Сергей Кургинян - Суть времени – 11,12
Но она развивалась.
Поэтому если вы нам говорите, что без развития гибель (и вы правы – мы поддерживаем вас; да, без развития гибель), а дальше ставите знак тождества между развитием и модернизацией, то мы говорим: «Вот здесь фундаментальный мухлёж – философский, методологический и политический».
Вот здесь эта точка, которую никто не видит, не хочет увидеть! Вот оно это место-то, где всё начинается!
Потому что есть люди, которые действительно считают, что «шли гибельным путём, теперь поворачиваем на подлинный – любой ценой. Ах, не можем повернуть… Ах, препятствие... Ах, надо…».
Но ведь оказалось-то к 2011 году, что именно русский путь как альтернативная модель развития, именно он-то и содержит в себе какую-то надежду для человечества. А основной модернизационный путь – проваливается. Если он не проваливается, если он по-прежнему является безальтернативной дорогой и так далее, то крыть нечем. Крыть нечем. Готовьтесь, переходите на латиницу. Ломайте культурные матрицы. Либерализуйтесь, десталинизируйтесь, проклинайте Невских и всех прочих. Потому что модернизация будет требовать от вас всё новых и новых жертв –и не будет никакой модернизации в итоге. Близко не будет. Будет просто превращение народа и государства в жижу.
И люди делятся на фанатиков, сумасшедших, которые этого не понимают, и подлецов, которые всё понимают и аплодируют. Подлецы умнее, фанатики тупее. Бывает, что они честные, бывает, что вроде начитанные. Но глупые. И в философском смысле слепые.
Теперь к вопросу о господине Ракитове. Писалось это в 2005 году, когда он выступил с новым заявлением [см. «Новая газета», 15.08.2005]:
«Доктору философских наук Ракитову – 76 лет, он стал профессором, когда ему ещё не было сорока. Профессор наполовину глухой, поэтому он носит очки, в дужки которых вмонтирована пара мощных слуховых аппаратов. А линз в очках нет: Ракитов слепой».
Ну, что ж, снимем шляпу перед героическим человеком, который, будучи слепым и сильно глухим, сумел стать доктором наук рано и проявил большой талант. Снимем шляпу, научимся уважать интеллектуальное и волевое мужество. Дай бог всем быть такими сильными людьми, как Ракитов.
Дальше пишут:
«Его слепота – следствие удара по голове: в 1938 году, когда чекисты ночью пошли арестовывать отца, девятилетний Толя заплакал. За что незамедлительно получил рукояткой пистолета по темени. Через несколько лет у него начали пропадать зрение и слух. Уже будучи слепым, Ракитов закончил философский факультет МГУ им. Ломоносова, учился на математическом и историческом факультетах. Выучил несколько иностранных языков».
Во-первых, если эта история произошла и кто-то ударил ребёнка, породил травму, то ударивший – негодяй. Было ли это так или это является фантазией – неважно.
Но здесь есть ещё одна вещь. Как вы помните, были такие «члены семей изменников Родины»… Значит, было такое советское общество, в котором человек, у которого отца арестовали за измену Родине, будучи уже слепым, заканчивает философский факультет, учится на математическом и историческом, учит языки...
Но это же хорошее общество. То есть общество, в котором смешано плохое и хорошее.
Жестокое модернизированное общество выкинуло бы этого слепого человека за свои пределы, и никуда бы он не вошёл. А он вошёл и добился крупных результатов. Как же можно говорить, что в этом обществе не сплетены черты интересные, странные, гуманистические, мечтательные («Вперёд, вперёд! Каждому, кто может, даём возможность подняться») – и черты репрессивные? Они же были сплетены! Зачем же надо всё теперь мазать одной краской потому, что кто-то кого-то когда-то обидел? Ну, обидел… Ну, негодяй обидел… Но нельзя же распространять эти мелкие обиды на всё происходившее. Это же не философский поход! «Понять действительность и, поелику это возможно, простить оной», – говорили великие философы. «Всё действительное разумно», – говорил Гегель.
Одна из последних книг Ракитова – «Путь России».
«Корр.: В чём состоит путь, Анатолий Ильич?
Ракитов: Да уж, конечно, не в том, чтобы возрождать великую державу. История не знает примеров возрождения империй. Тем паче в современном мире величие определяется не танками и ракетами. И оно не зависит от площади, не имеет отношения к славной истории страны. Великой является любая страна, если в ней так хорошо живётся, что туда хотят приехать жить и работать. Даже если эта страна крохотная».
