Сергей Кремлёв - Берия. Лучший менеджер XX века.
По «логике» партбюрократов Лаврентию Павловичу национальной политикой заниматься, впрочем, не следовало.
Министерству внутренних дел этого ведь «не поручали», как любил приговаривать Михаил Суслов.
Но Берия, как государственный человек, как человек ответственный и гражданственный, как человек, а не чернильница, наконец, не мог быть бездеятельным тогда, когда видел, что может что-то сделать. А он-то мог! Он ведь даже формально был теперь вторым лицом в государстве, а уж по своим личным и деловым качествам — несомненно первым.
И в свои сто двенадцать дней после смерти Сталина он работал как всегда так много, что мне даже рассказать о его деятельности непросто — как ни ужимай рассказ, все равно он оказывается объемным. И все не находится удобного повода коснуться темы о якобы «любовных похождениях» Берии, поэтому, я ее пока затрагивать не буду. Лишь замечу: если уж мне все не удается вклинить эту тему в свое повествование, то вряд ли у ЛП было время на те «гламуры», которые ему так охотно и гнусно приписал вначале на июльском пленуме 1953 года секретарь ЦК Шаталин, а уж потом — все, кому только не лень было клеветать на Берию, «навешивая» на него десятки только несостоявшихся любовниц, якобы отправленных им за неуступчивость по этапу. Но коснуться этих инсинуаций я все же не премину.
Зато я не буду останавливаться на позиции Берии в «югославском», «корейском», «венгерском» и прочих вопросах. Просто скажу, что по всем из них, по сути, Берия был прав. А что касается вопроса «югославского», то ирония истории выразилась также в том, что в 1957 году Хрущев обвинял Молотова в блокировании улучшения отношений с тем самым Тито, попытку налаживания отношений с которым в 1953 году Хрущев и Молотов подавали как преступление Берии.
Я ограничусь одной «венгерской» цитатой из «бункерного» письма Берии Маленкову, где он писал:
«Предложения о Надь Имре, должен был не я или, кто иной вносить, а тебе надо было сделать, а тут я выскочил идиотски, кроме того, наряду с правильными замечаниями я допустил вольность и развязность, за что конечно меня следует крепко взгреть».
Берия имел в виду встречу делегаций СССР и ВНР, проходившую 12 июня 1953 года в Москве. Живой тон этой цитаты говорит сам за себя. Причем это написал человек, неожиданно низвергнутый с вершины власти в бетонный подвал. И в таком положении он думал о деле, о державе, а не о собственной шкуре!
Разве это не говорит об очень высоких духовных и человеческих качествах нашего героя? Как говорит о них и то, что 15 июня Берия обратился в Президиум ЦК с запиской о резком ограничении прав Особого совещания при МВД СССР. А ведь если бы Лаврентий Павлович был тем садистом, маньяком, которым его изображают ненавистники, то внесудебное право распоряжаться человеческими судьбами и жизнями было бы для него особо привлекательно и приятно.
БЕРИЯ, как всегда, был занят сразу многими делами, но вдали от России произошло нечто, вынудившее его срочно собираться в неблизкий путь — 16 июня в Восточном Берлине началась массовая забастовка строительных рабочих. Она быстро переросла в мощную демонстрацию, а назавтра забастовки и демонстрации начались еще в 14 городах ГДР… Бурлили Росток, Лейпциг, Магдебург… В Берлине был захвачен Дом правительства. В течение 16–20 июня в забастовках участвовали 430 тысяч человек, в демонстрациях — более 330 тысяч.
Такие события не возникают на голом месте и не начинаются сами по себе. Безусловно, начались волнения по прямому приказу Запада, но первопричина их крылась в неумном поведении руководства ГДР и СССР. После образования ГДР там был необдуманно взят курс на построение социализма, а 8 июля 1952 года Москва и Берлин (Восточный) решили его даже форсировать.
Насильственное кооперирование в сельском хозяйстве, голодный ресурсный режим для среднего и мелкого частного капитала (крупный был национализирован), нерациональная налоговая политика, лишение частных предпринимателей и лиц свободных профессий продовольственных карточек, чрезмерная репрессивная политика — вот что питало широкое недовольство немцев. С января 1951 по апрель 1953 года в Западную Германию бежало 447 тысяч человек, в том числе только за четыре месяца 1953 года — свыше 120 тысяч человек. Данные взяты из приложения к распоряжению Совмина СССР от 2 июня 1953 года № 7576-рс, так что верить им можно.
