Утро магов - Жак Бержье
Тот факт, что подобная информация просто не может быть передана на общедоступном уровне, так как применение таких знаний и использование такой техники требует от человека иной психологической структуры и иного языка.
Аналогичная ситуация наблюдается и сегодня. Непрерывно ускоряющееся развитие техники приводит „тех, кто знает“, сначала к желанию, а затем и к необходимости засекречивания. Возрастающая опасность приводит к крайней степени скрытности; знание окутывается тайной, образуются гильдии учёных и техников. Языки знания и власти становятся несовместимыми, и в результате те, кто обладают властью принимать решения во благо или во зло», образуют настоящую теократию. Ближайшие перспективы весьма напоминают традиционные описания.
Теперь вернемся размышлениям о науке, технике и магии с целью уточнить идею «тайного общества» и подготовить почву для дальнейших исследований — об алхимии и о исчезнувших цивилизациях.
Когда молодой инженер начинает работать в промышленности, он вскоре начинает понимать, сколь непохожи два мира: ясный и строгий мир лаборатории с его четкими законами — и мир реальный, где эти законы часто не действуют, где осуществляется «невозможное».
Если инженер обладает энергичным темпераментом, то он реагирует гневно, страстно, хочет «изнасиловать эту распутную девку — материю». Жизнь тех, кто занял подобную позицию, оборачивается трагедией. Вспомните Эдисона, Теслу, Армстронга. Ими двигал демон. Вернер фон Браун испытывал свои ракеты на лондонцах, уничтожал их тысячами, чтобы быть в конце концов арестованным гестапо за то, что он заявил: «В конечном счете мне плевать на победу Германии, мне нужно завоевать Луну» (Вальтер Дорнбергер, «Тайное оружие Пенемюнде», изд. «Арто», Париж Милликен, «Электрон»).
Говорят, что трагедия сегодняшнего дня — это политика, но на самом деле подлинная трагедия — это лаборатория. Трагедия связана с теми «магами», которым мы обязаны техническим прогрессом. Иногда возникает впечатление, что техника вовсе не является практическим применением науки) а наоборот — развивается ей вопреки.
Знаменитый математик и астроном Саймон Ньюкомб доказывал, что аппарат тяжелее воздуха не может летать, но двое мастеров, ремонтировавших велосипеды, опровергли его. Резерфорд и Милликен доказывали, что энергию атомного ядра никогда нельзя будет использовать, но хиросимская бомба взорвалась. Наука ограничивает пределы возможного, а инженер, как делал это в свое время маг на глазах у исследователя-картезианца, преодолевает эти барьеры аналогично тому, что физики называют «туннельным эффектом». Его влечет волшебное стремление. Он хочет видеть сквозь стену, отправиться на Марс, поймать молнию, получить химически чистое золото. Он не ищет ни выгоды, ни славы. Он хочет поймать Вселенную с поличным на игре в прятки. Это — архетип в юнговском смысле. По чудесам, которые он пытается свершить, по року, который над ним навис, или по горестному концу, который чаще всего его ожидает, он — сын героя саг и греческих трагедий.
Как маг, он держится в тени, и опять-таки, как маг, подчиняется тому закону сходства, который Фрезер выявил в своем исследовании магии («Золотая ветвь»). Сначала изобретение является имитацией того или иного естественного явления. Летающая машина похожа на птицу, автомат — на человека. Однако сходство с предметом, существом или явлением, чьи возможности он хочет воспроизвести, почти всегда бесполезно, если не вредно, для хорошего функционирования изобретенного аппарата. Но, как и маг, изобретатель черпает в сходстве силу и наслаждение, которые толкают его вперед.
Во многих случаях переход от магического подражания к научной технологии может быть очерчен. Например: поначалу поверхностная закалка стали достигалась на Ближнем Востоке погружением раскаленного докрасна лезвия в тело пленного. Это типично магическая практика: передача лезвию воинской доблести противника. Эта практика стала известна на Западе от крестоносцев, которые убедились, что дамасская сталь и в самом деле тверже, чем сталь Европы. Были проделаны опыты: сталь начали окунать в воду, в которой плавали шкуры животных. Был получен тот же результат. В XIX веке заметили, что этот результат вызывается органическим азотом. В XX веке, когда научились сжижению газов, этот способ усовершенствовали, окуная сталь в жидкий азот при низкой температуре. В этой форме обработка азотом составляет сегодня часть нашей технологии.
Можно было бы установить и другую связь между магией и техникой, изучая «заклинания», которые древние алхимики произносили во время своей работы. Вероятно, им приходилось измерять время в темноте лаборатории. Фотографы часто используют обыкновенные считалки, которые проговаривают над ванночкой. Одну из таких считалок мы сами слышали на вершине Юнгфрау, пока проявлялась пластинка, просвеченная космическими лучами.
Существует, наконец, еще одна связь между магией и техникой, более сильная и более любопытная: это одновременность появления изобретений. Большая часть стран в один и тот же день и даже час регистрировали подачу заявок. Не раз обращали внимание на то, что незнакомые друг с другом изобретатели, работающие очень далеко друг от друга, подавали одну и ту же заявку в одно и то же время. Это явление не может быть полностью объяснено такой важной мыслью, как «изобретения носятся в воздухе», или как «изобретение появляется тогда, когда в нем возникает необходимость». Если здесь в самом деле существует сверхчувственное восприятие, циркуляция мыслей, включенных в одно и тоже исследование, то сам этот факт заслуживал бы подробного статистического исследования. Такое исследование, может быть, объяснило бы и тот факт, что магическая техника оказалась сходной в большей части древних цивилизаций, разделенных горами и океанами.
* * *Мы не знаем о прошлом ничего, или почти ничего. Сокровища дремлют в библиотеках. Мы утверждаем, что история прерывиста и что несколько светочей знания разделены сотнями и тысячами лет невежества. Возникшая внезапно идея «просвещенного века», которую мы восприняли с поразительной наивностью, погрузила для нас во мрак все остальные эпохи. Новый взгляд на древние книги изменил бы такое положение вещей. Мы были бы потрясены содержащимися в них богатствами. К тому же, не следует забывать, что, по словам Эттербери, современника Ньютона, «больше древних книг утеряно, чем сохранилось».
