Исаак Гехтман - Золотая Колыма
Он живет здесь и сейчас, в этом богатейшем крае, в который девять лет назад направлялся только для геологической «прогулки». Казанли работает сейчас главным маркшейдером северного горного управления Дальстроя.
Здесь же работает главным геологом и Вознесенский. Мы сидим в его полузанесенном снегом маленьком домике. Внутри домика — ковры, картины, статуэтки. Старые таежники устраиваются на Колыме надолго и привозят с «материка» предметы удобств и комфорта, украшающие жизнь. Вознесенский, весело улыбаясь, говорит мне:
— Стал вот кабинетным работником. Ничего не поделаешь, старею… Ходить по тайге хорошо только до сорока лет. К этому возрасту и ноги уже не так сгибаются, и сердце уже не так работает.
— А вы хороший ходок? — интересуюсь я.
— Так себе, — скромно отвечает Вознесенский. — Цареградский лучше меня ходит. А лучше всех — Раковский. Этот до шестидесяти лет проходит. Мне за ним не угнаться, уже — старик…
— Какой он старик! — смеется начальник золотоносного района и, обращаясь ко мне, говорит: «Пойдемте, вот я вам покажу настоящего колымского старика!..»
Мы одеваемся и выходим наружу из теплого уюта домика. Пурга. Поселок Хаттынах погружен в кипящее белое снежное месиво. Мы идем по улицам поселка, ориентируясь на пение и веселый гам, доносящиеся откуда-то сквозь пургу.
— Это наши геологи развлекаются, — кричит мне в ухо начальник района, крепко держа меня за руку.
Мы идем на звуки патефона, играющего какой-то развеселый джаз, и вскоре вваливаемся в большую комнату, полную хохочущей молодежи. Дирижирует общим весельем совсем молодой человек с голубыми глазами. Он кричит:
— Сеанс изучения языков продолжается! По-польски «Камо грядеши», автор Генрих Сенкевич. Переведите на якутский.
— «Ханабарда», — отвечает экзаменующийся.
Его перевод сопровождается оглушительным хохотом.
— По-китайски! — кричит молодой человек.
— Шина-чио, куда ваша ходи!
Снова взрыв хохота…
— Познакомьтесь, — говорит начальник района, — это колымский «старик» — Казанли.
РАЗВЕДЧИК РАКОВСКИЙ
В 1930 году в Ленинградском геологическом комитете обсуждался отчет первой геологической экспедиции Билибина, направленной Геолкомом на Колыму. При постановке подобных вопросов в выступлениях часто фигурировали сообщения об открытых районах, о координатах пространств, о новых пунктах, нанесенных на карты, о геологической и морфологической структуре новых районов. Но особый характер получило обсуждение этого отчета. В середине обмена мнений выступил еще совсем молодой человек с энергичным римским профилем и подвижными карими глазами. Его речь сразу захватила всю аудиторию. Он сообщал об изобилующих огромными горными богатствами районах, названия которых впервые звучали в географии. Он десятками перечислял перед взволнованной аудиторией никогда не слыханные ранее новые реки, горные хребты, долины, острова и территории. Он указывал места расположения золота, олова, дорогих минералов и столь необходимых стране полиметаллов.
Сама по себе речь молодого человека была повестью о героизме энтузиастов науки, молодых советских специалистов, пришедших со скамьи вузов в необозримые пустыни Приарктики и покоривших их, несмотря на шестидесятиградусные морозы, бураны, пургу, бездорожье.
Речь говорившего была тем более увлекательна и захватывающа, что сам он являлся участником замечательного похода этих энтузиастов — первой геологической экспедиции 1928 года на Колыму. Это был разведчик экспедиции Сергей Дмитриевич Раковский — ныне один из самых популярных людей на Колыме.
Сейчас Раковскому уже под сорок лет, из них пятнадцать лет он ходит по тайге. Еще будучи студентом иркутского вуза, Раковский однажды ушел во время каникул на золото и с тех пор больше не покидал этого трудного, но увлекательного занятия.
В 1924 году на Алдане кипела золотая горячка, будоражил многие сердца знаменитый прииск «Незаметный». Раковский один из первых пришел на этот прииск вместе с Бертиным, Мирским и другими, известными сейчас практиками золотой промышленности Союза.
Золото на Незаметном, как известно, было «бешеное». Сдавать его было некому: государственные организации еще не дошли до этого малодоступного таежного Эльдорадо, чтобы организовать там разработку и прием добычи. Только контрабандисты-китайцы ухитрялись протаскивать сквозь непроходимые болота и таежную чащу продовольствие и спирт и вели бойкую торговлю, меняя чашку спирта на чашку золота. Потом намытое золото рекой расточалось в Иркутске со свойственными хищникам легкостью, риском и азартом.
