Михаил Меньшиков - ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ

Как ни простительно было для молодежи многое недодумывать до конца, однако мы лет тридцать-сорок тому назад хорошо понимали, что одних сил природы недостаточно для счастья. В силах природы, собственно говоря, не было крайнего недостатка: за тысячи лет до электричества и динамита люди употребляли с успехом такие аккумуляторы энергии, как лошадь, осел, верблюд, слон. Еще совершеннее была сила, называемая человеком-рабом. Уже аргонавты для мореплавания использовали силу ветра и т. д. Для счастья человеческого рода нужны не столько мертвые силы, сколько благая воля, ими руководящая. Естествознание уже в самом начале своем открывало рог изобилия, но он оказался сделанным из того же материала, что ящик Пандоры. Из тайников природы знание выпустило полчище слишком темных сил. Многие мечтатели вместе с нашим Герценом встревожили: а что, если этими силами воспользуются злые начала? Тревога, как видит читатель, была не напрасной. Так ведь оно и вышло: титаническими силами овладела прежде всего злая воля народов.

В предчувствии этого, мне кажется, лежит отдаленнейший источник того явления, которое зародилось под именем Реформации пятьсот лет тому назад, в эпоху Иоанна Гуса и Тамерлана. Тогда еще не думали, что пробуждение европейской мысли под влиянием античной литературы потребует свободы веры, свободы слова, свободы труда, свободы личности и вообще свободы жизни. Реформация когда-то естественно перешла в революцию, а окончилась ли теперь всемирная революция или она перешла в новые освобождения под разными иными именами – пусть читатель сам решает. Мне кажется, последнее десятилетие было последней гастролью революции политической в строгом смысле этого слова. Дальнейший процесс будет идти для большинства стран уже вне политики, но в более глубоких недрах общественного строения. Спрашивается, обещала ли нам политическая революция больше, чем дала? Пожалуй, что и нет. Прочтите либеральнейшую из конституций, хотя бы бельгийскую. Она не обещала больше, чем сказано в ней, и все обещанное осуществила. Наши Основные Законы, приспособленные девять лет тому назад, подобно Таврическому дворцу, под новое назначение, может быть, не отличаются совершенством, но что обещают, то и дают. Если недовольные люди кричат: «Помилуйте, что ж это за парламент? Это еще одна новая сверхкомиссия, где заседают те же более или менее казенные люди, ибо в старом казенном государстве, где давно нет общества и граждан, все обыватели пропитаны казенщиной». Может быть, отвечу я, это и так, но тогда что же вы хотите? Из железных инстинктов, сказал мудрец, не создашь золотых нравов. Если в самом народе, в его крови и нервах, сидит существо инертное, склонное подчиняться и слепо доверять, то что ж говорить о дальнейшем развитии политической свободы? В этом направлении политическая эволюция не налаживается ни у нас, ни на Западе. Представители народные всюду являются, в сущности, весьма консервативным элементом, в котором лишь изредка вкраплены настоящие революционеры. С того момента, как социалисты вошли в парламент и сделались партией, то есть согласились сделаться ею, стало ясным, что социальной революции не будет, ибо истинные революционеры никогда не входят в состав отрицаемой ими власти. Раз социалисты согласились разделить с буржуазией власть, они тем доказали свою кровную принадлежность к буржуазии. Псевдоним ведь не меняет творчества, и развитие демократии остановилось там, где по природе своей должно было остановиться. Что также демократ в своей сущности? Это неудавшийся буржуа. Немножко разбогатеть, «выйти в люди», заняться выгодным дельцем, не иметь препятствий для своей предприимчивости – дальше этого его мечты о свободе не идут. Для демократии действительно нужны свобода и равенство. Что касается братства, основного элемента Царства Божия, то это роскошь духа, доступная лишь аристократии, и то на последних ее идейных вершинах. Истинное братство, насколько оно осуществимо, проблестело в рыцарских и монашеских орденах и погасло. Нельзя же назвать осуществлением братства нынешние товарищества на вере и акционерные компании.

