Джаред Даймонд - Коллапс
Таким образом, существует множество экономических причин, объясняющих, почему горнодобывающим компаниям гораздо сложнее нести на себе груз затрат на очистные мероприятия, чем нефтедобывающим компаниям. В краткосрочной перспективе горнодобывающим компаниям гораздо дешевле заплатить лобби за проталкивание более мягких законов — по крайней мере, при существующем положении дел в обществе и законодательной системе.
Указанные экономические факторы усугубляются положением и корпоративной культурой, складывающимися в горнодобывающей промышленности. В истории Соединенных Штатов (аналогии можно проследить также в Южной Африке и Австралии) правительство поощряло горное дело как средство стимулирования продвижения поселенцев на запад. Таким образом, горная промышленность развивалась в Соединенных Штатах как нечто исключительное и отстраненное от всяких правил, как панацея для страны. (Еще одна иллюстрация проблемы, связанной с устаревшими ценностями, о чем шла речь в предыдущей главе.) Руководители горной промышленности на критику со стороны защитников окружающей среды отвечают проповедями о том, что цивилизация без горной промышленности невозможна, что ужесточение правил означает деградацию горной промышленности, а значит, деградацию цивилизации. Цивилизация, в нашем ее понимании, невозможна и без нефти, сельского хозяйства, лесной промышленности или книгопечатания, однако производители нефти, фермеры, лесозаготовители и издатели не прибегают к псевдорелигиозным рассуждениям горняков типа: «Бог создал металлы, чтобы их добывали во благо человечества». Служащие одной из крупнейших американских горнодобывающих компаний посещают церковь, которая учит, что Господь скоро сойдет на Землю, поэтому, если подождать с рекультивацией земель лет пять или десять, надобность в ней отпадет. Мои друзья в горнодобывающей промышленности так витиевато описывают превалирующие настроения в отрасли: «воспользовался и бежать», «менталитет барона-разбойника», «запрещенные приемы в схватке одиночки с природой», «самые консервативные бизнесмены на свете», «спекулятивное отношение к руднику как к тотализатору и месту личного обогащения за счет эксплуатации главной жилы в пику нефтяной отрасли, проповедующей увеличение стоимости активов в пользу держателей акций». Горнодобывающая промышленность неизменно отметает претензии, связанные с отравлением окружающей среды. В нефтедобывающей промышленности сегодня никто не будет отрицать вреда от пролитой нефти, однако добытчики металлической руды вред от утечки металлов и кислот по-прежнему отрицают.
Третий фактор, обуславливающий взаимоотношения горнодобывающей промышленности с окружающей средой — кроме экономических и корпоративных факторов, — это попустительское отношение со стороны нашего правительства и общества к ситуации, складывающейся в отрасли. Основным федеральным законом, регулирующим горное дело в США, является акт о горной промышленности 1872 года. Именно в силу этого акта горнодобывающие компании безвозмездно добывают полезные ископаемые на сумму 1 миллиард долларов в год из находящихся в государственной собственности недр, свободно сбрасывают отходы на государственные земли, а также пользуются другими привилегиями, обходящимися налогоплательщикам в четверть миллиарда долларов в год. Разработанные и одобренные федеральным правительством в 1980 году «3809 правил» не предусматривали предоставления горнодобывающими компаниями финансовых гарантий очистных мероприятий и не определяли должным образом таких понятий, как мелиорация и очистка земли. В 2000 году администрация Клинтона исправила предыдущие ошибки, однако не потребовала гарантий непосредственно от горных компаний. В октябре 2001 года положение, выдвинутое уже администрацией Буша, отменило почти все предыдущие, кроме возможности требовать финансовых гарантий, которые в любом случае бессмысленны без четкого плана мелиорации земли и сметы на очистные мероприятия, подлежащих указанному финансовому гарантированию.
Редко когда нашему обществу удавалось привлечь горную промышленность к ответственности за причиненный ущерб. Законодательным органам, разработчикам инструкций, политикам придется постараться, чтобы устаревшие законы исчезли. Правительство штата Монтана давно противостоит горнопромышленному лобби, а правительства штатов Аризона и Невада по-прежнему на стороне отрасли. Вот другой пример: штат Нью-Мехико оценил стоимость мелиорации земли для медного рудника Чино, принадлежащего корпорации «Фелпс — Додж», в 780 миллионов долларов, но потом снизил свои претензии до 391 миллиона долларов из-за политического давления, оказывавшегося на штат со стороны лобби. Так если американское общество и правительство требуют от горной промышленности столь малого, стоит ли удивляться, что сама отрасль столь мало отдает добровольно?
