Журнал Русская жизнь - Земство (апрель 2008)
Помню, как в какое-то из моих первых посещений квартиры А. И. я обратил внимание на нечеткую фотографию в рамке, видимо сильно увеличенную с маленькой. На ней был изображен человек, которого можно было бы принять за прямого потомка Шекспира - так схожи были их черты.
Взяв фотографию в руки, она стерла ладонью несуществующую пыль, некоторое время пристально разглядывала ее, после чего сказала:
- Необыкновенный, удивительнейший был…
Я хотел узнать больше об этом человеке, но А. И. назвала только его фамилию и от более подробных расспросов уклонилась. Это был Б. М. Зубакин.
…Какой- то пронзительно яркий день, кажется, конец февраля. Солнце освещает перья лука в банках на подоконнике в кухне на Спасской. А. И. говорила о своей книге «Королевские размышления», написанной ею в 20 лет, и о том, как эта книга -по сути атеистическая - была воспринята Василием Розановым.
Те, кто хотя бы немного знаком с ее биографией, знают, что в возрасте двадцати семи лет ее взгляды резко, если не сказать диаметрально, переменились. По сути, она налагает на себя обет безбрачия. Отказывается от лжи. Далее - вегетарианство, отречение от любого рода излишеств. Атеизм улетучивается, ему на смену приходит глубокая вера в Бога, сохраняющаяся почти до самого конца ее долгой жизни.
Меня всегда интересовало, что именно послужило причиной такой перемены ее мировоззрения. Был ли какой-то внешний толчок? В тот день в кухне на Спасской я спросил ее об этом.
Она так объяснила этот произошедший в ее душе перелом: «Отношения с любимыми людьми порой складываются таким образом, что ты либо вынужден лгать, либо, говоря правду, причинять страдания другому человеку. И то и другое для меня стало невозможным». Это не дословно, но смысл был именно таким.
Гораздо позже я начал понимать, что всего она мне не сказала. А может, в те первые годы нашего знакомства и не доверяла мне полностью - в советские времена такого рода вопросы настораживали.
Познакомил их поэт Павел Антокольский в 1922 году в Московском доме литераторов.
Позднее, во время его первого ареста, Борис Зубакин написал о себе в графе «партийность» следующее: «свободомыслящий мистический анархист, христианин, в общем христианстве разочарован», а в графе «политические убеждения»: «сочувствую маленьким коллективам - общинам духовного типа».
Родился в Петербурге в 1894 году. Его предки по линии матери были шотландцы, которых привел в Россию Петр I. В 1912 году Зубакин узнает о существовании ложи розенкрейцеров, которую возглавил Александр Кордиг. Идея о том, что Душа бессмертна не только мистически, но и физически, ибо основа ее - Свет, увлекает его. Себя и своих «товарищей по ордену» он называет рыцарями Света, а сам орден - Lux astralis («Звездный свет») сокращенно - LA.
А вот что об этом можно прочесть в официальных бумагах ОГПУ:
«По предложению следователя Зубакин в письменной форме рассказал историю группы «LA», эти записки им названы «Показания арестованного профессора Б. М. Зубакина». Фактически - это его биография. Он рассказал о том, как пытался осмыслить мир, как нащупывал в нем свой путь - путь розенкрейцера, о своих духовных и нравственных исканиях. Свою группу «LA» он назвал «частный сектантски-религиозный кружок мистиков». Зубакин поведал и о том, что в 1912 году у него произошел нравственный перелом, когда он почувствовал потребность уединения и дал обещание не есть мяса и рыбы, не лгать и вести умеренный образ жизни. Решение жить уединенно оттолкнуло от него некоторых из его друзей и мать, решение не лгать причинило массу неудобств и неприятностей. «Однако я горжусь ими, если это слово вообще здесь уместно, «…» и не нарушаю», - подытожил он. О себе Зубакин сообщил: «Никогда не шел лукаво. Ни с какими властями не боролся. «…» хотел бы написать пару книг по философии и литературе и умереть, никого не обидя, - среди природы и таких же, как я, друзей».
Вглядимся в эти чудовищные документы, скромно поименованные «протоколами следствия». «Поведал», «сообщил», «подытожил» - может создаться впечатление, будто речь идет о дружеском чаепитии. Этот нарочито повествовательный тон следственных протоколов кажется особенно фальшивым рядом с одной только его эмоциональной, на грани срыва запиской следователю, приложенной к «делу»: «В тюрьме я написал (в мыслях) 16 стихов (280 строк) и начинаю забывать. Разрешите бумагу, хотя бы для записи стихов. Некоторые о тюрьме и России, - заинтересуйтесь хотя бы, тов. следователь! - и подпись: Профессор Зубакин, лишенный Вами возможности работать за то, что стихи и философию любит больше всего в мире».
