Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6418 ( № 23 2013)
У Даши не сложилась карьера балерины – случайные подмостки, смурной элитный кабак, богема. Старый профессор тоже не у дел. «Новая жизнь» с её стихией наживы и беспринципности не то чтобы застала врасплох – она чужда и неприемлема. Только Евлампия в меру умения и сил пытается шагать в ногу со временем, подрабатывает то в столовой детсада, то консьержкой элитного дома, то на почте, распространяющей жёлтую прессу и рекламу...
Но что-то ещё связывает этих людей. Узы родства, прошлое, надежды? Пожалуй, ведь семья – это единственное Пристанище, Дом, куда возвращаются. Чаще всего в беде...
Вот последняя, третья – особенно примечательная глава. Профессор, человек немолодой, едет в подмосковный городок снять деньги со счёта в местном Сбербанке. С городком его связывает давняя, выцветшая за годы любовная история, о которой напомнит неожиданная встреча в шофёрском придорожном «шалмане». Деньги срочно нужны Даше на лечение в Германии больного ребёнка, сыночка подруги. «В стране Пирогова и Сеченова не только разучились лечить, но даже определить диагноз затрудняются». Однако вклад, забытый с благополучных советских времён, оказался ничтожным. Краснопевцев с горькой иронией называет его «рублёвым эквивалентом грандиозного обмана». В конечном счёте этот обман «обернулся для страны отрицательной селекцией во всём – от космоса до футбола».
Рядом с профессором за рулём старой «Волги» его друг, в прошлом успешный писатель, утративший власть над словом, выпавший из профессии, хоть и был в ней «не из последних удальцов». Дорогой рассуждают о перспективах изящной словесности в дичающем мире, вспоминают ушедших и забытых. Литературу подмяли китч и дурновкусие!
Они тоже чувствуют себя как проснувшиеся в чужом доме. Другая страна, потерявшая ориентиры, неуверенно всматривающаяся в клубящиеся облака нового тысячелетия.
Юмор, искрившийся на страницах «грузинских» романов А. Эбаноидзе, перекочевал в его новую «русскую» историю, придав «иеремиаде» стареющих литераторов оттенок сарказма и человеческую убедительность.
Откровения двух интеллектуалов превращаются как бы в авторский монолог, остро публицистический по характеру. Похоже, повествование и задумано как памфлет. Обратить бы внимание на название романа, снабжённое лукавым эпиграфом, – «...очей очарованье».
Гелий КОВАЛЕВИЧ
Нехай будя
Александр Эбаноидзе. Предчувствие октября. - Дружба народов, № 9, 2012.
Каждый охотник желает знать, где сидит фазан, а каждый редактор мечтает написать роман. Горе тому редактору, кто занял свой пост, не будучи уже известным писателем. Всю оставшуюся жизнь ему придётся доказывать, что он "тоже умеет", что не только с чужими рукописями вожжается, но и сам может осчастливить человечество настоящим шедевром. Вот и с Александром Луарсабовичем Эбаноидзе, похоже, такая же история. Не столько жажда творчества, сколько положение обязывает браться за перо[?] Новый свой роман «Предчувствие октября» он опубликовал не где-нибудь, а в возглавляемом им журнале «Дружба народов», что вряд ли прибавит очков опусу. Неужто никто больше не заинтересовался?
Но перейдём к самому тексту. Нельзя сказать, что он плох, там нет явных провалов или нестыковок. В то же время и особых достоинств не обнаруживается. Автор повествует о жизни семьи Краснопевцевых, которые меняются вместе со страной, что-то теряя, что-то приобретая в трудную эпоху. История, в общем, проста, как чурчхела. Тысячи книг написаны в таком жанре, однако помним мы от силы пару десятков. А почему? Да потому, что в них бурлит настоящая жизнь, на страницах разгораются нешуточные страсти, там яркие образы и типично-нетипичные герои, которым невольно начинаешь сопереживать. Ничего этого роман Эбаноидзе не вызывает. Его герои – выдуманные, высосанные из пальца, высмотренные в кино, вычитанные в других книгах, но только не наши с вами современники.
Вот, допустим, Евлампия Епифановна! Скажите, вы часто встречаете людей с такими именем и отчеством? В русской классике XIX века – запросто. А здесь и сейчас? Эбаноидзе скажет в своё оправдание, что писал о семье со старообрядческими корнями, но… Искусственность Евлампии Епифановны это не покроет. Она неживая. Даже без нелепого имени своего – неживая! А вот достаточно характерный фрагмент романа:
«Коридор перед бассейном выстлан плиткой. В кадках кактусы, лимоны и алоэ. Тщедушная тётка в зелёном халате медленно толкает перед собой полотёр вроде тех, что в метро. Запыхавшись, здороваюсь:
– Здрасьте! – и улыбаюсь поприветливей. – Откройте, пожалуйста, бассейн!
