Светлана Аллилуева - Дочь Сталина. Последнее интервью
«Никаких осуждений, отречений, тем более публичных. Наоборот, я ее очень хорошо понимаю. Ведь и я натерпелась от этой власти. Совсем еще девчонкой оказалась в лагере, потом в ссылке. Мама тоже. Хорошо, брат был еще совсем мальчишкой - пронесло. А Светлане просто надоело быть здесь каким-то чучелом: или за ней бегают, или охранник по пятам ходит. Она поняла, что в этой стране у нее не будет свободы. К ней все приставали из любопытства, она все время была на виду: «дочь Сталина, дочь Сталина.» И все же мне ее трудно понять. На что она надеялась, отправляясь в чужую страну, где ее никто не ждет? Любопытство, сплетни быстро проходят. А что дальше? Я об этом все время думаю: где мне ее искать, что делать? Надо учитывать и характер, гордость и, конечно, безысходность. Сама себя в капкан загнала. Она себя ищет, ищет - и найти не может. Чужие страны, чужие люди. Звонить перестала. А раньше говорила: «Я так люблю слышать твой голос, ты обязательно рассмешишь, настроение поправишь».
Мне кажется, что все, кто покидает Россию, очень тоскуют. Чем-то она захватывает: людьми добрыми, душевностью, простотой. Всегда найдутся люди, которые тебя пожалеют, а там каждый за себя, плевать им на других, да еще иностранцев. Жалею, плачу - сестра все-таки.»
Из интервью Александра Бурдонского:
«Я очень понимаю ее со всеми «за» и «против», которые есть во всем, что Светлана делает. Сохрани меня Господь осуждать ее! Я очень ей сострадаю, и это, наверное, сродни любви. То, что она не нашла ни с кем общего языка, даже со своими детьми, это их дело.
Я даже не хочу в это влезать. Несмотря на свою обаятельность, внешнюю мягкость, она очень твердый, жесткий, бескомпромиссный человек. В этом она тоже дочь Сталина. Это противостояние. Мне кажется оно органичным. Она много претерпела каких-то трансформаций, изменений. Были ли они верными? Не знаю, не могу судить. Я бы никогда не смог уехать. Куда бы она ни уехала, она все равно российский человек. От этого никуда не деться. Я поставил пьесу на эту тему. Там есть такой символ: скрипучая дверь. Ужас. Все зажимают уши. Эта дверь - некий выход из придуманной, кем-то созданной фальшивой жизни, в которую ты попадаешь. А есть другая жизнь, но решиться на уход в эту жизнь, открыть эту скрипучую дверь никто не решается. Все понимают - но нет. Тут надо понимать, что такое эта свобода. Мы плохо изучаем науку одиночества. Постоянное нахождение самой с собой. Двойственная натура, которая со всем жаром бросается из одной крайности в другую. Это не приносит счастья. В результате такая вот судьба. Но вряд ли она бы хотела, чтобы ее жалели. Существует определенная гордыня. Согласитесь, что гордость и гордыня - вещи разные».
Если советская пропаганда создавала из Светланы Аллилуевой образ психически нездоровой неврастенички, не сумевшей пережить разоблачение и развенчание отца, погнавшуюся за «длинным долларом», то на Западе она представлялась ярым борцом с коммунизмом, героиней, бросившей вызов советской системе. И, конечно, никого не интересовали истинные переживания этой метущейся женщины, которая хотела лишь наладить новую жизнь, каким-то образом реализовать свои иллюзии. Одним из главных ее устремлений тогда было издание своей первой книги «Двадцать писем к другу» и написание другой.
Но и эти ее планы были хорошо известны на Родине.
КГБ в ЦК КПСѫ книге Светланы Аллилуевой обращает на себя внимание то, что Сталин характеризуется только с положительной стороны, подчеркивается его огромная работоспособность, скромность, аскетизм, любовь к народу, ненависть к пышности и презрение к касте. Вина за преступления возлагается на Берию и Систему, перед которыми даже сам Сталин был бессилен .»
С этого документа начинается странная и до сих пор не известная до конца история публикации на Западе книги «Двадцать писем к другу». Все права на нее приобрело американское издательство «Харпер энд Роу». Американцы торопились. Приближалось 50-летне Октябрьской революции, и от советской стороны, которая весьма опасалась выхода книги в канун такой важной даты, можно было ожидать чего угодно. Уже было известно о давлении Москвы на Госдепартамент США, многих влиятельных политиков с целью отложить издание. Намекали даже на возможное ухудшение советско-американских отношений.
