Константин Симонов - Разные дни войны. Дневник писателя, т.2. 1942-1945 годы
– Погода не улучшается, – сказал Мехлис. – Может быть, лучше вообще все это отложить?
– Командующий фронтом не давал мне таких указаний, – сказал Гречко.
– Но вы-то высказали ему свое мнение, что вы против того, чтобы начинать?
– Высказал.
– Ну и что он?
– Приказал отложить на час. Никаких других указаний не давал.
– То есть это вы считаете, что высказали ему свое мнение, когда при мне связывались с ним через своего начальника штаба до телефону? – сказал Мехлис.
– Да, – спокойно сказал Гречко.
– Возьмите на себя ответственность и отложите, – сказал Мехлис.
– Командующий фронтом таких указаний не давал, – еще раз повторил Гречко.
– А вы сами! Вы знаете решение Ставки по прошлому наступлению?
– Нет, не знаю, – сказал Гречко.
– Так вот я вам скажу. Решение Ставки было таким: мы могли попросить об отсрочке, нам бы ее дали, если б мы ее попросили. А мы этого не сделали и поплатились. Я бы на вашем месте отменил сегодня наступление. И донес бы об этом.
– Нет, – сказал Гречко. – Или я должен рассматривать ваши слова как приказание?
Это был вызов, которого Мехлис не мог принять. В таком вопросе член Военного совета не мог отменить приказания командующего фронтом. Это было бы неслыханное. И Гречко это знал.
– Так свяжитесь еще раз с командующим фронтом, – сказал Мехлис.
– Поздно, – сказал Гречко. – Через пять минут начнется. Уже поздно и связываться и отменять.
И в самом деле, на часах уже было четверть девятого. До начала подготовки оставались минуты. Я посмотрел на стоявшего рядом с Мехлисом Гречко. Несмотря на свой внешне спокойный вид и свое, видимо, твердое решение, вопреки нажиму Мехлиса не запрашивать вторично командующего фронтом, он, должно быть, все-таки нервничал и, закинув за спину руки, пальцами одной покручивал пальцы другой.
Предшествовавшая наступлению передовых батальонов частичная артподготовка оказалась довольно внушительной. В грохот орудий прорвались короткие залпы легких, установленных на «виллисах» эросов. Словом, все было сделано для того, чтобы полностью имитировать обычный характер нашей артподготовки.
– Ну, «Борисы» пошли, – сказал Гречко, продолжая крутить пальцы. «Борисами» он называл свои батальоны, пошедшие в разведку боем.
Погода все еще не прояснялась. Но Мехлис, который до сих пор относился критически к возможности улучшения погоды, теперь безотрывно глядел на небо, искал и то здесь, то там находил какие-то просветы. Теперь, когда наступление уже началось, он хотел, чтобы погода во что бы то ни стало исправилась, и почти галлюцинировал.
– Вон, смотрите, – говорил он. – До этого места не меньше четырехсот метров, а может быть, и все пятьсот (на самом деде до этого места вряд ли было триста), а там уже деревья около дороги видны. Вон, видите, танк идет. А полчаса назад его не было бы видно. А вон справа появились разрывы в облаках. Может, и небо выглянет. Видите?
Была обычная пауза после начала артподготовки, когда какое-то время на наблюдательном пункте все нетерпеливо ждут первых донесений.
Я стоял вместе с Мехлисом и Исаевым, и у нас, уже не помню с чего, зашел разговор о солдатских посылках с фронта домой. Исаев рассказал о том, что многие солдаты посылают домой стекло – обивают стекло досками и приносят, – потому что им из дома написали, что стекла нет. А на почтовом пункте посылку не принимают – нельзя, не подходит по габариту, а кроме того, бьется.
– Давай принимай! – говорит солдат. – Давай принимай! Немцы мне хату побили. Принимай посылку, а то ты не почта, раз не принимаешь.
Многие посылают мешки с гвоздями, тоже для новой хаты. А один принес свернутую в круг пилу.
– Ты бы во что-нибудь завернул ее, – сказали ему на почте.
– Принимай, принимай, чего там! Мне некогда, я с передовой.
– А где ж у тебя адрес?
– Адрес на пиле написан, вот, видишь?
И действительно, там, на пиле, химическим карандашом был написан адрес.
Услышав этот рассказ Исаева, я вспомнил о другой истории, которую мне недавно рассказывали. После взятия какого-то из маленьких немецких городков старшина роты, в прошлом председатель колхоза, наткнулся там на брошенный хозяевами магазин мужских шляп. У него была с собой ротная повозка, он погрузил на нее шляпы, а потом сделал большую посылку: запаковал, всунув одна в другую, тридцать новых фетровых шляп и послал их к себе в колхоз с письмом, в котором писал жене: «Посылаю к Первому мая подарки колхозникам. Раздай всем мужикам, которые остались живы. Пусть к Первому мая оденут, меня вспоминают».