Вот еще одна маленькая иллюстрация к его портрету того периода, когда он уже был знаком с А. И., почерпнутая из миниатюры, опубликованной в ее книге «О чудесах и чудесном»:
«В конце 20-х годов Борис Михайлович Зубакин привез из Карачаева Тамбовской губернии, где жила его сестра Надежда Михайловна и где разорили церковь, - сидящую статую Христа, деревянную, тонко раскрашенную масляными красками; почти в натуральную величину, в терновом венце. Борис Михайлович вез ее в большой бельевой корзине. В пути его остановила милиция, по согнутой в колене ноге, выглянувшей из корзины, заподозрив, что он везет тело. Осмотрев, отпустили. Он поднял статую ко мне на 4 этаж без лифта в квартиру, где я жила с сыном-подростком Андреем с 1921 года по год ареста, 1937. (Мерзляковский переулок, 18, кв. 8). Статуя была покрыта от плечей по полуобнаженному телу темнопурпурной материей, стянутой возле шеи. Мы поставили ее возле киота в уголку у ширмы, делившей комнату на две части - мою и сына…»
В апреле 1933 года, когда А. И. была арестована первый раз, на следствии она не отказывалась от своего знакомства с Зубакиным, но отрицала какое-либо участие в его организации: «…ни о какой мистической или иной группе я не знаю и ни в какой из них не участвовала». Пробыв в заключении 64 дня, была освобождена (Горький?) постановлением ОС при Коллегии ОГПУ.
Однако на этом дело не кончилось.
Как явствует из материалов следственных дел, хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации, спустя четыре года после первого ареста, А. И. вновь арестована 2 сентября 1937 года в г. Тарусе. Из Тарусы вместе с сыном отправлена на Лубянку, а затем в Бутырки.
Следствие длилось четыре месяца. Первые вопросы относились к восьмиконечному кресту, изображенному на фото. Анастасия Ивановна отвечала, что этот крест хранился у нее на квартире более двух лет, примерно до 1935 - 1936 года, название креста - «Сакрэ-Кэр» («Священное сердце»), получила его от Б. М. Зубакина, дорожила им как реликвией, но когда, кому и почему отдала, не помнит.
Следствие выбивало имена участников «организации», сведения о ее структуре. Вот протоколы, донесшие сильно отретушированные вопросы-ответы.
Следователь: «Кто такой Зубакин?»
А. Цветаева: «Мой друг. Он - поэт, скульптор, талантливый импровизатор и философ. Познакомилась с ним в 1922 году в Союзе писателей в Москве. Сблизила нас общность этических и философских взглядов, а также отношение к религии и искусству. Наша дружба и личное общение продолжались до самого последнего времени, хотя в последнее время переписка и встречи стали редкими».
Следователь: «Каких философских и религиозных взглядов держится Зубакин?»
А. Цветаева: «По своим философским взглядам Борис Зубакин - идеалист. Он интересуется каббалой, мистикой и вопросами древних религиозных учений. Я разделяю эти взгляды Зубакина».
Следователь: «Назовите фамилии Ваших и Зубакина знакомых, разделяющих философские и религиозные взгляды Зубакина».
А. Цветаева: «Из таких лиц мне известны Валентин Николаевич Волошинов и Леонид Федорович Шевелев. Оба эти лица - ныне умершие».
Следователь: «Кто еще разделял философские и религиозные взгляды Зубакина из известных Вам лиц?»
А. Цветаева: «Кроме Волошинова и Шевелева, лиц, разделявших взгляды Зубакина, я никого не знаю».
Следователь: «Назовите фамилию Анастасии, проживающей в Смоленске, которая в 1936 году приезжала в Москву на панихиду по Ивашеву».
А. Цветаева: «Назвать фамилию Анастасии я отказываюсь из тех соображений, что этот человек ничем себя не скомпрометировал, и если будет известна фамилия Анастасии, то она будет привлечена к ответственности невинно».
И вот, наконец, обвинительное заключение сформулировано.
«В предъявленных обвинениях виновной себя не признала, но полностью изобличается показаниями участников организации», которые назвали ее «активнейшим членом организации», «секретарем организации и хранителем архива и реликвий «Ордена».
Постановлением судебной тройки от 10 января 1938 года Анастасия Ивановна Цветаева была приговорена к десяти годам заключения в ИТЛ (исправительно-трудовых лагерях), а уже в феврале отправлена в лагерь НКВД БАМ в район Хабаровска. С сентября 1941 года работала на Ургальском строительстве: до сентября 1942 года - в пос. Тырма, затем до конца срока - в лаг. № 4 на ст. Известковая Еврейской АО; в сентябре 1947 года была освобождена из заключения.
