Журнал Русская жизнь - Волга (июль 2007)
- Теперь на речной вокзал хожу ловить. Так и его скоро забором обнесут, от людей Волгу спрячут. А тут ведь подлещики, таранька… - возмущается Валентин Андреевич, мужчина лет пятидесяти пяти, уволенный по сокращению штатов с судоремонтного завода. - С килограмм за вечер наловлю, вот тебе и животный белок. А овощи и фрукты свои, с огорода.
В отличие от других крупных волжских городов по Астрахани не проехал каток индустриализации - так, построили в свое время с десяток заводиков, которые теперь по большей части благополучно умерли. Словно завершив многовековой круг, Астрахань сегодня вернулась к изначальному состоянию - жизни за счет Волги. Население, освобожденное от ярма социалистического (да и, как вскоре выяснилось, капиталистического) соревнования, занялось тихой, мирной деятельностью: рыбалкой, огородничеством, извозом и обслуживанием. Рыбалка в этой экономике натурального обмена по-прежнему ключевой сегмент. Но совокупный вылов за последние десять-пятнадцать лет, по приблизительным подсчетам, упал в 2-3 раза.
Тетя Света с главного городского рынка Селенские Исады торгует рыбой уже 25 лет. И год от года работы у нее становится меньше. «Раньше-то как было: пришел теплоход из Москвы, и вот тебе недельный заработок. Все сюда ехали за рыбой и икрой, полно было немцев, французов, финнов, москвичей. Семьдесят рублей чистыми в 1985 году каждый теплоход мне приносил. А сейчас хорошо если двести рублей».
Астрахань подкосил запрет на вылов осетровых. Царь-рыба тут - как золотой песок на Клондайке, все хотят ее поймать и вмиг обогатиться. Пускай везет одному из ста тысяч, мечта не умирает. По городу ходят байки
о счастливчиках, добывших белугу.
«Я сам знаю такого. Три года назад он поймал белугу на триста пятьдесят кагэ, сто килограммов икры в ней было, парень однокомнатную квартиру справил», - блестя глазами, рассказывает главный инженер завода «Русская икра» Николай Иванович. На его заводе о «золотой лихорадке» напоминает только чучело белуги: «Русская икра», некогда лидер отрасли, сырьевой гигант, пришла в упадок.
«Никакой жизни не стало», - бьет кулаком по столу крепкий хозяйственник Вячеслав Иванович Миронов, президент Ассоциации предприятий по добыче и воспроизводству осетровых, в прошлом гендиректор «Русской икры» (он и сейчас не бросает завод, работая здесь советником). Словно в подтверждение его слов в кабинете гаснет свет. «Веерное отключение электричества в городе началось. Ну ничего, мы сейчас дизель запустим, чтобы наши холодильники не разморозились».
В холодильниках 70 тонн сома. Кто-то позавидовал бы такому улову. Но у Миронова же завод, а не лавочка.
«С 1927 года ловил наш завод осетра. Пик пришелся на 1990 год: двадцать тысяч тонн осетровых и две тысячи тонн черной икры. На двести миллионов долларов! А что сейчас? Дали мне квоту на 2007 год - одну тысячу тонн частиковых (подлещик, судак, щука, вобла). А на осетровых уже четыре года не дают! Рабочих на трехдневную неделю перевожу! Миллион долларов в год - вот и весь доход! Тридцать кораблей на причале гниют - ловить не дают!» Миронов расходится не на шутку. Но на вопрос, кто виноват, дает короткий ответ: «Мафия». Кто состоит в «мафии», кто ею заправляет? Молчит.
Зато виноватых охотно называют на Селенских Исадах: местная власть, криминал и правоохранительные органы. Правда, кроме «мафии» здесь недобрым словом поминают Чубайса и олигархов. «Второй год энергетики на две недели раньше срока воду с верховий спускают. От холодной воды рыба обратно в Каспий уходит, а дальше к казахам и азербайджанцам. А еще нефть у нас и газ стали добывать. Вот и набурили дырок олигархи - в наших карманах», - жалуется продавщица тетя Света.
А Миронов хвалит прежние, ельцинских времен власти. «Вот Пал Палыч Бородин был человек, не то что сейчас люди! В 1998 году приехал к нам, подписал бумагу на гарантированную доставку в управделами президента двухсот тонн осетра и двух тысяч тонн частиковых в год. Никто против этой бумаги пойти не мог!» - с горечью вспоминает рыболов.
Час сома
Вылов осетровых запретили из благих побуждений. Поголовье осетра стремительно сокращается, не помогает даже разведение мальков, впоследствии выпускаемых в реку. По данным Миронова, в Астраханской области рыбзаводы ежегодно выращивают 60-70 млн мальков. Куда те потом деваются, статистике неизвестно.
