Виктор Ротов - Ближе к истине
Этим людям, и им подобным, колхоз обязан тем, что хозяйство считается в районе одним из крепких, стабильных. И тем, что оно ежегодно имеет прибыли, которые позволяют колхозу обходиться без дотаций государства.
Говоря о стабильности коллектива, я вовсе не хотел сказать о его статичности, неподвижности. Отнюдь. Наоборот, здесь постоянно занимаются подбором, воспитанием кадров. На смену выбывающим идут новые люди. И, как правило, не со стороны, а свои. Новый главный зоотехник — Валентина Яковлевна Пищулина — это потомственный, можно сказать, специалист — дочь бывшего главного зоотехника. Новый бригадир полеводческой бригады № 1 Николай Васильевич Кириченко — бывший агроном полеводческой бригады № 3, где управляющим Федор Егорович Потехин. Кириченко сменил на посту бригадира Рубена Серафимовича Багроухова, который теперь главный агроном.
Не обошлось и без потерь. Кое‑кто отстранен от занимаемой должности за недостойное поведение, за упущения в работе. Кое‑кто понижен. Но никто из них не уволился, не ушел из коллектива. А это, надо полагать, означает, что коллектив справедливо предъявил к ним претензии.
Заботясь о достойной смене кадров, на ферме № 2 организовано комсомольско — молодежное звено доярок. Им созданы все условия для овладения мастерством, воспитания воли и характера, преданности делу. Это надежда колхоза.
Я вижу, что не только в воспитании кадров преуспели чапаевцы, но и в строительстве. Заново, например, отстроилась МТФ-6. Вместо стареньких турлучных корпусов выстроены новые из кирпича и бетона. Теперь вместо 400 голов крупного рогатого скота здесь содержится 900. Вместо 1000 тонн молока ферма дает 1500 тонн в год. Это при условии, напомню, капитального ремонта стада. И при условии замены породы скота: взамен красностепной здесь решили вывести так называемую айрширскую. Это красно — пестрая порода; неприхотливые, высокоудойные животные. Первое поколение красных с белыми пятнами телят уже барахтается в загородках родильного отделения, в
«детском» приемнике, где новорожденные обсыхают и согреваются под направленными лампами красного света.
На ферме улучшилось качество продукции и качество труда. В 1985 году получено в среднем приплода по 100 голов на каждые 100 стельных коров. Если раньше на ферме работало 52 человека на 400 голов скота, то теперь 41 на 900. Доярок было 27 человек, сейчас управляются 11 с подменными. Работа организована так, что каждый работник фермы имеет 10 выходных в месяц. Руководит фермой все тот же Александр Владимирович Пертман. Человек необычайно одаренный, преданный делу, умеющий работать с людьми.
Когда я писал книгу о колхозе, я жил на этой ферме, стараясь понять душу коллектива. Ферма была старенькая, утопала в грязи (место попалось гиблое — низина, подпочвенные воды), но работала четко, высокорентабельно. Я тогда удивлялся, почему Павел Трифонович (прежний председатель) порекомендовал мне именно эту ферму? Потом понял: он хотел показать мне, на что способен коллектив сплоченных людей. Ферму, где, несмотря на неважные, мягко говоря, условия, люди работали отлично. Где работал положительный человеческий фактор, о котором теперь заговорили во весь голос. И сейчас — сейчас тем более! — я вижу, в основном все держится именно на человеческом факторе. То есть, люди работают от души.
Та же Алла Максимовна Бычкова (Пертман). В условиях старой фермы она обслуживала 100 телят. Теперь 160.
Я спросил:
— Трудно?
— Трудней, чем сто, — ничуть не лукавя, ответила она, — но у меня большой опыт. И потом — новый корпус, новые возможности. Правда, убирать навоз стало трудней. В старом корпусе был транспортер для удаления навоза, а здесь почему‑то не предусмотрели.
В самом деле: сквозь решетки в сточную траншею, которая работает самосплавом (то есть, смыв идет напором воды), вместе с навозом смывается и соломенная подстилка. Она‑то и образует пробки, комья, которые засоряют траншею, закупоривают ее и затворяют сток. Приходится то и дело чистить траншею вручную. А для того чтобы почистить ее в месте, где она засорилась, надо найти это место и добраться туда. Долбить асфальт и бетон.
— Чем думали проектировщики? — возмущается Александр Владимирович, показывая мне место вскрытия сточ
ной траншеи. — Тоже ведь сработал человеческий фактор. Только со знаком «-». И телятник надо было ставить из кирпича. В бетонном животные мерзнут. Это те же дети!.. Возмущался, — предупреждает он мой вопрос. — Пожимают люди плечами. Мол, типовой проект. «И вообще, мы думали…» Они думали, что телята находятся возле матери. Такое вот представление у них.
