Памфлеты - Дефо Даниэль
Сие сочинение исполнило меня неистового гнева и побудило написать в ответ одну безделицу, которая была встречена всеобщим одобрением, гораздо большим, нежели я ожидал — я имею в виду «Чистокровного англичанина». Как благодаря сему творению Его Величеству стало известно мое имя, как я был ему представлен, взят на службу и после не по заслугам награжден— все это не имеет касательства до моего нынешнего дела, и если я об этом и говорю, то потому лишь, что никогда не упускаю случая выразить величайшее почтение, какое испытываю к блаженной памяти славнейшему и лучшему из королей, который удостоил меня чести и привилегии именовать себя не только государем, но и господином и был ко мне незабываемо добр и оскорбление памяти которого я никогда не допускал, если при том присутствовал, как не намерен допускать и впредь. Будь он жив, он не позволил бы, чтоб совершились все те несправедливости, какие мне довелось узнать.
Но, покарав нас за грехи, Господь призвал его к себе. Ради самих виновных я бы желал забыть, сколь неблагодарность, которую он испытал в стране, обязанной ему своим спасением и окончательным освобождением, по воле Провидения приблизила его кончину. И если я тут вспоминаю о прошедшем, то только чтобы побудить виновных иначе отнестись к тому, кто наделен такой же добротой и великодушием и кто нам ныне дан в монархи Господом и конституцией, в противном случае защитник праведных властителей воздаст неблагодарному народу по заслугам за обиды государей и ввергнет его в раздоры и беспорядки, к которым он влечется сам по своему безумию.
И я не могу не посоветовать всем виновным, справедливо выражающим сегодня радость по поводу воцарения нашего нынешнего государя, оглянуться на прошлое и вспомнить, кто первый, указав им путь к Ганноверской династии, склонил оставить в стороне папистскую родню из герцогов Савойских и Орлеанских, признать неоспоримое право парламента вводить ограничения в порядок передачи трона и утвердить прославленное положение Акта о престолонаследии, гласящее, что благо протестантского королевства не допускает возведения на трон государя-католика. Пусть не сочтут за труд припомнить, кто первый обратил их мысли к потомкам-протестантам из Ганноверского дома, и если на нашем троне восседает ныне протестант, то вслед за самим Господом мы тем обязаны королю Вильгельму. Нет надобности вспоминать во всех подробностях, как он исполнил это дело, как собственной персоной побывал в курфюршестве Ганноверском при дворе в Целле, как, возвратившись в Англию, не оставлял это своим особым попечением и, претворяя в жизнь задуманное, сам объявил народу славное имя Ганноверов и побудил парламент принять необходимое постановление, чем так надежно преградил дорогу Претенденту, что самые злокозненные планы якобитов не могли свершиться. Акт о престолонаследии, последовавшие вслед за тем другие парламентские акты, а также Уния с Шотландией, скрепившая сие решение навечно, доставили большое удовлетворение всем, кто знал и понимал случившееся, и освободили от страха перед Претендентом всех опасавшихся его прихода и резко против него настроенных. Свою уверенность, неоднократно мною выраженную, что якобиты никогда не смогут посадить на трон своего идола, я черпал из Акта о престолонаследии, что покажу в дальнейшем, и это мое убеждение было подтверждено бесчисленными последствиями сего Акта, которые я изложу далее.
