Избранные эссе - Дэвид Фостер Уоллес
473
(Освещение и темп Кэмерон довел почти до совершенства в «Чужих», где всего шестеро каскадеров в костюмах чужих вместе с изобретательным быстрым монтажом дают на выходе одну из самых жутких сцен Нападения Орды Хищников всех времен и народов. [Кстати, прошу прощения за то, что без конца распинаюсь тут про «Чужих» и «Терминатора». Это просто отличные, отличные коммерческие фильмы, и их мало обсуждают, а они важная причина, почему «Т2» – такой трагический и зловещий поворот не только для кино 1990-х, но и для Джеймса Кэмерона, чьи первые два фильма гениальны.])
474
(Поэтому, полагаю, это скорее что-то вроде «Встреча Люка Скайуокера в Самарре» – никто ведь и не говорил, что это высокохудожественное кино или типа того.)
475
(а именно «процессор нейронных сетей», основанный на «неохлаждающемся сверхпроводнике», который, с прискорбием сообщаю вам, автор украл из фильма «Мозговой штурм» [1983] Дугласа Трамбалла)
476
ROI (окупаемость инвестиций) – это термин, который используют в индустрии для обозначения возврата денег и получения небольшой маржи, которая и делает кино выгодной инвестицией.
477
Потому что Шварценеггер (в сравнении с которым Чак Норрис – это Лоуренс Оливье) не актер и даже не исполнитель. Он – тело, форма, максимально похожая на машину за всю историю Гильдии киноактеров. Своим статусом элитной окупаемой звезды 1991 года Ахнольд обязан исключительно тому факту, что у Кэмерона когда-то хватило гениальности увидеть внутренний бионизм Шварценеггера и взять его на главную роль в «Т1».
478
То, что мы начинаем желать Джону Коннору смерти с первых же минут его появления на экране, – плохой знак для Фёрлонга и Кэмерона.
479
Сложная и интересная сцена, где Джон и Сара вскрывают Терминатору голову, извлекают процессор Ахнольда и как-то там его перепрограммируют (сцена, где мы узнаем о нейросетевых процессорах и терминаторовской анатомии намного больше и где Сара теряет самообладание, проявляет антитерминаторовские настроения и хочет разбить процессор, пока есть шанс, а Джон проявляет будущий командный характер и, по сути, приказывает ей остановиться), была вырезана из финальной версии фильма. Удаление сцены Кэмерон объяснил тем, что в середине фильм начинал буксовать, а сцена слишком сложная: «Я мог объяснить изменения в поведении [Терминатора] гораздо проще». Я убежден, что Кэмерон времен «Т1» и «Чужих» никогда не сказал бы ничего подобного. Но еще одна крупнобюджетная формула гарантии ROI гласит: сюжет для зрителей нужно сделать настолько простым, насколько это возможно; нестыковки и нелогичное поведение персонажей не исправляют с помощью объяснений – от них просто отвлекают внимание.
480
(которую, судя по всему, просто шокирующе плохо охраняют)
481
Это основной сюжет фильма, но давайте рассмотрим то, как один из подсюжетов «Т2» отражает шварценеггеровскую дилемму Кэмерона и рождает какую-то странную метакиношную иронию. В то время как «Т1» выступал за нечто вроде метафизической пассивности (т. е. от судьбы не убежать, попытки Скайнета изменить события истории лишь запускают эти самые события), метафизика «Терминатора 2» более активна. В «Т2» Конноры, как и сам Скайнет в прошлом фильме, хотят отменить предначертанный ядерный холокост, сперва пытаясь убить создателя Скайнета, затем уничтожая лаборатории «Кибердайн» и процессор первого Терминатора (хотя зачем Джон Коннор полфильма таскает смертельно опасный процессор в кармане, вместо того чтобы просто бросить его под первый попавшийся каток, остается загадкой и очень раздражает). Вся штука в том, что в «Т2» попытки протагонистов переписать «сценарий» истории выглядят как отражение необходимости режиссера переписать сценарий «Т2» так, чтобы Шварценеггер согласился сниматься. Множественные иронии, подобные этой, которые требуют, чтобы зрители знали обо всех процессах создания фильма из шоу вроде «Энтертейнмент тунайт» и (эм-м) некоторых журналов, не самый лучший коммерческий постмодернизм.
482
(В расплавленном металле его волосы не загораются, что влечет за собой множество интригующих гипотез о том, из чего они сделаны.)
483
Разумеется, знаменитый рассказ Борхеса «Пьер Менар, автор „Дон Кихота“» высмеивает это убеждение, а более поздний «Борхес и я» предвосхищает и опровергает саму идею литературной биографии. В частности, именно то, что его произведения всегда на один шаг опережают своих интерпретаторов, делает Борхеса таким великим и современным.
484
Вообще две эти цели неотделимы друг от друга, поскольку жизнь писателя интересна людям только в том случае, если он важен для литературы. (Задумайтесь – личная жизнь большинства людей, которые по четырнадцать часов в сутки проводили за столом в одиночестве, читая и работая над текстами, не будет такой уж захватывающей в пересказе.)
485
Отчасти поэтому рассказам Борхеса присущи мифические, вещие свойства (самая важная метафизика всех ранних культур – мифотворчество), которые, в свою очередь, и помогают объяснить, почему его рассказы абстрактны и трогательны одновременно.
486
Возможно, самая большая ценность этой биографии – в описании политической эволюции Борхеса. Одна из самых известных литературных сплетен о Борхесе заключается в том, что он якобы не был удостоен Нобелевской премии потому, что поддерживал ужасно авторитарные аргентинские хунты в 1960-1970-х годах. От Уильямсона мы узнаем, что на самом деле политические убеждения Борхеса были куда сложнее и трагичнее. Выходец из старой либеральной семьи и невозмутимый левак в юности, Борхес был одним из первых и самым храбрым публичным критиком расползавшихся по Аргентине европейского фашизма и правого национализма. Его изменил Перон, чья мерзкая правая популистская диктатура вызывала у Борхеса такое презрение, что он вступил в антипероновский союз Revolución Libertadora. Ситуация Борхеса после первого отстранения Перона от власти в 1955 году полна тревожных параллелей для всех американских читателей. Перон оставался весьма популярен среди аргентинских бедных рабочих слоев населения и даже в изгнании сохранял огромную политическую власть – и на любых демократических выборах в 1950-х он одержал бы победу. Подобный расклад ставил всех приверженцев либеральной демократии (таких, как Х. Л. Борхес) перед той же нелегкой дилеммой, в которой окажутся США с Южным Вьетнамом несколькими годами позже: как ратовать за