Уборка животноводческих помещений, содержание их в чистоте, пожалуй, самое важное и самое трудоемкое дело на ферме. После кормления и доения, разумеется. Но кормление и доение механизированы в значительной степени. А на уборке пока преобладает ручной труд. Удивительное дело! Проектировщики и строители словно забывают о том, что в помещениях, которые они строят под ферму, будут содержаться животные. Что они, как и всякие живые существа, выделяют большое количество отходов жизнедеятельности. Что удаление этих отходов требует от людей, ухаживающих за животными, огромных усилий. Что это сопряжено с массой хлопот, скажем прямо, далеко не эстетического характера. Что вкусное, ароматное молоко, которое так необходимо нашим детям, престарелым родителям, да и нам самим, производится именно здесь, где каждый день кучами выгребают навоз, откачивают фекалии. И этим занимаются живые люди, орудиями труда которых чаще всёго бывают лопата да вилы. Где же сознание инженеров, изобретателей, строителей? Где он, положительный человеческий фактор?
Спору нет — приятно видеть наяву вместо старых турлучных помещений новые корпуса из кирпича и бетона с утепленными крышами. Четко работающие автопоилки, «елочки» на доении, «детские» приемники — помещения, где обсушиваются и обогреваются под красными лампами новорожденные телята, подземная канализация, водопровод и т. д. и т. п. Но обидно, когда тут и там видишь следы непродуманных, а порой и равнодушных решений в проектах. Вернее, отсутствие решений. Когда «торчат уши» — недоделки проектировщиков и строителей, а точнее их нежелание предусмотреть некоторые «мелочи» для удобства работы животноводов. Эти «мелочи» доставляют им крупные неприятности. Их приходится устранять по ходу дела. Подчас вручную, кустарным и полукустарным способом. Взять хотя бы те же кормушки в телятнике. Неужели нельзя было сразу сделать их так, как
того требует технология содержания телят? Неужели нельзя было придумать механическую раздачу кормов телятам?
Теперь для облегчения труда Аллы Максимовны местные умельцы сварили из железа обыкновенную тележку, на которой она развозит быстренько корма для своих 160 питомцев.
При мне «грузили» телочек на бортовую машину. Телочки эти уже достигли определенного возраста и теперь их направляют на доращивание для пополнения молочного стада. Таким способом «грузили», наверно, и при царе Горохе. Примитивный помост, примитивный загон и, естественно, обыкновенный прием: несколько мужчин разом с криками, гиканьем хворостинами погнали телочек на помост, с него в кузов машины. Перепуганные, они шарахнулись кучей, сбивая и подминая друг дружгу под себя. Понимаю: простое дело, просто делается. Но неужели нельзя было построить и оборудовать по всем правилам технологии специальную площадку? Как на СТФ-2. Ведь выращивание и транспортировка телочек на ферме не разовое дело, а составная часть постоянного технологического, если можно так выразиться, процесса животноводческого производства. Эти и много других «мелочей», которые портят кровь и нервы людям иначе не назовешь как ложкой дегтя в бочке меда…
Мне кажется, культура труда — одна из основных составляющих положительного человеческого фактора в ускорении социально — экономического прогресса. Мне кажется, культура труда таит в себе огромные неиспользованные резервы В этом смысле чапаевцы начали сдавать позиции. Когда‑то я восхищался чистотой * порядком на полевых станах. Туда действительно приятно было приехать, побыть там. Приятно было ехать людям на работу. Там уютно, красиво, удобно. Было. Теперь этого не скажешь. В чем дело? Что случилось? Почему полевые станы утратили свое лицо? И дела у полеводов последнее время не блещут. Нет ли тут взаимосвязи?
А сейчас мы с Александром Владимировичем Пертманом стараемся вместе понять, в чем конкретно проявляется человеческий фактор у них на ферме и почему?
— Я все‑таки не пойму, Александр Владимирович, как вам удается управляться с таким количеством животных меньшим числом людей? Раньше на 400 голов вас было 52 человека, теперь на 900 голов — 41!
— Возможности человека большие, чем мы думаем, — говорит он поразмыслив. — Опять же — хозрасчет. — Он показывает мне расчетные лимитные книжки, которые недавно завели в колхозе Чапаева. — Теперь на каждый вид расходов нам выдается строгий лимит денег. К примеру, вот на хозинвентарь. — Он открывает книжку и в ней я вижу цифру — денежный лимит на текущий квартал, — Теперь мы думаем — купить ведро или лопату, а может, обойдемся пока тем, что есть? Решаем: можно обойтись. И так во всем. И в использовании рабочих рук тоже. Подсчитали, прикинули. Оказывается, можно управиться меньшим числом людей, сэкономить зарплату. Мало того, потихоньку привыкаем делать то, что раньше нам делали другие. И ремонт помещений, и ремонт оборудования. А теперь вот сами будем заготавливать корма. У людей появился интерес, поскольку часть сэкономленных средств идет нам на доплату. Люди стараются. Потому что заинтересованность, сознательное отношение к работе…