Я отвлекаюсь от предмета изложения, но из простого чувства справедливости не могу не воздать должное славной памяти короля Вильгельма, и если мы считаем благом правление нашего нынешнего государя, то нам со всею неизбежностью за это следует благодарить почившего государя, трудам которого мы столь обязаны сегодня. С не меньшей легкостью
Его Величество способен был направить наши помыслы в иную сторону, к иным ответвлениям королевского дома, давно претендовавшим на престол. Какой король не согласился бы ради такой короны наставить своего потомка в духе протестантской веры? Но государь, который пекся о грядущем благе своих подданных и видел далеко вперед, насколько это в силах человеческих, монарх, который понимал, что Англией не может править не ведающий жизни юноша и протестантское исповедание негоже укреплять тому, кто перешел в него по политическим соображениям, король, который знал, что тот, кто испытал французское влияние и обучился тонкостям французской политической игры, не есть достойный страж британских прав и вольностей, этот король направил взор на ту династию, владеющую ныне нашим троном, которая претендовала на него не только по праву кровного родства, но прежде всего и главным образом потому, что, принадлежа к самым ревностным поборникам протестантской веры, была способна противостоять папизму и числила среди своих потомков множество достойных и многообещающих наследников, которые сумели бы принять корону и выдержать бремя правления народом, не пользующимся славой самых смирных подданных. Не стану говорить, делает ли честь все происшедшее проницательности короля Вильгельма, ибо сие не панегирик, а лишь заслуженная дань блаженной памяти моего господина и короля, из уст которого я часто имел счастье слышать слова великого удовлетворения тем, что ему удалось столь успешно завершить труды во исполнение Акта о престолонаследии; найдя достойного преемника, он говорил, что и во всей Европе нет другого государя — я привожу его слова так, как они были сказаны,— столь же достойного короны Англии, как курфюрст Ганноверский. И можно утверждать, не прибегая к лести, что, если упования Его Величества исполнятся лишь отчасти, винить нам должно будет лишь самих себя — мы бы могли доставить королю гораздо больше радостей правления, Бог свидетель, чем он узнал при жизни. Когда по смерти короля наследницей провозгласили королеву, горячие головы как одной, так и другой партии, почтя, что власть теперь у них в руках и что все прочие зависят от них, стали пускаться на немыслимые крайности и позволять себе такие действия, что, как всегда бывает с неумеренными, кончили раздорами и потеряли почву под ногами.
Хотя Ее Величество желала покровительствовать партии высокоцерковников, погибель остальных, не состоявших у нее на службе, отнюдь не входила в ее намерения, и вскоре, напуганная необузданностью этой партии, она отвернулась от них и приклонила слух к умеренным советам тех, кто лучше понимал, в чем состоит добро страны и королевы.
В сем перевороте пала партия Эдварда Сеймура — так назывались тогда высокоцерковники, — из-за чего иные высокопоставленные лица примкнули к вигам, к коим ранее не принадлежали, и так возникло деление на старых и на новых вигов, которое стараниями первых было доведено до столь высокого накала, что привело к падению и тех, и других.
Однако я слишком отклонился в сторону и возвращаюсь к собственной истории. В то время, когда происходили все эти события и разгоревшаяся ярость крайних тори достигла своего предела, я написал памфлет, чтоб защитить диссентеров от злобы и безумия этой партии, за что и пал ее жертвой.
Какую справедливость и какое милосердие они мне оказали, хорошо известно и не нуждается в напоминании. Сие введение подводит меня к обстоятельствам, кои предопределили все мое дальнейшее участие в делах общественной важности и кои в должной мере объясняют причины моего служения лицам, возложившим на меня слишком серьезные обязанности, чтобы я мог тому не подчиняться, даже если и не одобрял их действий. Мне представляется необходимым показать, в чем я соглашался, а в чем не соглашался с членами бывшего правительства, в каких их начинаниях участвовал, а в каких нет. И все, что склонны к беспристрастному и милосердному суду, смогут, взвесив сказанное, составить обо мне более снисходительное мнение.
Не стану порицать тут обхождение со мной людей, из-за которых я пострадал, и вспоминать, как они отвратились от меня в моих бедствиях, хотя и сознавали, что я служил их делу. И я упоминаю это только вследствие необходимости сообщить вам, что как раз в то время, когда, покинутый друзьями, удрученный горем, оставивший семью на пороге нищеты, я находился в Ньюгетской тюрьме, мне передали слова одного влиятельного лица, мне прежде незнакомого и известного лишь с виду и понаслышке, как всем известны знатные особы, являющиеся в дни торжеств перед народом.
