Игорь Танцоров - Деньги или любовь. Жертвы половой войны
Если трезвым взором вникнуть в суть того, что произошло, то надо признать — провокация удалась на славу и принесла именно те плоды, которых от неё ждали провокаторы. Эмансипация — лекарство от физической, абсолютной власти, будь-то собственность или подданные. Всё это, как мы видели, произошло задолго до «эмансипации женщины». Сохранилась только полигамная, гаремная отрыжка физического владения — семейное правовое неравенство. Эту отрыжку и следовало аккуратно вылечить, сохранив главное — отношения любви и собственности в семье. Предоставив женщинам гарантию от предвзятого отношения, от издержек неудавшегося брака и разочарований преданной любви, общество надолго решило бы проблему злоупотреблений власти — как в государстве, так и в семье. Предоставило бы возможность любви освободиться от своих варварских корней, как в своё время произошло с деньгами. И, как и деньги, любовь возможно сыграла бы в обществе новую роль, открыла какое-нибудь реальное чудо, по типу того, что явили нам символические деньги.
Но вместо всего этого, возбудив доверчивое женское сердечко кровавыми баснями о домашних деспотах, тиранах и извергах, подстрекатели бабьего бунта оторвали его от «грубого вонючего парнокопытного» и бросили на произвол судьбы. Власть мужчины была подорвана на корню.
Государство «всеобщего» благоденствия
Оторвав мужчину и женщину друг от друга, эмансипация вернула нас во времена первобытного хаоса, из которого только зародилась моногамная семья. Тут можно спросить — как же так, если мы вновь оказались в хаосе, почему всё пошло иначе, чем раньше? Раньше всё было так романтично. Из хаоса появилась любовь, семья. А теперь только разврат и всеобщая дегенерация.
Действительно, разница есть. Разница в том, что тогда женщина не была свободной, а принадлежала мужчинам. Они за неё рвали друг другу волосы, глотку и всё остальное, что попадётся под руку. Сейчас культура дала мужчинам по граблям, связала им руки и вообще опутала их с ног до головы своими гуманными и туманными идеями. А женщина? А женщина вообще не может быть свободна — одна она никогда не выживет в этом мире. Не говоря уж о воспитании детей. Поэтому вслед за эмансипацией в новом прекрасном обществе остро встала потребность опять присвоить её. Правда не в том, или, точнее, не столько в том смысле, как раньше. Теперь это её защита, поддержка, помощь и т. д. и т. п. За этот сизифов труд взялось государство, которое в те времена было меньше и лучше. И в реальности недолгая женская свобода обернулась безраздельным владением бездушного государства.
Но бесполезный труд только из обезьяны сделал человека. Из нормального государства мужчин он сотворил «государство-няньку» с разросшимися социальными программами, разжиревшими охранительными органами, распухшими бюджетами и раздутыми налогами. Суть этого государства-няньки, второпях выросшего вслед за эмансипацией — помощь одиноким, обиженным и просто симпатичным женщинам. Без большой натяжки можно сказать, что процессы эмансипации + разрушения семьи + усиления социальной роли государства — по сути один и тот же процесс, занявший в цивилизованных странах весь последний век, что можно считать прямо таки рекордом по историческим меркам. И конечно, все функции семьи тоже плавно перешли к государству, включая воспитание, начальное образование, содержание матери и ребёнка, поддержка стариков и инвалидов. Государство уже стало самым большим работодателем и всё ещё продолжает расти как на дрожжах. Почти 70 % госбюрократии и сферы «социальных услуг» — сами женщины, нашедшие там приют, опору и защиту от мужа. В результате то, что делал один мужчина, теперь делают тысячи женщин, поддерживая и приободряя друг друга.
На первый взгляд скептическому читателю может показаться, что всё это сильно преувеличено, что всё это демагогия, что женщина не принадлежит никакому государству. Чем она отличается, в конце концов, от мужчины? Он точно так же принадлежит государству. Или наоборот, и он, и она одинаково свободны. Нюанс в том, что если мужчины содержат государство, то женщины, наоборот, находятся на его содержании. Они дают ему меньше, чем получают. В этом суть отношений женщины с мужчиной и суть её отношений с государством-нянькой. Возмущённый читатель может воскликнуть много слов. И напрасно. Почему бы из чистого любопытства не просчитать, так сказать, половой разрез бюджета? Конечно, так никто не считает и считать не будет, такой подход неполиткорректен, неэтичен и негуманен. Да и не нужен. Достаточно того, что перераспределение в сторону женщин имеется. Например, женщины гораздо больше мужчин нуждаются в защите. И не только жизни и здоровья, но также чести и достоинства. Женщинам идёт большая часть пенсионных расходов, если учесть, что мужчины работают дольше, а умирают раньше. И расходов на здравоохранение, если учесть какую их часть составляет охрана здоровья женщины и матери. Ну а про пособия матерям можно и не говорить. А даже в такой либеральной стране, как Америка, всё ещё изображающей сопротивление социализму, социальные расходы вместе с охраной здоровья занимают почти половину бюджета!