В каком же положении находится мир в данное время? В положении очень большой опасности. Раскрытие сил природы далеко опередило собой организацию человеческого братства. Человечество не успело выработать достаточно сильной благой воли, как к его услугам явилась мертвая сверхсила. Этой сверхсилой, стихийной и слепой, овладевает злая воля народов, которая творит… вы знаете, что она творит. Охватив какой-то жестокой страстью целые народы, злая воля добивается всемирной власти, и что ж вы думаете? Может быть, она достигнет более ужасного результата, чем тот, о каком мечтает. Овладеть миром злая воля, может быть, будет не в силах, но превратить себя и мир в развалины – на это у нее, пожалуй, хватит сил. Мы все поминутно повторяем лозунг, не знаю кем впервые высказанный: «Эта война – война на истощение». Но подумайте-ка серьезно, что это значит. Если из двадцати вычесть семнадцать, то останется лишь одна седьмая прежней суммы, а шесть седьмых куда-то исчезнут. Подумайте о том, если европейская цивилизация иссякнет до уровня одной седьмой части своих теперешних средств и сил. Какие из этого могут развернуться последствия для человечества – об этом и говорить не хочется. Но что же делать? Да ничего. В том-то и драматизм положения, что ничего не придумаешь лучше того ужасного, что есть. Если где-нибудь за околицей на вас напала бешеная собака, то наилучшее, что вы можете придумать, это убить ее. Бежать бесполезно. Убеждать собаку, хотя бы сократовскими или евангельскими доводами, бесполезно. Остается изощряться в способах не давать искусать себя и каким-нибудь счастливым ударом положить врага на месте. Как бы по натуре своей вы ни были мало расположены драться вообще с собакой, а особенно с бешеной, но вы обязаны с ней драться до последнего конца…

Опять возвращаюсь к горестному вопросу в начале статьи: как это мы, молодое поколение 1870-х и 1880-х годов, не предвидели и не предупредили возможности столь чудовищной катастрофы? На это я себе же отвечу. Да что ж было бы толку, если бы мы эту катастрофу даже и предвидели? Может быть, наиболее вдумчивые и проницательные из нас и предчувствовали беду, но что же они могли сделать? Ничего. Рыбаки довольно точно предсказывают грозу, но разве они в силах остановить ее? Террористы закричат: надо было идти в террор! Надо было на весь мир распространить разгром, совершенный великой революцией во Франции. Я на это замечу: какой же вышел бы толк из террора? Революция во Франции привела к теперешней республике, которая не в силах бороться один на один с немецкой империей и не в состоянии была даже подготовиться к такой борьбе. Если бы Германия была окружена сплошь такими республиками и даже сама была бы республиканской, это не изменило бы, может быть, дела ни на йоту. Ведь завоевательная со стороны немцев война – создание не одного императора Вильгельма II и даже не кучки его единомышленников. К несчастью, это психоз всенемецкий, охвативший всю эту нацию сверху донизу. Протесты против завоевательной войны были в Германии и продолжаются, но какие они слабые в сравнении с массовым, стихийным помешательством этого народа. Напрасно думать, что всемирная республика обеспечила бы всесветный мир. Республики, начиная с древнеримской, бывали не менее воинственными, чем империи. Древнегреческая цивилизация погибла от борьбы республик, как хиреет от войн и вооружений Южная Америка, сплошь республиканская. Что касается террора в его наиболее преступной форме, то посчитайте-ка, сколько террористами перебито за последние пятьдесят лет монархов и президентов республик! Нельзя забыть, что и нынешняя война источником своим имеет террористический акт – убийство эрцгерцога Фердинанда и его супруги. Нет, террором лечить человечество от войн – это все равно что от болезней лечить отравой.

Что делать? Да то, что делаем. Бороться за жизнь, и если природа пощадит нас, то после общего замирения будем мечтать, как мечтали наши предки, о вечном мире. Только мечтать, а не действовать? – спросить возмущенный читатель. Отвечу: и действовать, если можете. Мечта вовсе не праздное занятие. Она есть тоже действие, она – сверхъестественное в обществе начало всех действий. Многое и многое, о чем мы искренно мечтали, осуществилось. О многом хорошем, к сожалению, мы мечтали не искренно и не сильно – и не получили его. Немцы со страстью мечтали о своем злодействе – вот простая причина их успеха. Но успех этот заставит человечество со страстью мечтать о подавлении немецкого злодейства – и это осуществится. Когда захочет человечество божественного устройства общества, но захочет искренно и нелицемерно, – оно настанет. Не праздно сказано: «Царство Божие – внутри вас». Пока его нет у нас внутри, а есть какое-то другое царство, мы должны всецело наслаждаться тем, что есть…