Немецкая русофобия и её причины. Философия, история, политология - Штефан Боллингер
Уже во времена холодной войны Югославия и Советский Союз представляли собой особую зону для националистических и сепаратистских движений. Вновь и вновь западные государства и их спецслужбы вмешивались в протекающие на этих территориях процессы, поддерживали местные конфликты деньгами, инструкциями, оружием, давлением СМИ. После краха реального социализма эти движения, наконец, получили возможность для безграничного развития. При этом не будет ошибкой утверждать, что Югославия, так же как и советская Прибалтика, представляла собой экспериментальный полигон, спусковой крючок, нажатием на который предполагалось вытеснить многонациональные Советский Союз и Китай с мировой политической арены – ведь то государство, которое более не контролировало собственное общество, вынуждено было отказаться от своих социалистических идеалов и оказалось втянуто в борьбу с сепаратистами, представляло гораздо меньшую опасность в качестве конкурента.
Запад, в особенности Федеративная Республика Германия, с самого начала крайне благосклонно относился к центробежным тенденциям в Югославии. Ганс-Дитрих Геншер, будучи министром иностранных дел ФРГ, внёс существенный вклад в распад Югославии, одним из первых признав независимость отколовшихся государств – Словении и Хорватии. Югославия, как и ФРГ, тоже подписывала Парижскую хартию, в которой утверждалось следующее: «Мы намерены сотрудничать в деле защиты демократических институтов от действий, нарушающих независимость, суверенное равенство или территориальную целостность государств-участников. К ним относятся незаконные действия, включающие давление извне, принуждение и подрывную деятельность»[53]. В течение года после того, как был подписан этот документ, распались – частично в ходе военных конфликтов – два государства: Союз Советских Социалистических Республик, переставший существовать к 31 декабря 1991 года, и Социалистическая Федеративная Республика Югославия, от которой после 10-дневной войны весной-осенью 1991 года отделились Словения, в том же году без кровопролития – Македония и, наконец, в результате Хорватской войны (1995 г.) Хорватия, а по итогам Боснийской войны (1995 г.) и Босния. К 31 декабря 1991 года завершилась и 73-летняя история Чехословакии, мирным путём разделённой на два государства.
Но прежде всего не стало государства, сыгравшего важную роль при подписании на Конференции 1975 года в Хельсинках заключительного акта, в основу которого лёг проект Советского Союза и стран Варшавского договора. Фотографии с конференции облетели весь мир: председатель Госсовета ГДР Эрих Хонеккер, в соответствии с французским дипломатическим протоколом, сидел между федеральным канцлером Гельмутом Шмидтом и президентом США Джеральдом Фордом. Наряду с Московским договором между Советским Союзом и ФРГ (1970 г.) и Основополагающим договором между ГДР и ФРГ (1972 г.) конференция 1975 г. была ещё одним – последним – шагом, после которого ГДР окончательно вошла в мировую политику как уважаемый и равноправный член содружества народов. В Париже история ГДР завершилась. Следует отметить, что вместе с тем СБСЕ перестал играть роль миротворческого элемента в разорванной противостоянием блоков, находящейся под угрозой Европе. Собственно, в Париже вопрос объединения Германии можно было бы и обсудить. Но об этом давно договорились между собой две сверхдержавы из тех, что победили в 1945 году, и ФРГ, выступавшая в качестве единственного представителя немецких интересов. Германская Демократическая Республика больше не была активным игроком, не могла сделать свободный выбор за или против объединения. Первым государством, которому было суждено покинуть европейскую арену, стала именно она.
В минуты слабости Михаил Горбачёв, человек, уничтоживший Советский Союз и Восточный блок, возможно, предчувствовал, что при определённых обстоятельствах планируемые им реформы могут потерпеть неудачу. Несколькими днями ранее, 9 ноября, говоря о подписании Договора о добрососедстве, партнёрстве и сотрудничестве между СССР и ФРГ, советский лидер заявил: «В прошлом часто бывало так: подводили итоги, подписывали договоры, давали обещания и выражали надежду на то, что наступят лучшие времена […] Но вскоре всё вновь тонуло в рутине повседневности, а в худшем случае вновь зарождались недоверие и враждебность. Всё говорит о том, что в этот раз будет по-другому. Наши двухсторонние отношения теперь действительно принимают другой характер, но прежде всего – и это принципиально важно – они вплетены в контекст процесса европейского единения, в котором советско-немецкий фактор может сыграть свою большую, но относительно всего остального равную роль. Сегодня объединение Германии основывается на прочном фундаменте доброй воли и обоюдного согласия»[54]. Горбачёв клялся, что процесс реформирования Советского Союза, на тот момент уже очевидно неудавшийся, идёт успешно. Близился хаос, а сторона заинтересованная рассуждала о том, что спасти ситуацию можно лишь путём отказа от социалистических принципов. Затем он упрямо добавил: «Но от вас мы ожидаем мужества, перспективного мышления, великодушия и здоровой готовности к риску. При этом вам, прежде всего, не следует забывать, что вы имеете дело со страной, не обделённой Богом в том, что касается её человеческого и духовного потенциала, её культуры, её масштабов и природных богатств»[55].
По причине наивности и слабости Горбачёва как руководителя его родина более чем на десять лет лишилась своего достоинства и способности к действию, граждане утратили уверенность, рабочие места и доход, Советский Союз распался, а образовавшееся вместо него государство лишилось четверти территории и половины населения.
Неудивительно, что нынешний президент России В. В. Путин называет крах Советского Союза «величайшей геополитической катастрофой» века.
Глава 2
Враждебность зарождается
То, что Россия является средоточием интересов и целью немецкой захватнической и агрессивной политики, – не новость. Вспомним отдельные эпизоды, отражающие переменчивый политический климат между двумя этими государствами, поскольку это поможет нам найти истоки последующих событий и, наконец, нынешней политики. Это не широко известный парадокс о том, что появилось раньше, курица или яйцо, а взвешенный анализ факторов, которые, в конечном счёте, побуждали и продолжают побуждать к действию политические элиты, будь то кайзеры, фюрер или федеральные канцлеры. Военные всегда выступали послушными исполнителями их воли, предвосхищали интересы своих патронов, а промышленные магнаты давали поддержку и приводили аргументы в пользу проводимой ими политики. Периоды здравомыслия, поиска равновесия и путей сотрудничества до сих пор случались лишь изредка, хотя и бывали плодотворными. И в России, и в Германии одновременно происходила внутренняя перестройка, зарождались антагонизмы, удивительным образом сопровождавшие эти внешнеполитические и военные действия, влиявшие на них или вообще делавшие их возможными.
Образ русского медведя для втягивания социал-демократов в войну
Становление Германской Империи как великой империалистической державы происходило параллельно с политическим угасанием Бисмарка и стремительным восшествием на престол Вильгельма II, кайзера, «вершившего мировую политику», и сопровождалось успехами монополистического капитализма. Социально-экономические перемены благоприятствовали ведению агрессивной внешней политики и установлению нового взгляда на сырьё и рынки, которые Германия теперь вознамерилась взять под свой контроль. Это
