Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6481 ( № 39 2014)
Книга будет интересна как специалистам, так и всем, любящим русскую литературу.
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Франко Моретти. Буржуа: между историей и литературой. – М.: Издательство Института Гайдара, 2014. – 264 с. – 1000 экз.
Выдающийся итальянский литературовед исследует собирательный образ буржуа в европейской литературе XVIII – начала XX в. Менее чем за двести лет оптимистичный и энергический образ из книг Даниэля Дефо и Джейн Остин приобрёл внутренний надрыв героев Томаса Манна и Генрика Ибсена. Буржуазия со своим позитивным реализмом, пишет Моретти, оказалась бессильной перед «капиталистической мегаломанией». Для русского читателя особенный интерес представляет глава, посвящённая произведениям русской литературы, – в первую очередь это книги Гончарова и Достоевского. Русские писатели не ведают нейтральных территорий, замечает Моретти. У Штольца есть всё – успех, деньги и любовь – вот только он не протагонист, автор «захвачен колоссальной, чудесной фигурой Обломова». Сочетание «величия и катастрофы» – вот что, по мнению итальянца, почувствовали русские в буржуазных ценностях задолго до явного оформления этого разрыва.
ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Юрий Третьяков. Начало рыбачьего патруля. – СПб.: Речь, 2014. – 176 с. – 7000 экз.
Наконец переиздали эту чудесную, занимательную, поучительную и лёгкую подростковую книгу о простых мальчишках обычного захолустного городка, которые живут изобретательно и бредят приключениями. Для этого ведь многого не надо. Построить шалаш, который на самом деле вигвам, стать индейским племенем, поймать браконьеров, отыскать енота[?] Мало ли дел для людей деятельных! И пусть эти мирные, тихие советские городки ушли в прошлое, психология и энергия игры остались. Игры, которая начинается как мальчишеская выдумка, а заканчивается настоящей помощью взрослым. Ведь каждый мальчишка в глубине души мечтает быть полезным для взрослых. И каждому хочется воспитать в себе настоящий командирский характер. «Начало рыбачьего патруля» – самая заметная книга Третьякова, которая принесла ему всеобщее признание; с неё хорошо начинать знакомство с его творчеством – после чего нередко хочется и продолжить.
Заповеданное во времена чумы
Сцена из спектакля «Дон Гуан и другие»
В течение двух недель в Государственном музее-заповеднике "Михайловское" (Псковская область) гастролировал санкт-петербургский Пушкинский театральный центр - театр «Пушкинская школа».
Как просто, оказывается, сыграть повешенного. Мальчик запрыгивает на деревянную некрашеную (в этом спектакле всё – некрашеное!) табуреточку, словно сейчас будет читать новогодний стишок Деду Морозу. Но – мгновение – и молодая, красивая голова страшно, безжизненно повисает набок, а над зрительным залом, над всей осиротевшей землёй взмывает смертный бабий вой: «Свет ты мой, Иван Кузьмич, удалая солдатская головушка! Не тронули тебя ни штыки прусские, ни пули турецкие! Не в честном бою положил ты свой живот, а сгинул от беглого каторжника!»
Спектакль Ивана Ставиского «История Пугачёвского бунта», в основу которого легли пушкинские «Капитанская дочка» и «История Пугачёва», а ещё подлинные – точные и драгоценные, как и пушкинские, – старинные казачьи песни, показался самым злободневным в гастрольной афише «Пушкинской школы». Невольно в каждом эпизоде зритель считывал новый украинский код. Вот не понимая, не зная всей серьёзности положения дел в уральских степях, домочадцы почти весело провожают Петрушу Гринёва в полк. «Береги здоровье[?]», «береги честь смолоду…», «служи верно, кому присягнёшь…», «слушайся начальников…», «на службу не напрашивайся…» – наперебой выкрикивают тонкие голоса из хора, да и у топора, повешенного над грубо срубленными воротами, деревянное не только топорище, но и лезвие. Игрушечная, деревянная лошадка-качалка везёт своих всадников прямо в буран. А потом, потом… – живые голоса, поочерёдно вступая один за одним эдаким поминальным каноном, читают страшные списки: повешенных, заколотых, забитых до смерти в крепостях, разбросанных по необъятной степи.