Вспоминаю, что без купальника, но это не смущает, напротив – телом предвкушаю прохладу и свежесть нырка и нетерпеливо дёргаю медную ручку.
Женщина останавливает каток и застуженно гугнит:
– Не можно, касатушка, не велено.
– Это почему же? – от неожиданности теряюсь.
– А хто ё знае! – У неё необычное произношение, дремучий неведомый диалект. – Мы таперича тую воду подогревам без хлорки. Я чай, шоб не зацвела, – и насмешливо-уважительно: – Бум ховорить, чистюли…
– А когда не знаете? – спрашиваю с досадой. Сама позабыла. Впрочем, раз Кока ввёл гигиенический режим, наверняка и код сменил. Странности старого холостяка. В этом они похлеще старых дев.
Женщина включает полотёр и гугнит под нос:
– Тибе хозяйка дожидае. Рим Пална. Велела зайтить…»
И снова вопрос к аудитории: вы часто встречаете людей с таким говором и лексиконом? Даже в дремучих деревнях сейчас так не говорят, да и в советское время не говорили, поскольку у всех был и радио, телевизор. Люди выписывали газеты и читали, как ни странно, книги. Такую тётку можно было встретить разве что в советском художественном фильме, повествующем о нелёгкой дореволюционной жизни. Но пихать её в наши современницы – по меньшей мере наивно. Читатель ведь не дурак, он грамоте обучен и лубок такой никак не проглотит. Скажет вслед за Станиславским: «Не верю!» И будет прав.
Соответственно и весь роман Эбаноидзе состоит из подобных вымышленных персонажей, неестественных и необязательных диалогов, отвлечённых философствований на общие темы. «Саги о Краснопевцевых» не получилось. И главным образом потому, что это – редакторская проза. Сухая, невыразительная, написанная «по всем канонам». И ружьё на стене, и выстрел, и тридцать три напоминания об этом. Здесь всё продумано, всё на своём месте, всё связано друг с другом, но в то же время от сочинения этого несёт невыразимой скукой. Человеку позарез нужно было написать роман. И он этот роман написал. Мешает кому-то эта публикация в № 9 «Дружбы народов» за 2012 год? Да нет, наверное, так что пусть будет. Или «нехай будя», как выражаются персонажи романа Эбаноидзе. Нам не жалко, честное слово.
Николай ИВАНОВ
Заметки профессора Олбанского
Следуя содержательной логике, эту книгу надо было назвать "Некоторые заметки об интернет-жаргоне", но в силу любви автора все свои наблюдения оформлять как тенденции она называется «Самоучитель Олбанского» - именно так, на обложке и первой странице с прописной буквы, причём «Олбанский» – это не фамилия автора, как можно подумать, а условное название жаргона. Лишь в выходных данных название написано правильно. Думаете, случайная небрежность? Нет, тенденция. Сейчас вы это увидите.
Профессор РГГУ Максим Кронгауз признаёт, что книгу об интернет-жаргоне собирался написать давно, и за время сборов многие явления стали затухающими. Но не пропадать же материалу: со статей и конспектов, даже и неактуальных, стряхнули пыль и вставили в книгу, призванную рассказать о современных языковых изменениях.
Чувствуя уязвимость, Кронгауз заранее обороняется сразу на двух рубежах: «Одни скажут: «Нашёл о чём писать. Дураков нет, все всё давно знают». А другие скажут: «Ерунда, да ещё и никому не известная. Ведь сколько в языке более важного и достойного». Так вот сразу отвечу критикам с обеих сторон, что пишу я не об одном-двух словах, а о тенденции или приёме: об игровом механизме образования новых слов». Оборона эта ложная. Недостаток книги Кронгауза вовсе не в том, что он пишет о неважном, которое и так все знают. Нет, он пишет об интересном и довольно важном – но делает это тенденциозно и некорректно.
Так, он обстоятельно рассуждает о трениях между различными сайтами «падонков» (большинство из них либо прекратили существование, либо впали в ничтожество), посвящает целую главу играм с цифрами в английском языке (в русском ей соответствует буквально полтора примера), но лишь мельком упоминает о сетевом этикете, который нынче тоже, скорее, мёртв, чем жив, но когда-то действительно обусловливал системные явления в интернет-жаргоне, которые вроде бы должны быть интересны лингвисту.