Факты — упрямая вещь, а советские руководители хотя и были нередко упрямы, но — не упрямей фактов. Как-никак, все они тогда прошли школу Сталина. Поэтому было ясно — политику надо менять. На «антибериевском» июльском пленуме Маленков признавал:
«Мы обязаны были трезво смотреть в глаза истине и признать, что без наличия советских войск существующий режим в ГДР непрочен. Политическое и экономическое положение в ГДР в настоящее время крайне неблагополучно».
И поэтому незадолго до июньских событий в Германии дискуссия разгорелась в Кремле серьезная. Большинство склонялось к временному отказу от строительства социализма, Молотов соглашался лишь на отказ от форсированных темпов.
Позиция Берии была, как всегда, обдуманной — его секретариат недаром получил от него распоряжение отыскать знатока экономики стран народной демократии. Поэтому «германский» документ Совмина СССР от 2 июня 1953 года был содержательным и конкретным — вполне в стиле Берии. Стиль этот заключался и в том, что при разработке сложных специфических проблем ЛП определял общее направление, а разработку мер и рекомендаций оставлял экспертам. Соответственно анализ ситуации, данный в приложении к распоряжению Совмина, обнаруживал хорошее знание германских реальностей (например, там имеются даже рекомендации относительно линии поведения по отношению к рядовым участникам молодежной религиозной организации «Юнге гемайнде» и т. д.).
Поэтому и рекомендующая часть была разумной:
— свернуть коллективизацию, ограничившись обществами по совместной обработке земли;
— рычагом воздействия на деревню сделать машинопрокатные станции;
— отказаться от политики вытеснения средних и мелких частных предприятий и, напротив, предоставлять им кредиты, сырье, энергоносители;
— пересмотреть пятилетний план ГДР в пользу более широкого развития промышленности группы «Б» для производства товаров широкого потребления;
— принять меры к укреплению законности и искоренять голое администрирование во всех сферах жизни Германии, в том числе — в отношении церкви и духовенства;
— поставить задачу политической борьбы за восстановление национального единства Германии и заключение мирного договора.
В идеологии такого подхода чувствуется тот точный прагматизм, который был характерен именно для умницы ЛП. А реальный «внешнеполитический» Берия был так же далек от образа «монстра» и «палача», как далек был от него реальный «внутриполитический» Берия.
Причем в части идеи объединенной Германии у него был некий авторитетный единомышленник, хотя поддержать Берию он уже не мог. Я имею в виду, конечно, Сталина. 7 апреля 1952 года он подписал исправленный им проект ноты правительства СССР правительству США по вопросу о мирном договоре с Германией. Ранее, в направленной 10 марта 1952 года ноте в адрес США, Великобритании и Франции СССР предлагал выработать мирный договор «при непосредственном участии Германии в лице общегерманского правительства» после свободных общегерманских выборов при гарантии последующего нейтралитета Германии (то есть невхождения объединенной Германии в НАТО). Заканчивалась советская нота так:
«Именно в настоящее время решается вопрос. Будет ли восстановлена Германия как единое независимое миролюбивое государство, входящее в семью миролюбивых народов Европы, или останется в силе раскол Германии и связанная с этим угроза войны в Европе». Нейтральная Германия Западу не требовалась, и раскол, напротив, усиливался. При этом руководители Компартии Германии были настроены куда более решительно, чем даже Молотов, и предпринятое правительством ГДР повышение норм выработки стало непосредственной причиной для волнений.
Приходится сталкиваться с утверждениями в литературе, что как забастовщики, так и их западные «кураторы» были склонны считать, что русские не поддерживают правительство Ульбрихта и оружием забастовщиков не подавят.
Уж не знаю, как можно было предполагать подобное. Любое правительство, если бы оно было образовано с влиятельным участием руководителей волнений 1953 года, было бы не просто антисоциалистическим (это бы еще полбеды), но — антисоветским. Поэтому ни о какой отстраненной советской позиции в условиях присутствия в Германии советских оккупационных войск не могло быть и мысли! И коль уж волнения начались, их надо было ликвидировать быстро, пока у англо-американцев и французов не появился шанс на вмешательство.
