Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6356 ( № 4 2012)
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Юрий Павлов. Человек и время в поэзии, прозе, публицистике XX-XXI веков . - М.: Литературная Россия, 2011. - 304 с. - 1000 экз.
Юрий Павлов назвал сборник критических статей так, как впору назвать философский трактат или школьное сочинение. Определённые черты того и другого жанра в книге видны: утверждение, что Павлов называет вещи своими именами, можно принять и считать за правило, однако делает он это не без ограниченности энтузиаста. Критик берётся отделить "русскоязычных" писателей (Цветаева, Маяковский) от "русских по духу" (Казаков, Бородин); определяющее свойство вторых - непременная принадлежность к русско-православной традиции, где слово "православный" - ключевое. С Павловым можно дискутировать, и это будет спор содержательный и полезный для обеих сторон, потому что работы его - всяко не аморфная, равнодушно-ироничная игра значениями, а умная, искренняя, горячая позиция, которая потому и доступна для ухваток критики, что не обтекаема.
БИОГРАФИЯ
Рассел Миллер. Приключения Конан Дойла . - М.: Азбука-Аттикус, 2012. - 480 с. - 5000 экз.
Артур Конан Дойл любил писать письма. Одних только его писем к матери насчитывается не менее полутора тысяч. Книга Рассела Миллера - первая, созданная с привлечением этого обширного материала. Назвать жизнеописание Конан Дойла "приключениями", пожалуй, можно с натяжкой - и не потому, что приключений у него не было. Было и путешествие врачом на китобойном судне в Арктику, во время которого Конан Дойла наградили ироничным прозвищем Великий ныряльщик севера. Была добровольческая работа в военном госпитале, когда в Южной Африке свирепствовала эпидемия брюшного тифа. А однажды писатель, используя "дедукцию", помог оправдаться человеку, несправедливо обвинённому в преступлении и затравленному обществом. Но большую часть времени Конан Дойл вёл жизнь размеренную и безбурную. Он хотел, чтобы его запомнили как военного историка, и не выносил сравнений с Шерлоком Холмсом. Однако о нём и поныне пишут "приключения".
ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Тамара Михеева. Лёгкие горы . - М.: Издательский дом Мещерякова, 2012. - 224 с. - 1500 экз.
За повесть "Лёгкие горы" челябинская писательница Тамара Михеева получила премию Бажова, которая присуждается в память о традициях, заложенных уральским писателем. Лёгкие горы - это деревня, малая родина для большого дружного семейства, которое скрепляет бабушка Тася. Так хороши они, эти горы, что всё в них совершается легко: и приёмная девочка Дина, чья родная мама была с Кавказа, быстро стала здесь своей, и противозаконную вырубку леса жителям Лёгких гор удалось прекратить. Эта деревня и городок Лесогорск - островки самого лучшего и тёплого, что мы помним о советском дет[?]стве. Зло вторгается в жизнь Дины и её друзей сначала в облике людей с бензопилами, а потом бритоголовых парней в чёрных куртках - так писательница представляет себе русских националистов. Но и это зло похоже на тучу, ненадолго закрывшую солнышко: "Лёгкие горы" - повесть о счастливом детстве, пусть даже взрослые, которым во что бы то ни стало хочется устроить свою личную жизнь, иногда расстраивают детей непониманием.
Книги предоставлены магазинами "Фаланстер" и "Библио-Глобус" Татьяна ШАБАЕВА
Ни дня без смерти
Ни дня без смерти
КНИЖНЫЙ
РЯД
Олег Павлов. Дневник больничного охранника . - М.: Время, 2012. - 112 с. - (Серия "Проза Олега Павлова"). - 3000 экз.
Бомжи, алкаши, меняющие кровь на водку, санитары, врачи, охранники[?] Калейдоскоп чужих бед и скорбей. Жёстко, натуралистично, правдиво.
И всё это - глазами больничного охранника. Взгляд сочувствующего наблюдателя. С объективностью невмешательства и с субъективностью сопереживания.
"Я начал записывать: сценки, фразочки. От впечатлений. Потом это стало единственным способом вырвать себя из отупляющего их потока, когда приходил домой с дежурств. Казалось, слышу, вижу, чувствую - и не существую. И когда пишу - помню не себя, а чьи-то лица и голоса. Поэтому не ставил никаких дат, не было смысла. Только если год проходил - это что-то значило. 1994-й[?] 1995-й[?] 1996-й[?] 1997-й[?] Сколько людей осталось в этих записях, я не могу осознать - а были их тысячи. Приёмное отделение обыкновенной городской больницы. Вроде бы одно и то же. Подъехала "скорая" - и кто-то ещё поступил. Не было дня, чтобы на моих глазах кто-то не умирал. Но ко всему привыкали".