Не будет рая, если… – об этом, собственно, были все спектакли «Пушкинской школы» в «Михайловском». Семь названий, двенадцать показов в течение двух недель – эти гастроли, пожалуй, без малейшей натяжки можно вписать в ряд самых значимых событий нынешней театральной осени в России. Они стали фактически первым этапом большой работы по созданию в музее-заповеднике постоянно действующего театрального проекта. О таком проекте, цель которого – создание и показ спектаклей по произведениям Пушкина и русской литературной классики, мечтал ещё легендарный директор и хранитель Пушкинского заповедника Семён Степанович Гейченко. Разговор о пушкинском театре в феврале нынешнего года, на расширенном заседании президиума Совета при президенте по культуре и искусству, которое проходило в Пскове, снова завёл директор Пушкинского заповедника Георгий Василевич. «Когда-то в Стратфорде-он-Эйвоне, – провёл параллель Георгий Николаевич, – был реализован проект театра одного автора: это Шекспировский королевский театр. У нас сегодня есть Пушкинский центр в Пушкинских Горах. Этот центр Гейченко строил в том числе и под идею пушкинского театра, который был бы нашим «ответом» шекспировскому центру».
Президент идею поддержал и дал поручение правительству, премьер-министру Дмитрию Медведеву вопрос проработать, определив Георгию Василевичу в союзники Пушкинский театральный центр и его создателя и руководителя народного артиста России, лауреата Госпремии РФ Владимира Рецептера.
Союз этот, впрочем, сложился не в этом феврале, а двадцать с лишним февралей назад, когда Владимир Рецептер и его псковские единомышленники задумали здесь Всероссийский Пушкинский театральный фестиваль. Для того чтобы написать это «полное собрание театральных сочинений Пушкина», помимо прочего была создана и «Пушкинская школа». Театр образовали из выпускников особого курса Театральной академии – курса, который в своё время Рецептер специально набирал для изучения Пушкина, пушкинского театра. Каждый год, с самого начала учёбы, Владимир Эммануилович привозил своих студентов на Псковский театральный фестиваль.
А молодые актёры не раз говорили, что в Пушкинских Горах им и играется по-особому. Словно сцена и зрительный зал не огорожены стенами, словно пространство – слова, стиха, искусства – бесконечно: за спиной ли, впереди – везде вольные горизонты. Как в том самом раю…
Семь спектаклей нынешней гастрольной афиши – своего рода семь пушкинских заповедей сегодняшним читателям, зрителям. Размышление о чести, а ещё о своём предназначении в жизни – спектакль Perpetuum mobile. Владимир Рецептер, поставивший его, обращается здесь не только к одной из маленьких трагедий, которая имеет ряд игровых (как актёрских, так и режиссёрских) интерпретаций, но и к «Сценам из рыцарских времён» – это произведение считается незаконченным и ни в одном театре, кроме «Пушкинской школы», не идёт. Но Владимир Эммануилович, исследовав текст, пришёл к выводу, что это заблуждение. Сочинение закончено, только не перебелено! (Добавим в скобках, что одна из задач, которые театр и его руководитель ставят для себя в ряд первоочередных, – обращение к тем произведениям Пушкина, которых широкий зритель, массовый читатель или не помнит, или не знает вовсе.)
Совсем о другом – спектакль «Дон Гуан и другие». Он читается как заповедь о бесстрашии. Герои трёх старинных, переосмысленных и фактически заново созданных Пушкиным сюжетов – повести о «развратном, бессовестном, безбожном» Дон Гуане, легенды о том, как Моцарта отравил его друг Сальери, и щемящей истории пирующих посреди всеобщей скорби молодых людей, – каждый на свой лад, по сути, пытаются противостоять: чуме, смерти, страху, который хуже чумы и смерти…
Ещё один поворот темы: к литературным «наследникам» Пушкина – Мандельштаму и, как ни странно, Андрею Синявскому – обращается в своих моноспектаклях молодой артист «Пушкинской школы» Григорий Печкысев (он выступает тут и как исполнитель, и как режиссёр). Его «Гололедица» («Прогулки без Пушкина») – это сценическое размышление о сущности человека, ощущающего себя камнем в руке высшей силы («брось меня, в кого захочешь…»), а ещё о том, «где кончается один и начинается другой человек», о неизбежном одиночестве и умении ценить обращённую на тебя любовь, пусть даже человек любит тебя «как может и пока может…». Спектакль «Ворованный воздух» по «Четвёртой прозе» Осипа Мандельштама – размышление о силе человеческого духа, силе оставаться самим собой даже в жерновах истории. Неслучайно, заметим, сейчас Григорий Печкысев начал работу над спектаклем о судьбе и жизни Батюшкова – удивительного, умнейшего и талантливейшего, сегодня почти забытого поэта. Это будет спектакль о самопознании поэтом самого себя, поясняет сейчас режиссёр и резюмирует: «У меня сейчас два моноспектакля, и первый – «Гололедица» – это спектакль о человеческом заблуждении, я из него уже немного вышел, вырос. Второй – по Мандельштаму – яростный; определяющая эмоция там – гнев, и это тоже в общем-то заблуждение. Главной линией спектакля о Батюшкове, если попытаться определить её одним словом, станет тема прощания, смирения…»