Мой отчет о горнодобывающей промышленности, возможно, создал у вас ложное представление о ситуации внутри отрасли. Конечно, она не столь однообразна. Поэтому полезно выяснить, почему некоторые горные компании или компании схожих отраслей промышленности принимают природоохранные меры или склоняются к их принятию. Приведу шесть примеров: угольная промышленность, отделение компании «Анаконда коппер майнинг» в штате Монтана, платиновые и палладиевые рудники в Монтане, проект «Добыча полезных ископаемых и обоснованное развитие», а также компании «Рио Тинто» и «Дюпон».
На первый взгляд угольная промышленность гораздо более, чем нефтедобывающая, похожа на горную промышленность в том, что ее деятельность неизбежно наносит окружающей среде тяжкий урон. Потенциально угольные шахты оставляют после себя гораздо больше беспорядка, чем горные разработки, потому что количество добываемого в год угля огромно и более чем в три раза превышает объем добываемого металла. То есть горные шахты обычно загрязняют большее пространство, а в некоторых случаях снимают почву до коренной породы и обрушивают скальные породы в реки. С другой стороны, чистый уголь залегает пластами до трех метров толщиной, которые могут тянуться на многие километры, так что отношение добытого угля к отходам составляет один к одному, тогда как при добыче меди это соотношение, как уже говорилось, составляет один к четыремстам, а при добыче золота — один к пяти миллионам.
Катастрофа на одной из американских угольных шахт в 1972 году у Буффало-крик стала тревожным звонком для угольной промышленности, также как катастрофы с танкером «Эксон Вальдес» и нефтяной вышкой в Северном море стали тревожными звонками для нефтяной промышленности. Катастрофы же на предприятиях горной промышленности происходят в странах третьего мира — слишком далеко от глаз передовой мировой общественности, чтобы ее будоражить. Наученное событиями у Буффало-крик, правительство Соединенных Штатов в 1970-х и в 1980-х годах ужесточило правила, производственные планы и финансовые гарантии в отношении угольной промышленности, поставив ее в менее выгодные условия, чем горнодобывающую отрасль.
После внедрения упомянутых правительственных инициатив угольная промышленность предсказывала катастрофы, но через двадцать лет все-таки научилась жить по новым правилам. (Конечно, это не означает, что теперь деятельность угольной промышленности безупречна, просто она стала более регулируемой, чем двадцать лет назад.) Одна из причин такого изменения заключатся в том, что многие (но, разумеется, не все) угольные шахты расположены не в живописных горах Монтаны, а на ценимой разве что за наличие угля равнинной земле, где мелиорация экономически обоснованна. В отличие от горной промышленности угольная отрасль теперь часто проводит восстановление разработанных территорий в течение одного-двух лет. Другая причина состоит в том, что уголь (как и нефть, но не золото) воспринимается обществом как нечто необходимое для выживания. К тому же, каждый знает, как используются уголь и нефть, но мало кто знает, как используется медь. Поэтому угольная промышленность вполне может перекладывать увеличившиеся затраты, связанные с природоохранными мерами, на потребителей.
Другой фактор состоит в том, что цепочка поставок добытого угля коротка и прозрачна: продукция угольной промышленности поставляется электростанциям, сталелитейным заводам и прочим основным потребителям угля либо непосредственно, либо через не более чем одного посредника. Поэтому общественность может легко определить, какие компании поставляют уголь тому или иному потребителю, а также применяют ли эти компании чистые или грязные технологии. В нефтедобывающей отрасли посредников в цепочке поставок еще меньше, хотя по географическим масштабам она может быть и длиннее. Крупные компании, такие как «Шеврон — Тексако», «Эксон — Мобил», «Шелл» и «БП», продают топливо бензоколонкам, что дает потребителям возможность в случае, например, крушения танкера «Эксон Вальдес» бойкотировать бензоколонки, торгующие топливом компании «Эксон». Золото же, прежде чем попасть из золотого прииска к потребителю, должно пройти по длинной цепочке из обрабатывающих заводов, складов, индийских производителей драгоценностей и европейских оптовиков. Только после этого оно попадает на склад розничного торговца ювелирными изделиями. Взгляните на свое обручальное кольцо. Вы даже представить не можете, где было добыто это золото, добыто ли оно в прошлом году или пролежало на складе двадцать лет, какая компания его добыла и какова была экологическая политика этой компании. В отношении меди все еще более туманно. Здесь в цепочку поставок включаются плавильщики, и вы даже не подозреваете, что, когда приобретаете, например, автомобиль, покупаете некоторое количество меди. Столь длинная цепочка поставок не позволяет компаниям, добывающим медь и золото, рассчитывать на то, что потребитель изъявит желание оплачивать очистные мероприятия из собственного кармана.
