный отрезок годового цикла. В словацком сказочном шедевре отразилась мечта многих поколений овладеть временем, подчинить своим потребностям его неумолимый и необратимый ход, победить старость и саму смерть. В соответствии с развитием сюжета, сказочные хозяева годичного цикла берут под свое покровительство добрую падчерицу, ради ее спасения ускоряют (а не поворачивают, что они тоже умеют) смену времен года, одаривают свою подопечную — сначала цветами, затем — ягодами, а под конец — яблоками (по законам жанра встреча с космическими заступниками повторяется трижды).
Данная сюжетная линия в свернутом виде повторяется и у других народов — в русской сказке «Морозко», немецкой — «Бабушка Метелица», японской — «Земляника под снегом» и т. д. Их общая особенность: дарителем благ и счастливой жизни, в схематической форме выражающих мифологему Золотого века, здесь выступает не совокупный годичный цикл в лице 12 месяцев, а загадочный персонаж в единственном числе, почему-то непременно связанный с зимним холодом — Мороз или Метелица, от которых гибнут злые герои (точнее — героини) сказки. Всё это вместе взятое прямиком указывает на Север и обнажает полярные корни исходных сюжетов.
Так, в сказке о 12 месяцах закодирована архаичная информация, восходящая к первоистокам арийского мировоззрения и предыстории индоевропейских и неиндоевропейских народов. Об этом свидетельствуют один несомненный факт, на который обычно не обращается особого внимания. В адаптированных вариантах сказки действие развертывается в лесу, где у костра коротают время братья-месяцы. В первоисточнике же костер горит на вершине высокой горы и, соответственно, всё происходит именно там. Всё это — трансформированный в сказочном сюжете архетип далекой Северной прародины, выраженный в ее символе — полярной горе Меру.
Современное русское слово «год» также древнейшего происхождения. Его лексическая основа восходит к санскритскому многозначному слову «gу», в первую очередь служащему для обозначения понятий «бык» и «корова» (это значение сохранилось в современном русском языке «говядина», образованного от устаревшего ныне «говядо», означавшего всякую крупную рогатую скотину — быка, вола, корову), а также в производном от «говядо» и ставшем бранным слове «говно». Но санскритское «gу» означает также «звезды» и «лучи света» (и кроме того, «речь» — откуда русское «говорить»), что, несомненно, раскрывает его космические корни и делает понятным астрально-циклическое происхождение самого слова «год».
С неотвратимым воздействием неведомых космических сил (в том числе и астрально-природных циклов) связано понятие «рок», имеющее временнуе происхождение (ср.: «срок»). В древнерусском языке оно означало не только «судьбу» (как это имеет место в современном языке), но и «год» (в украинском языке это значение сохранилось и поныне). Этимологически понятие «рока» восходит к санскритскому слову rac, где оно означает в первую очередь «созидать», «творить», «создавать», «устраивать», «упорядочивать», что в целом соответствует пониманию Космоса как упорядочивающего начала. Но космическая сущность рока предполагает наличие в нем неких непреодолимых законов в виде неизбежной судьбы. Роковая предопределенность — это вовсе не божеское предначертание. Это — несравненно большее, глубинное и непостижимое. В мифологической традиции против рока и судьбы бессильны любые Боги. Вселенская неотвратимость рока определяет жизнь людей и ход истории. Как и другие космически насыщенные категории, рок связан с речью или ее эквивалентами. Само слово «речь» является производным от однокоренного ему слова «рок» (ср.: «реку», т. е. «говорю», «пророк»). К этому же лексическому гнезду примыкают слова «рокот» и «рык».
Человеческая жизнь, по мнению наших предков, с момента рождения зависела от того, что написано в «небесно-звездной книге». Вселенское мироощущение впитывается русскими чуть ли не с молоком матери. Каждый хотел бы родиться под счастливой звездой. Всю жизнь в нашей душе звучит древний оберег-заклинание, ставший впоследствии словами известного романса: «Гори, гори, моя звезда…» Гаснет она — обрывается нить жизни, и человек умирает. Великий наш соотечественник, выдающийся мифолог, собиратель и исследователь русского фольклора Александр Николаевич Афанасьев (1826–1871) (рис. 34) отмечал:
«Каждый человек получил на небе свою звезду, с падением которой прекращается его существование; если же, с одной стороны, смерть означалась падением звезды, то, с другой, — рождение младенца должно было означаться появлением или возжением новой звезды, как это засвидетельствовано преданиями индоевропейских народов. В пермской губернии поселяне убеждены, что на небе столько же звезд, сколько на земле людей».
Поразительно, но свыше двух тысяч лет до этой записи, сделанной в пермской глухомани, подобные же взгляды высказывал Платон: число душ в Космосе равно числу звезд и распределено по одной на каждой звезде (Тимей, 41е). В свою очередь, мысль, сформулированная Платоном, вполне соответствует «звездной философии» египтян, изложенной, к примеру, в так называемых «Драматических текстах».
Вера в небесно-космическую предопределенность человеческой жизни на всех ее этапах была присуща всем славянским народам. По стойкому убеждению русских, украинцев, белорусов, южных и западных славян Солнце, Луна, Земля, звезды принимали деятельное участие в судьбе человека, определяя в том числе и счастье или несчастье в супружеской жизни. Женитьба и замужество, в представлении славян да и других народов, заранее предопределена и даже записана в воображенной небесной книге. Юноша в мужья и девушка в жены предназначаются Судьбой — неотвратимым небесно-космическим Роком. От имени неотвратимой Судьбы возникли и понятия «суженый», «суженая», имевшие магическое значение; само слово заставляло юношу и девушку покоряться судьбе. В народных заговорах и заклинаниях, многие из которых восходят к общеиндоевропейским и доиндоевропеским мифологическим представлениям, содержатся обращения к высшим космическим силам, дневному и ночным светилам, утренним и вечерним зорям, а произносивший магическое заклинание объявлял себя облаченным в небесный свет и «обтыченным» частыми звездами.
Представления о жизненносности космических сил, взаимопроникновении их и жизни человеческой, обусловленность ее высшими «небесными» законами — неотъемлемая часть, ядро народного мировоззрения, передававшегося от поколения к поколению вместе с языком, вековыми традициями и тем русским духом, который и составляет отличительную черту всей нации. После распада единой праиндоевропейской этнической и языковой общности из нее выделились самостоятельно народы — носители новых языков и культур (данный процесс занял много тысячелетий). Но каждый народ (впоследствии — нация) продолжал хранить в своем мировоззрении остатки былых представлений и верований. Арийское наследство, принесенное славянами (а в дальнейшем — русскими) на евразийскую почву, сохранялось в форме стойких мифологических воззрений, игравших, по мнению, скажем, самобытного русского историка Ивана Егоровича Забелина (1820–1908) (рис. 34-а), роль первобытного познания природы и даже первобытной науки. В этом горниле зарождался и оформлялся изначальный народный космизм. «Язычник, — отмечал Забелин, — яснее всего постигал и понимал одну великую истину, что жизнь — есть основа всего мира, что она разлита повсюду и чувствуется на каждом шагу, в каждой былинке… Во всем живом мире господствует и повсюду является такое же человеческое существо, как он сам. Он сознавал, что весь видимый мир от былинки до небесного светила одухотворен тою же человеческой душою, ее мыслью, ее чувством, ее волею». Отсюда: не только животные и растения, но и самые камни мыслили, чувствовали, говорили таким же понятным каждому человеческим языком.