Однако наиболее действенной оказалась провокация с публикацией фрагментов рукописи в западногерманском журнале «Штерн» под заголовком «Мемуары Светланы» с комментариями некоего Виктора Луи. Этот корреспондент лондонской газеты, бывший при этом советским гражданином и, что совершенно очевидно, агентом КГБ, уверял, что знаком с Аллилуевой. Именно она якобы передала ему вариант рукописи и фотографии. Сама же Светлана заверила нас, что никогда не была знакома с этим Луи. Фотографии и рукопись были просто похищены из запертого ящика ее письменного стола. Скорее всего, это было сделано во время негласного обыска или посещения московской квартиры Виктором Луи для интервью с Иосифом и Катей. А мы уже знаем, что детям было настойчиво рекомендовано общаться с зарубежной прессой.
Из интервью Светланы Аллилуевой:
«Расчет был на то, что до издания книги весь мир узнает о ней из «варианта» Виктора Луи и потеряет к ней всякий интерес. К тому же его «вариант» и комментарии подчеркивали главные пункты пропагандистской кампании против меня: «сумасшедшая с повышенной сексуальностью и ближайший помощник своего отца». Невинная история с Каплером, о которой я вам рассказывала, была раздута до «страстного романа с оргиями». «Пахнущие табаком поцелуи отца» превратились в заголовок: «Мой отец был хорошим человеком».
Все это было совершенной бредятиной, рассчитанной одновременно на задавленных пропагандой советских людей и на ничего не знающих западных читателей. Оказалось, что я всю жизнь находилась под наблюдением психиатров, носила бриллианты Романовых, ела с золотой посуды, о чем мы с вами уже говорили, жила в бывшем царском дворце. Больше того, отец советовался со мной по политическим вопросам, я вела дом, без меня не принималось ни одного важного решения. Договорились даже до того, что я присутствовали при подписании секретного пакта с Риббентропом в 1939 году (тогда была еще ребенком), а в Швейцарию я поехала, чтобы взять деньги, положенные отцом в тамошние банки.
В лондонской «Дейли экспресс» Луи опубликовал и фотографии, украденные из моего письменного стола. Заголовок был дан совершенно идиотский: «Секретный альбом Сталина». Имена, даты, факты - все было перепутано. Но особую боль вызывали появлявшиеся на страницах газет фотографии детей на фоне знакомых до боли книжных полок в нашей московской квартире. Ося и Катя выглядели такими несчастными, растерянными. А вопросики им задавали подходящие, типа: «Сколько еще мужей было у вашей матери?»
Я знала, что нельзя рвать сердце, реагировать на каждую ложь или небылицу. Это разрушительно. Стоило ли тратить жизнь на опровержение всей этой клеветы. На Западе каждый пишет то, что хочет. Приходилось мириться с этой оборотной стороной свободы. Но как резок был для меня переход из одного мира в другой. Кости трещали на этом повороте.
Помните, у Вячеслава Иванова есть стихи:
Я посох свой доверил Богу
И не жалею ни о чем.
Пусть выбирает сам дорогу,
Какой ведет меня в свой дом.
Глава четвертая. На чужих берегах
Крушение американской мечты
Еще за много лет до встречи со Светланой Иосифовной мы читали ее первую книгу. Тогда, в конце 60-х, она ходила по Москве в замусоленных «:самиздатовских» копиях наравне с прозой Пастернака, Солженицына, Шаламова, Набокова. Естественно, что эти кое-как сброшюрованные полуслепые машинописные копии вызывали ажиотажный интерес у читающей публики. Мы так мало знали правды о своей собственной истории, о подлинных судьбах известных людей, что интересно было любое живое слово, любое непосредственное свидетельство. И, конечно, особо притягивала возможность хоть немного заглянуть за непроницаемую Кремлевскую стену, с удивлением узнать, что и там живут обычные люди со своими страстями, судьбами, проблемами.
В Америке же «первенец» писателя Аллилуевой не имел громкого успеха. Для западного читателя в этой камерной, очень личной и какой-то целомудренной книге было слишком мало скандального, разоблачительного. Не оправдались надежды и на интимные подробности из жизни вождя и его окружения. Публику интересовали только ее отец и множество подробностей его жизни, которые в книгу не вошли.
Первый год за рубежом стал годом путешествий и поистине цыганского кочевья. Она объездила чуть не полмира: Азия, Африка, Америка. Упущенные за всю предыдущую жизнь впечатления были восполнены, и пора было становится на якорь, как-то и где-то обосновываться в этой жизни, тем более что с издателями уже была согласована новая книга «Только один год».