Известно местным жителям. Ловить осетровых частникам официально запрещено, однако население вовсю браконьерит, доскребая остатки своего «золота». Миронов говорит о пяти тысячах тонн незаконно добытого осетра в год. За килограмм этой рыбы на черном рынке дают сейчас 160-180 рублей, за килограмм икры - 5-10 тысяч. В путину, в апреле, полгорода отправляются на промысел в дельту Волги, а половина этой половины потом на месяц уходят в запой.
В другое время тут особенно не пьют: не на что. Копят силы для следующей путины да упражняются в ловле на удочку. Все набережные Астрахани, исключая те два километра за забором, забиты удильщиками. Кто-то блеснит щуку и судака, кто-то таскает подлещиков, наживив на крючок кукурузину «Бондюэль», самые предприимчивые ловят сомов. «В соме много жира, на свинину похож. Мясо-то сейчас не каждый купит, а сом вот он, под ногами. Да и туристы берут его, копченого, неплохо. Землечерпалки сейчас все сгнили, дно никто не углубляет, не тревожит, ила много, вот в иле сом, как свинья, и размножается», - разъясняет региональную экономику и гидрографию рыболов-ветеран, 85-летний Сергей Дмитриевич.
И правда, река захламлена. Тут и там вдоль астраханских берегов встречаются кладбища кораблей. Маленькие суда предприимчивые астраханцы пилят на металлолом, большие истачиваются ржавчиной или сгорают - зимой бесприютные гастарбайтеры из Казахстана имеют обыкновение разводить в трюмах костры. Если так пойдет дальше, лет через двадцать Волга освободится от всех примет индустриальной цивилизации. Пожалуй, единственным напоминанием о ней останутся пластиковые бутылки, которые местные жители используют в качестве поплавков для сетей - вечером, когда сети снимают, поверхность воды пестрит пустой тарой.
Осетра почти нет, но зарабатывать-то все равно надо. В старом, ветхом центре города каждый второй домик приспособлен под рыборазделочный цех: тут пластуют, засаливают и провяливают рыбу. Справляются с работой человек пять, еще один отгоняет или травит мух. За лето надо успеть насушить добычи на весь год, а потому в дело идут любые помещения; например, пришлые казахи вялят рыбу даже в заброшенном доме культуры завода им. К. Маркса.
На острове Заячий владелец такого цеха Мехмет жаловался нам на жизнь, демонстрируя отменное знание потребительского рынка. «Вот у вас в Москве жрут эту гадость из сушеных кальмаров. А нашу воблу не едят! А куда мне сбывать триста тысяч штук сушеной рыбы? Тут-то кому она нужна, все сами сушат. Раньше в Сочи возили воблу, так там теперь тоже на москвичей все хотят быть похожими, не едят наш продукт». В свете пропаганды нанотехнологий Мехмет стал задумываться о научном подходе к переработке рыбы. «Говорят, какие-то гормоны можно из рыбы получать или биодизель. Нет у вас в Москве такого ученого нам в помощь?»
Свет с Востока
На Москву астраханцы надеются, но москвичей вместе с тем побаиваются. «Москвичи скупили в дельте Волги все пансионаты, понастроили там турбаз и ловят теперь рыбу, как белые люди. Отгородились от нас колючей проволокой или заборами, ружьями пугают. А там ведь как раз осетры, судак. Один москвич-бизнесмен привозил на время столичный ОМОН - охранять свои владения от нас. А что они там за заборами делают - может, током рыбу бьют или радиоактивные отходы сливают в Волгу, - проверить некому», - возмущается продавщица тетя Света.
Московский ОМОН - вообще одна из главных тем разговора. Как и на гражданских москвичей, на него надеются и одновременно боятся. Его привозят на путину, в апреле-мае, потому что подозревают астраханский ОМОН в сговоре с местными браконьерами. Москвичи оцепляют зоны нереста в дельте Волги - фактически вводят чрезвычайное положение. Внутрь зоны ОМОН запрещает провозить водку, наружу - свыше десяти штук рыбы (осетр - безусловное табу). Дело на первый взгляд правильное. Но от необъявленного ЧП страдают прежде всего простые рыболовы. «После ухода воды в ериках кишмя кишит сазан. К августу, когда водоемы пересохнут, он все равно погибнет, а нам его не дают ловить больше девяти штук, да еще и дубинками грозят. Где тут справедливость?» - сетует Сергей Дмитриевич. Однако при должном старании эта квота - не препятствие сытому существованию и даже заработку. Один сазан может потянуть килограммов на пять и больше, ходки за ним можно делать каждый день и к концу сезона навялить до тонны продукта. А это 80 тыс. рублей - столько получают за год работы на местных, чудом сохранившихся, немногочисленных заводах.