Раковский уже тогда отличался от рядового старателя-разведчика. Его интересовали, прежде всего, географические и геологические данные золотоносных районов, он вел записи, чертил карты и указывал государственным организациям новые золотоносные площади и перспективные ориентировочные районы.
В 1927 году по Сибири впервые разнеслись слухи о Колыме. Слухи эти были крайне неконкретны; никто толком не знал, есть ли в этом крае золото. Но говорили, что некий татарин Гайфулин, по прозвищу Бориска, наткнулся где-то на реке Колыме на богатые россыпи. Говорили, что орочи отливают там из золота охотничьи пули и что дальневосточные старатели уже отправились в старые казацкие остроги — Олу и Тауйск, пытаясь проникнуть оттуда зимой на собаках и лыжах к бассейну реки Колымы.
Сведения о колымском золоте достигли и центра. Тогда Ленинградский геолком формирует и направляет на Колыму первую серьезную геологическую экспедицию, чтобы прощупать этот край и собрать воедино отрывочные данные всех старых и новых сообщений о Колыме, какие поступали от казаков, аборигенов побережья, американских моряков и русских хищников-старателей.
Раковский одним из первых вступает в эту экспедицию под руководством Билибина и появляется в 1928 году на охотском побережье в своей неизменной кожаной куртке и с тяжелым рюкзаком за спиной. Но это был уже не прежний азартный охотник за золотом, смельчак-«землепроходец» и таежный бродяга. Это был молодой научный работник, обогащенный годами практической работы на золоте, человек, полный отваги в борьбе с таежной стихией, и вместе с тем полный систематического упорства, крайней осторожности и предусмотрительности.
Со многими и самыми разнообразными трудностями была сопряжена работа этой экспедиции. Молодым советским энтузиастам-ученым приходилось бороться и с природной стихией, и с вековым бездорожьем нового края, и со многим другим, что стояло на пути его освоения. К сожалению, в очень немногих документах были хотя бы частично зафиксированы обстоятельства этой героической борьбы. И естественно, что особую, исключительную ценность представляют эти немногие документы. Такую ценность, в частности, имеют несколько старых, потрепанных, полуобгоревших книжечек, в которых содержатся дневники Раковского 1928—1929 годов. Просто и сдержанно, в скупых словах раскрывается в них история первого периода освоения Колымы, история первых геологических партий, прошедших по девственной стране, ныне являющейся одной из самых интересных областей нашей великой родины. Вот несколько выдержек из этих дневников:
17 августа 1928 года.
Сидим в Оле. Куда итти? Никто этого не знает. Карт нет. Придумал такой способ, чтобы как-нибудь ориентироваться: беру коробку спичек и даю тунгусу. Он берет спички и кладет их на землю, отсчитывая свои «кесы». Там, где реки сворачивают в сторону, спички тоже идут в сторону. Тунгус кладет столько спичек, сколько «кес» расстояния… Примитивно, но имеет резон. Особенно хорошо и толково кладет спички Макар Медов, известный якутский проводник, который со стариком Килланахом возил грузы на реку Колыму в 1903 году.
В общем решаем рискнуть плыть по реке Бахапче, притоку Колымы. Правда, тунгусы утверждают, будто бы пороги на Бахапче непроходимы. Но кто не рискует, тот не выигрывает.
30 августа.
Спускаем плот на Бахапчу. Плоты строим из 16 бревен и закрепляем наглухо, на шпонах, чтоб не разбило. Разобьет — пропадем и мы. Охотские и хабаровские старатели, которые ждут зимы, чтобы итти на прииски на собаках и оленях, гогочут и издеваются над нами:
— Эй вы, ученые, не забудьте мешки с собой захватить, чтобы было в чем женам и невестам кости отвезти обратно!..
6 сентября.
Плывем уже неделю по Бахапче. Пустынно, сурово, по бокам у нас гранитные берега. По берегам бродят медведи. Они совершенно не боятся нас. Видимо, не видели человека.
Сели на мель у берега. На островке кто-то возится. Медведь… Приготовились стрелять и видим, что это не медведь, а человек — якут Амосов. Прежде чем начать говорить, он долго заикается, а потом все сразу выпаливает. Я немного знаю по-якутски. Говорит, дальше ехать нельзя: пороги, разобьет обязательно. Советовались, что делать. Ждать зимы — припасы все поедим. Решили рисковать — итти дальше. До реки Колымы осталось километров полтораста.