Сам принцип формирования государственных доходов и расходов — обезличенный и универсальный — есть, по существу, отъём денег у мужчины, которые он и так бы потратил на женщину, но на свою, а не «вообще». Вот если бы, из, конечно же, чистого любопытства, возмущённый читатель всё-таки захотел присесть и просуммировать мужской и женский вклад и выклад, то непременно увидел бы, что мужчины, как и прежде, содержат женщин, но теперь не лично, а через налоги и прибавочную, а точнее, «отбавочную» стоимость, которую они создают своим трудом, но не видят как своих ушей. И содержат из рук вон — если кое-какие из женских качеств общество ещё использует, то самые важные пропадают зря. Государство не ценит женщину, оно при всём желании не может этого сделать. А это в ней самое главное. Использовать женщину только в качестве рабсилы сродни использованию хрустальной вазы в качестве ковша в экскаваторе — хлопот много, а толку мало. И в итоге общество проигрывает. Даже экономически — сами деньги требуют более рачительного собственника. Не надо спорить и доказывать, что кругом расцвет капитализма и вообще сказочная эффективность, позволяющая припеваючи жить, время от времени перекладывая бумаги. Этот затянувшийся расцвет объясняется весьма кстати случившейся научно-технической революцией и количественным расширением рыночной экономики. Ресурсы, дешёвая энергия, кредиты в счёт будущего, а главное, пожалуй — эксплуатация стран вечно «третьего» мира. Этот однобокий коммунизм засияет во всей красе, когда экспансия захлебнётся. Когда придёт наконец пора рассчитываться по счетам. Тогда и можно будет точно сказать, где тут демагогия, а где неудобная правда.
Связь между «освобождением» женщины, и особенно наделением её правом голоса, и последующим ростом государственных расходов, ростом аппарата управления и повышением налогов, хоть и чётко зафиксирована, но не особо афишируема. Эмансипированная от неудобной правды идеология государства-няньки предпочитает изображать это благом демократии, заботой о народе, собственной зрелостью, социальной справедливостью, социальной ответственностью и другими не менее завораживающими терминами. Классовые противники из глубин коммунистического лагеря в своё время объясняли социальное государство по своему — как плод завоеваний трудящихся и заразительный пример социализма. Конечно, негоже отрицать рациональное зерно обеих этих позиций, так же как и классовую борьбу пролетариата с буржуазией. Но горькая истина в том, что социальное государство было бы невозможно без массовой поддержки женщин. Социализм и уравниловка отлично сочетаются с женской психологией бесконфликтности, милосердия, помощи слабым и угнетённым. И конечно, иждивенчества — значительная часть социальных пособий идёт одиноким матерям, которые рожают детей, заранее зная, что государство им поможет. Эмансипированные женщины считают это право данным им с рождения, фактически шантажируя детьми государство. И государство радостно идёт им навстречу, предлагая лёгкую альтернативу семье и зависимости от мужчины.
Но кроме финансовой и физической безопасности, да ещё моральной поддержки одинокой матери-работницы, государство ничего не может предложить женщине. Но за это великодушная нянька отнимает у неё всё остальное. Всё, что выражается понятием «сильный мужчина». Потому что чем сильнее государство — тем слабее мужчина. Новорождённое государство социальной «справедливости» уравнивает, подавляет и душит инициативу, ставит мужчину в положение государственной прислуги. У него по-прежнему нет выбора — он должен содержать семью, если хочет быть в глазах женщины «настоящим» мужчиной и «нормальным» мужем. Выбор работать или нет появился только у женщины. Поэтому мужчины тоже делают выбор — и не в пользу семьи. В нормальных условиях завоевание женщины является одним из его стимулов. В условиях «ровного игрового поля», утрамбованного катком государственной поддержки женщин, этот стимул пропадает.