Гречко, уходивший в блиндаж, вернулся.
– «Борисы» пошли. Хорошо пошли.
– Да, а лучше все-таки было бы отложить, – сказал Мехлис.
– Трудно это делать, – сказал Гречко. – Это значит, все настроение сорвать у людей, если отменить. У людей настроение наступательное. Поскорее наступать, а потом поскорее по домам.
– Это, знаете ли, опасное настроение, – сказал Мехлис.
– Почему опасное?
– Потому, что в этой фазе излишний акцент ставится не на слове «наступать», а на словах «по домам».
Гречко не стал отвечать. Промолчал.
Артподготовка продолжалась. Длилась она примерно минут пятнадцать.
Я спросил Гречко:
– Какова мощь этой частичной артподготовки по сравнению с той основной, которая будет позже?
– Примерно такая, – сказал Гречко. – Сейчас по два дивизиона на каждый батальон действует и еще кое-что. В общем, сто орудий в течение пятнадцати минут. А когда начнется не ложная, а настоящая, будут действовать девятьсот орудий да плюс тяжелые эрэсы, и не пятнадцать, а сорок пять минут. Раз в тридцать мощнее.
– А как вы считаете, немцы принимают это сейчас за настоящую артподготовку?
– Думаю, что так. Мы и легкими эрэсами по ним палили, и все-таки, когда сто орудий густо бьет, это сильный огонь, в особенности если воспринимаешь это не здесь, а там, где разрывы ложатся.
Вскоре пришло донесение по телефону: взяли первых семь пленных. Продвинулись метров на триста за железную дорогу. Все пленные из штрафной роты 1-й танковой армии. Рота эта села в окопы только сегодня ночью, но пленные говорят, что вашего наступления сегодня не ждали. Вообще-то знали, что наступление готовится, поэтому их и посадили на передний край в окопы, но, когда именно будет это наступление, не знали.
К Мехлису подошел командующий артиллерией фронта Кариофилли. У них сразу зашел разговор об артиллерийской арифметике – сколько, когда и где истрачено снарядов, сколько, когда и где их будет нужно.
– Надо пооборотистей быть, – сказал Мехлис. – Надо все, что можно, сверху вытаскивать. Я вот звоню наверх и, если на звонок ответ положительный, не дожидаюсь документов, начинаю действовать без них. Привожу и расходую! Мне нужно, чтобы начальство сказало «а», а все остальное мы тут и без него договорим.
Разговор перешел на 18-ю армию, где собирались менять кого-то из артиллерийских начальников.
– Надо Гастиловича подтягивать, – сказал Мехлис о командующем 18-й армией. – Они наступать еще не начали, а надо чтобы подтянулись. А то левый фланг так отстает, что даже на карте некрасиво выглядит. Правда, и все мы отстаем. Кажется нас скоро Второй и Первый Украинский фронты в окружение возьмут, – добавил он с горькой усмешкой.
– Что наблюдаешь? – спрашивал в это время Гречко у командира дивизии. И, положив трубку, сказал: – Жалуется, что ничего не видит. Даже боя своего батальона не видит, хотя находится от него в пятистах метрах.
Мимо нас прокатил маленький связной броневичок.
– Знаете, как этот броневичок солдаты зовут? – спросил Исаев у Мехлиса.
– Нет, а как?
– «Прощай, родина!»
– Ну да, конечно, броневая защита у него плохая, – сказал Мехлис. – Но ведь его никуда и не посылают, только так, для связных офицеров.
Артподготовка закончилась. Теперь били только орудия сопровождения. Немцы начали все сильнее огрызаться. Где-то впереди рвались их мины и снаряды и слышалась ожесточенная ружейно-пулеметная стрельба. Из дивизии докладывали, что пленных взяли уже сорок семь человек, все на одном километре по фронту и все из штрафной роты, которая, наверное, и занимала целиком как раз на этом километре всю первую траншею.
– А ну, дайте залп между первой и второй линиями траншей, чтобы противник не оторвался и не ушел, – скомандовал кому-то по телефону Гречко. И, положив трубку, с большим оживлением, чем все, что он говорил до сих пор, сказал: – Думаю, что мы дезориентировали противника. Он решит после этой разведки боем – он сейчас уже понял, что это была разведка боем, а не наступление, – что мы сегодня будем уточнять результаты, допрашивать пленных и начнем наступление завтра. А мы начнем его сегодня.
– Сорок семь пленных, да еще штрафников, – сказал Мехлис, – сразу же во время разведки боем – это симптоматично. Видимо, воюют без большой охоты.
– Но вот погода не улучшается, – сказал Гречко.