Привыкали все, кроме одного человека. Именно его взгляд на происходящее, вскрывающий ужас в обыденности, правдивый и точный, интересен читателю. Эта книга о том, как нельзя оставаться человеком, не страдая, не сострадая, не преодолевая боль. О том - что нельзя излечиться от впечатлений. Их надо принять, впитать в себя, пережить, хотя хочется оттолкнуть и забыть.
"Дневник больничного охранника" - книга, на которой как на вековом дубе несколько сотен зарубок, глубоких и свежих, угрожающих жизни целого ствола, но всё-таки не погубивших его, не сломавших. Зарисовки, небольшие этюды, картинки каждодневной больничной жизни без прикрас и какой бы то ни было сюжетной обработки. Минимум литературы, максимум жизни. Вот, например.
"Бомж. Привезли в самые морозы с улицы - лечили, обжился. Но лечение закончилось. Здоров. Выписывают. И он плачет[?] Собирался полдня, хотя и нечего собирать. Вызвали нас. Умолял отпустить последний раз помыться. "Ну дайте помыться, парни, завтра же Рождество!" Но нам приказали его выкинуть. Я сказал всем, что сам выведу его - иначе бы избили. Вижу - он уже замерзает. Отдал ему свою шапку - только чтобы ушёл и чтобы не видеть этого". Или вот ещё. "Один из охранников - вчерашний школьник - купил на получку видеокамеру. Первое, что сделал: побежал с ней в морг снимать "фильм ужасов". То есть чьи-то ноги ампутированные и руки[?] И это не взрослый садизм - это детское любопытство".
Из таких ёмких и аскетичных с художественной точки зрения зарисовок состоит вся книга. Читать её трудно и больно. Писать, наверное, было тоже не легче. В интервью "ЛГ" Олег Павлов признался, что считает "Дневник больничного охранника" своей лучшей книгой. Хотя уже были опубликованы произведения, принёсшие ему известность и премии: "Казённая сказка", "Карагандинские девятины", "Асистолия"[?] Почему? Потому что, по мнению автора, подлинная литература - это правда. "Со временем понимаешь, что точность - это и есть честность. Сама жизнь точна в мельчайших деталях, стало быть, если что-то не обладает её же точностью, оно безжизненно, фальшиво. Так что я не мог бы написать ничего точнее, сделав его просто сырьём".
Книга эта действительно сырьё, богатый материал для серьёзного романа. Но, пролежав четырнадцать лет, романом он так и не стал. Не стал и повестью. Потому и жанр - дневник. Что ж, имеет право быть.
Однако вот какое дело. Больничная жизнь представлена как беспросветная горемычная рутина: люди болеют и умирают, охранники грубы, санитары бездушны. Да, но ведь кто-то и выздоравливает! Кто-то сочувствует. Кто-то смеётся, радуется и шутит. Но ничего этого у Олега Павлова нет. Ни улыбки, ни шутки. Но так ведь не бывает. Получается несколько однобокая точность. Жаль, что сырьё не вылежалось до романа. Возможно, в романе и удалось бы преодолеть эту однобокость, добавить светлых красок и написать жизнь полноценную, а не деградирующую, болезненную, стремящуюся к разрушению и распаду.
Полина ПАНАРИНА
Ирландец вне Ирландии
Ирландец вне Ирландии
КНИЖНЫЙ
РЯД
Алан Кубатиев. Джойс . - М.: Молодая гвардия, 2011. - 479 с. - (ЖЗЛ). - 5000 экз.
Джеймс Джойс родился в 1882 году в Дублине, 110 лет назад он впервые уехал из Ирландии, а 100 лет назад побывал там в последний раз. Разумеется, это всего лишь цифры, но их совпадения всегда много значили для писателя, посему отметим их и мы. Тем более что Алан Кубатиев, автор первой русской биографии Джойса, старается в своей книге представить "Джойса изнутри", с точки зрения его резонов и побуждений, - насколько это возможно. Если учесть противоречивость знаменитого ирландца, его склонность к саморазрушению и разрушению ближнего мира - и при этом несомненную притягательность его натуры, надо признать, что Кубатиев поставил себе весьма сложную задачу - беспристрастно любить Джойса - и справился с нею достойно.
