Долиной смертной тени - Алексей Ливанов
— Всем группам, продолжить движение! Рубеж — конец посёлка! Марш! — скомандовал Камрад.
Двигаясь от дома к дому небольшими перебежками и укрываясь за стенами, наша колонна продолжила маршрут разведки. Употреблённые вещества не давали воздействию аффекта сузить моё внимание до коридорного зрения. Дом. Динамический вход. Зачистка. Контроль. Ещё дом.
«Хороший препарат, — не к месту подумал я, переводя ствол автомата из зачищенной комнаты в коридор и выходя из очередного двухэтажного здания, — интересно, сколько это стоит и насколько реально его достать на будущее. Не знаю, как я буду себя чувствовать, когда воздействие пройдёт, но на момент боя — это незаменимая…»
Автоматная очередь в паре десятков метров от нас прервала мои отрешённые спокойствием мысли. Упав на землю под стеной последнего зачищенного нами дома, я искал укрытие и место для изготовки. Так его и не найдя, отполз к входной двери, державшейся на «честном слове». Огонь по нам короткими очередями вёлся из окна второго этажа последнего для зачистки нами здания.
— РПГ сюда! — крикнул Камрад бойцу с гранатомётом. — Дом на двенадцать часов, второй этаж, окно справа! Огонь!
Укрывшийся от обстрела за отработанным нами зданием гранатомётчик почему-то долго возился.
— Огонь, блядь! Хуле ты там ждёшь?! — орал сорванным голосом взводный.
Шипение реактивной струи пронеслось мимо меня, и через долю секунды хлопок от детонации заряда вывалил клубы дыма и пыли из всех проёмов последнего на улице дома.
— Вторую по первому этажу давай! — крикнул Камрад.
— Больше нет! — криком отвечает ему гранатомётчик. — Это последняя «морковка» была!
— Сука, всё через жопу! — откровенно бесился в злобе взводный. — То рубашка длинная, то хуй короткий!
— Прикройте! — крикнул Карабас, лежащий за куском бетонного обломка. — Я слева подбегу и гранату брошу!
— Все, кто по правую сторону! — скомандовал Камрад. — Короткими очередями, огонь прикрытия по окну и двери первого этажа! Огонь!
Сделав неудобный вынос с левого плеча, я немного выглянул из дверного проёма и, уловив в прицельную линию дверь, плавно нажал на спуск. Короткую очередь дублировал и гранатомётчик сзади меня. Борзый, не успев выйти из последнего здания, лупил «плёткой» из окна в окно.
— Стоп! — закричал Камрад, заметив крадущегося вдоль стены Карабаса. — Прекратить стрельбу!
Карабас, с зажатой в руке гранатой, низко наклонился, чтобы пробраться к входной двери под окном. Выдернул кольцо с предохранительной чекой и закатил РГД–5 в дверной проём…
«Только не беги назад, пока она не сдетонирует, — думаю я, — только не выпрямляйся!»
Секунды горения замедлителя запала тянутся для меня слишком медленно, и я уже открыл рот, чтобы крикнуть Карабасу те же слова, как он, будто назло, повернулся и побежал назад. Короткая автоматная очередь из окна догнала его, и Карабас, выгнув грудь и разбросав руки в стороны, ничком упал на землю. Одновременно с его падением сдетонировала граната на первом этаже.
— Твою мать! — кричит Камрад. — Вперёд!
Я, Борзый и гранатомётчик побежали в изготовке, на полусогнутых, прижавшись к стене, в сторону злосчастного дома, заняв позицию с его правой стороны. Камрад с Филом и Папаем, подбежав к Карабасу, оттащили его в укрытие. Закатив вторую РГД–5 в дверной проём, я крикнул Борзому и гранатомётчику через плечо:
— Своя!
Хлопок взрыва взметнул новые клубы песка и пыли.
— Камрад! Фил! — крикнул Борзый, осторожно заглядывая в окно первого этажа. — Идите сюда!
В ещё не до конца осевшей от взрыва гранаты пыли, среди кучи хлама, кусков домашней утвари и кирпича, были видны два силуэта на полу. Это были женщина и маленький мальчик лет пяти. Лицо женщины посекло осколками в кровавый фарш, мальчишке оторвало левую руку почти по локоть.
Оставив Папая с Карабасом, взводный и санинструктор вошли. Бегло осмотрев первый этаж, Камрад кивком головы отправил Борзого и гранатомётчика на второй этаж. Быстро наложив жгут на худое плечо и задрав окровавленную полосатую футболку на теле мальчика, Фил на ходу делал заключение:
— Он жив. Травматическая ампутация предплечья, проникающие ранения брюшной полости, травматический шок второй степени, он всё чувствует. Не знаю, сколько это продлится… — Фил достал шприц и посмотрел на Камрада. — Нужно принять решение, командир…
— Какое решение? — хмуро переспросил Камрад. — Ты о чём?
— Бабе пиздец, она уже готова, — Фил кивнул в сторону тела в хиджабе[19], — а у пацана серьёзные ранения. Ближайший передвижной ПМП километрах в десяти от нас плетётся, он столько не выдержит. Он будет долго и мучительно умирать.
— Что ты предлагаешь? — спросил взводный.
— Нужен кто-то обезбашеный, Камрад… — Фил несмело посмотрел на меня. — Я не смогут… Не бросать же его вот так…
— Второй этаж — чисто! — сказал спустившийся сверху Борзый. — Духа порвало. А это его семья, видимо?
— Похоже на то, — сказал взводный, вертя в руках АКМС, взятый из рук мёртвой мусульманки.
— Время идёт, командир… — напомнил о себе Фил, оглядываясь на лежащего рядом с Папаем Карабаса.
Дыхание мальчишки стало учащаться, и я не выдержал:
— Фил, набери в шприц несколько кубов морфина и выйдите все отсюда.
— В смысле? — не понял гранатомётчик. — Что значит, выйдите?
— Выйдите нахуй отсюда, я говорю! — перешёл я на крик.
Рука с готовым для укола шприцем застыла в нерешительности. Мысли роем пчёл летали в голове.
«Это ребёнок. Просто ребёнок. Так нельзя. Он не воюет и не убивает. Ему ещё играть в игрушки. Он даже наесться и напиться вдоволь не может…
Да, он ребёнок. Но он — ребёнок в семье игиловцев. Через пять-десять лет он уже будет бегать с автоматом, убивая направо и налево, и отрезать головы!
Грохнуть взрослого бабуина или его самку — вообще не вопрос. Но, блядь… Это же ребёнок. Примерно того же возраста, что и мой, который ждёт меня дома…
Ты же понимаешь, что ему в любом случае конец. Это не убийство, а облегчение его страданий. Ты же сам слышал слова Фила, он не выживет. Но, если это не сделать сейчас, он будет долго и мучительно умирать. И всё равно умрёт. Сможешь жить с этим? Уверен, что это не твоя пуля сейчас у него в животе?
Я, блядь, вообще ни в чём не уверен…»
В этот момент мальчик стал хныкать и тянуться здоровой ручкой к телу своей матери, глядя на её обезображенное осколками гранаты лицо.
— Умм… — тихим голосом произнёс мальчик, гладя пальчиками целой руки руку своей матери, — умми…[20]
Стараясь не попасть в кость, я несильно сдавил бедро мальчишки и ввел в него иглу, плавно надавливая на поршень шприца.
Осторожно, тур за туром, я снимал жгут с обрубка маленькой