Так что нужно было – создать великую модернизированную Россию или крохотную страну? О чём теперь, в 2005-м году (а я настаиваю, что именно в этом году у России начались очень большие, затяжные неприятности в отношениях с Западом, и что в данном случае озвучивается именно это – «даже если эта страна крохотная»), идёт речь?
О том, что мы сейчас во имя модернизации, превращения страны в правильную, начнём её разрушать. Её целиком не удаётся – по частям будем.
Корреспондент спрашивает Ракитова, не кажется ли ему, что нужна национальная идея?
Ответ: «Когда в Америке после великого кризиса к власти пришёл Рузвельт, им была сформулирована национальная идея: чтобы у каждой семьи в воскресенье была на обед курица. Примитив! Но это сплотило нацию».
Извините, я читал все работы Рузвельта подробно. Рузвельт начал не с этого. «Ничего нет страшнее, чем сам страх», «величие Америки», американская долина Теннесси, огромные программы индустриальные и постиндустриальные – сплотили нацию. «Американская мечта»… «Мы встанем, мы поднимемся, мы исправимся, мы все вместе, общими великими усилиями, отстроим Град на Холме, придадим ему новое технологическое величие, станем главной державой мира»… Этого не было у Рузвельта? Курица – и всё? Ну, сказали бы «давай курицу», сидели бы и ели куриц. В чём дело?
«Из России наконец нужно сделать Родину…»
То есть она ею не была. У Гагарина Россия Родиной не была. У Гастелло Россия Родиной не была.
«Родина – это страна, где жить удобно и приятно. Комфортно! В этом смысле большинство россиян – люди, у которых нет родины. Они люмпены, а у люмпенов нет отечества. Поэтому многие и уезжают отсюда в другие страны... Они уезжают в поисках родины – ни больше, ни меньше».
«Особый путь», «душевность», «соборность» – это «попытка пить воду из колодца, в котором нет живой воды. Заметьте: русские мыслители в большинстве своём – и славянофилы, и западники – были богатые люди».
Не понял. Белинский был богатым человеком? Чернышевский?
«Нужно осознать, что всему – и советскому, и дореволюционному –конец. И чем дольше мы будет затягивать агонию, тем хуже».
Вот что началось. И у этого начавшегося (я не хочу здесь педалировать негодование, мне хотелось бы разговаривать на другом языке) есть одно уязвимое место. В противном случае оно и добьёт Россию, и ничего мы не сделаем, если не ударим точно в эту «десятку»…
Есть понятие «акупунктура». Если вы бьёте точно в ту точку, в которую нужно, ваш удар по силе может оказаться в сто раз больше. И тогда, даже если вы слабы, вы наносите достаточное повреждение противнику. Но если вы бьёте рядом с этой точкой – противнику наплевать. Булавочный укол должен быть уколом в точку акупунктуры.
Где теоретически эта точка акупунктуры? Где главная точка всей этой системы?
Это, конечно, вопрос о том, в чём разница между модерном и развитием.
Является ли модерн только одним из вариантов развития? Или есть тождество между модерном и развитием?
Является ли модерн магистральным путём человечества, по которому надо триумфально идти, ломая все преграды, включая культурную матрицу и всё прочее? Или это один из вариантов, который захлёбывается, и по отношению к которому у России есть гениальное «ноу-хау», есть русский клад, содержащий в себе жемчужину, есть советский клад, содержащий в себе жемчужины. Но только русских хотят отделить с помощью десталинизации и дерусификации (потому что речь-то идёт об этом!) от тех кладов, которые у них есть. Им не дают возможности соединиться с этими кладами и обрести себя.
И здесь возникает, может быть, самый серьёзный из всех возможных разговоров – разговор о целях деятельности. Одновременно о философии.
Мы жили в стране, вменяемо организованной – например, в социальном смысле. Профессора получали 700 рублей. Квалифицированные рабочие – 200-300-400. Неквалифицированные – 150. Была правильная социальная дифференциация общества. И было какое-то стремление двигать это общество вверх, а не вниз.
Мы жили в этом обществе очень по-разному.
Была небольшая группа людей – может быть, порядка миллиона людей, а, может, чуть меньше, к которой я принадлежал. И эта группа… я сейчас буду использовать некий символ… не любила фильм «Офицеры». (Я вот сейчас пересмотрел этот фильм. Ничего, нормальный фильм. По крайней мере, к нравственности призывает, к служению Отечеству). Она не любила его. Она любила другое. Например, «Иваново детство» Тарковского. Считала это более глубоким, талантливым.
