СВО. Клаузевиц и пустота. Политологический анализ операции и боевых действий - Михаил Головлев
Армия тоже затрагивает вопросы самовыражения и безопасности. Но в момент главной её сферы — войны, главенствующая её доминанта — жизнь.
Солдат убивает по приказу и умирает по приказу.
Конечно, можно сказать, что в некоторых случаях в сфере смерти присутствуют и спецслужбы. Да. И даже бизнес иногда присутствует. Но лишь в экстремальном, тайном режиме, в отличие от военной ситуации, где смерть становится неперсонифицированной, часто негероической и массовой. Пора понять, что реально воюет мотивация.
Нужно осознать, что «деревянные солдаты Урфина Джюса» воюют плохо. Система материальных ценностей, наложенная на скелет беспрекословного административного подчинения, позволяет беспрекословно жить, но даёт сбои в вопросе беспрекословной смерти.
Мы не знаем, кто будет читать эту работу. Но мы предлагаем нашему уважаемому читателю вспомнить, если у него был такой опыт, или представить, если не было, как он сам ходил или мог бы пойти на войну.
Как важны были бы в его жизни в этот момент традиция, пример.
Какой трепет, решимость и нерешительность он при этом испытывал или мог бы испытать.
Насколько первый решительный порыв сменялся сомнениями, или наоборот нерешительность сменялась твёрдым намерением. Как он задумывался, как же будет жить семья без него. Или с ним, но инвалидом.
И понять в связи со всем вот с этим, что народу нужна вера в правое дело. Такая вера лишь словами с телевизора не появляется. Казенщина приводит только к такой же казенщине в ответ. Разочарование же убивает не только мотивацию. Оно рождает уже других демонов.
Следует в этой связи признать, что опыт СВО довольно ярко продемонстрировал ошибочность концепта «контрактной армии» в ходе широкомасштабных боевых действий.
Действительно, в чём суть контракта как формы коммерческого найма? В том, что гражданин, выбирая определенную сферу деятельности, останавливается на военной службе. Что же движет им в этой связи?
В комплексном социально-психологическом исследовании Киселева и Голова «Мотивация граждан, поступающих на военную службу по контракту в армию Российской Федерации» ещё в 2016 году прямо констатируется, что «анализ представленной мотивации поступления на контрактную службу позволяет выявить их некоторую ограниченность материальными рамками и недостаточность других стимулов, побуждающих к службе по контракту.
Это можно объяснить тем, что большая часть военнослужащих-контрактников пришла в Вооруженные Силы из сельской местности в связи с ростом безработицы, кризис привел к нестабильности в гражданской сфере деятельности. Именно это определяет их мотивацию, которая имеет хоть и несущественную, но устойчивую тенденцию к повышению её материальной составляющей'».
То есть ещё в 2016 году исследователи российской контрактной армии достаточно четко сигнализировали о её материальной ориентации и вынужденном, обусловленном сельской бедностью выборе.
Как писали авторы, «Следует отметить, что мотивы и военно-профессиональная ориентация находятся в тесной взаимосвязи. Однако если первая обусловливает конкретное действие (принятие решения, поступок), то вторая выступает в качестве направляющего элемента длительной перспективы (профессиональный и карьерный рост, социальное и материальное благополучие и др.), направленность и содержание которого может меняться в результате целенаправленного воспитательного взаимодействия офицера с подчиненным.
Нельзя не отметить, что в перечне направлений личностной военно-профессиональной ориентации контрактников ещё достаточно велика доля жизненных целей прагматичного плана. К ним прежде всего относится достижение материального и социального благополучия. Войсковая практика показывает, что такая односторонняя мотивация к службе по контракту и военно-профессиональная ориентация формируют низкий уровень удовлетворенности выбранной профессией, неготовность ограничивать себя, воспринимать жёсткие армейские требования, неуверенность в своём будущем и отсутствие твердых намерений продолжать профессиональную службу в армии, недоверчивое и скептическое отношение к своим командирам».
Авторы провели исследования мотивов и ожиданий службы солдат по контракту. В итоге выяснилось, что к ним относятся:
— хорошая возможность дохода;
— новый опыт, знания;
— хорошее сотрудничество, дух товарищества;
— интересные задачи, приключения, разнообразие;
— новые контакты, страны — познакомиться с новыми людьми;
— чтобы быть частью определенной группы (солдат).
Как мы видим, все ожидания находятся в парадигме обычной службы-работы и не слишком отличаются от среднестатистического госслужащего, работника предприятия или фирмы.
В мирное время такая ситуация не слишком заметна. Армия выполняет необходимые ритуальные действия, совершает учения, демонстрирует слаженность группового поведения.
Однако так же, как хороший или даже отличный спортсмен не способен одномоментно стать хорошим солдатом, так же и подобный коллектив не предполагает автоматической боеготовности.
В чём же проблема? Думается, она шире, чем чисто армейская плоскость и охватывает широкий пласт общественных ориентиров, макросоциальной системы ценностей, прагматичных и метафизических ориентиров элиты, которые она вольно и невольно экстраполирует в общество и, одновременно, сама является выжимкой этих ценностей.
В итоге коммерчески-ориентированные командиры оказываются неспособны зажечь сердце солдата готовностью к самопожертвованию, а волевой подбородок, лихой вид и четкий доклад не являются гарантированным признаком готовности к бою.
Здесь срабатывает афоризм, приписываемый Наполеону: «Я знаю многих, кто готов убивать ради денег, но не знаю никого, кто ради них готов был бы умереть».
Действительно, при целеполагании материального благополучия обладание денег должно позволять их тратить. Если же ты добываешь деньги для чего-то ещё — например, ради близких, то реальным мотивом становятся близкие, а не деньги. Именно по этой причине даже на терминологическом уровне понятие «зарплаты» гражданского служащего и «денежного довольствия» военнослужащего разведены. Здесь предполагается глубинная мотивационная разница, которая на практике оказалась нереализованной.
Война требует абстрактной и массовой готовности к смерти и убийству.
По этой причине люди, находящиеся в разных сферах мотивации, ведут себя столь по-разному. Именно потому в 2014 году немногочисленные, но решительные отряды ополченцев захватывали на Донбассе объекты намного более многочисленных и вооруженных объектов полиции и местных спецслужб. Как, кстати, и сторонники Майдана в центре и на западе Украины.
В итоге контрактная Российская армия, судя по происходящему, оказалась небоеготовой к широкомасштабным военным действиям в условиях риска авиаударов, артиллерийских и ракетных поражений дальнего действия, не позволяющих предположить, что такой смертельный риск лишь на непосредственной передовой.
Стоит признать, что важным предохранителем, спасшим армию от тотального краха, стали различные добровольческие формирования, которые как раз были в большей степени мотивированы идеей, нежели материальным фактором, хоть и присутствовавшим, но не главенствующим.
Так в армии появились БАРСы — боевые армейские резервы, представляющие собой добровольческие батальоны, оформляемые через системы военкоматов, атакже добровольческие диверсионно-разведывательные отряды, в теории, предназначенные для партизанской работы, но на практике превратившиеся в штурмовые группы, казачьи формирования и добровольческие подразделения различных так называемых «ЧВК».
Ну и конечно, значительную роль здесь сыграли «корпуса народной милиции» Луганска и Донецка, несмотря на широкий пласт типичных проблем, оказавшиеся значительно более боеготовыми, чем большинство российских армейских
