Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №12 (2002)
Наконец, они прибыли туда, где их никто не утешит. Они прибыли на Кубань, чтобы посмотреть, погрустить и торопливо отчалить в чужую нерусскую даль.
На месте дома, в котором она родилась и прожила три месяца, выросло каменное здание в три этажа, и в сквере, который она не могла запомнить, ни одно дерево не перекликнется с нею возрастом, а школа на улице Бурсаковской, заменившая Дворец Наказного атамана, мелькнет в ее сознании подобно любому строению. Отцу было бы что вспомнить здесь, а ее жизнь — на другом краю света. Ничего не переменишь: там, где была бы она у себя дома всегда, суждено ей лишь гостевать. Ее разделила с родиной сама история.
Кто-то задавал вопросы, приносил альбомы с допотопными фотографиями, кто-то оставлял свой адрес, подстраивался к ней (“нашей кубанской казачке”) под вспышку фотоаппарата. Всех ли она понимала, раскусила? Бог весть. Строго посвященные в элиту обедали с ней за казачьим столом под портретами старых атаманов. Заметила ли она в музее цитату Ленина об уничтожении попов? Спросила ли у Атамана, почему в казачьем штабе нету портретов генерала Шкуро и прочих белогвардейцев? Ее окружили вниманием те, кто никогда не чтил старую историю. Не было никаких сожалений о давней трагедии, мало кто помнил всех “этих бывших”. И тостов поминальных не было. К кому же она приехала? Кого пригласил губернатор — казачку или дочь белого генерала?
Из ветхого времени божеским дуновением доходит на степные просторы печаль отцов и дедов, текут по хладным их черепам слезы: некому передать регалии!
Так появилась в Краснодаре и дочь генерала Науменко.
Достойны ли принимать их нехристи, промолчавшие в этом году на большевистский приговор в газетах: “...генералы Деникин, Колчак, Врангель, Шкуро ненавидели свой народ...”? Говорить ли речи и становиться на колени перед екатерининскими знаменами, штандартами белогвардейских полков тому, кто как-то сказал недовольно: “Гляжу по телевизору, там где-то за границей наши русские целуют на кладбище портрет врага нашего Врангеля...”?
Дочь генерала Науменко приготовилась вернуть регалии на родину.
1999
Во 2-м номере “Родной Кубани” будем перепечатывать труд великого К. Н. Леонтьева “Анализ, стиль, веяние”, самый, пожалуй, гениальный труд его по художественной эстетике, не попавший ни в один из его сборников последних лет. Это так странно. В пору разложения эстетики, художественных критериев в нашей литературе и искусстве жесткие мысли К. Леонтьева помогают всем: и разбушевавшемуся во вседозволенности старому писателю, и молодому, изначально заблудившемуся в понимании природы искусства.
Я прочитал “Анализ, стиль, веяние” еще в конце 1970 года. Жил полмесяца в московской писательской квартире, дописывал последние строки “Осени в Тамани” и ненароком заметил на книжной полке хозяина тонкую брошюрку царского времени. Прочитал с редким упоением, а потом стал выписывать кое-что особенно близкое. Рассуждение Константина Николаевича (больше похожее на сожаление) о том, что было бы, если бы Пушкин не пал на дуэли и написал роман о войне 1812 года (подобно Л. Толстому), я долгие годы знал наизусть. Даже на просторах великой классической литературы можно затосковать о потерях, ее не миновавших. Даже великого художника Л. Н. Толстого посмел К. Леонтьев “учить” евангельской простоте в прозе. Значит, была в русской литературе та высота, которая позволяла глубоким умам судить о ее несовершенствах со всей строгостью; о несовершенствах, нынче уже незаметных для “массового” круга писателей.
Своей героической борьбой сербы дают нам урок. Какими мы были во время лютой войны Запада против Югославии? В нашей прессе не появилось ни одного потрясающего материала о трагической доле сербов. А их много, и читать их без содрогания невозможно. “Лучшая помощь Сербии — сильная Россия”, — сказал настоятель монастыря Студеница архимандрит Иулиан. Россия — это мы. Это мы, почти уже потерявшие русское национальное достоинство. Никто нас в мире не любит, и только сербы вечно привязаны к нам храброй душой.
— Ну, конечно, обидно так жить! Какой-то сморчок, сдувавший пыль с идеологии, или какой-то, того хуже, явный преступник строя и тупица опять в передовиках, но уже кошельковой идеологии, и опять тычут в тебя: недостаточный, мол, патриот.
Все надо выцарапывать, везде надрывать душу, смотреть в воловьи глаза и ждать, что свои же, русские, притронутся наконец к народному чувству и скажут: да, да, да! мы с вами...
Увы! Они переродились.
28 октября. В воскресный день и на праздники мне всегда бывает грустно. А тут еще покупал газеты и вижу, идет наш вечно хмурый и очень глупый писатель. Всегда был богатый и трус необыкновенный. А глупый и трусливый, да еще, как теперь, безденежный, размышляет только о глобальном, учит и подсказывает. Как нарочно, в газете он опять мудрствовал. На второй строчке уже скучно.
— А зачем читать? Уже давно известно: ничего нет. Я недавно у одного такого же глупого и самовлюбленного прыща прочитал: “Не верю я в Бога церковного, но говорю честно: сожалею, что его не существует”.
— Как-то получилось, что я с юности читал только самое хорошее. Но когда долго не выезжаешь никуда, местное болото затягивает, покупаешь зачем-то газетенки, мельтешат местные пупы, круг замыкается местными отношениями, друзья вдалеке надолго исчезают.
— Так везде.
2000
Станица Пластуновская
Не ваши ли это родственники?
В конвое его величества (охрана царя) служили:
Тихон Титович Кузуб, рождения 1871 г.; жена Дарья, дети — Иван (1892), Игнат (1894), Стефанида (1897);
Гавриил Федорович Коновал, рождения 1869 г.; жена Мария, сын Федор (1889), дочь Наталия (1896). В 1889 г. Коновал командирован для сопровождения из Абас-Тумана тела почившего великого князя Георгия Александровича (сына царя Александра II);
Михаил Гордеевич Пономаренко, рождения 1874 г., жена Ульяния, дети — Сергей (1895), Наталия (1893).
Вызывались на праздник 100-летия Войскового хора Иосиф Беловол, Вонифат Держирук.
В депутации на празднование 200-летия Куб. к. в. (в 1896 г.) был из станицы от урядников Леонтий Глушко.
Тарас Кондратенко, конвоец, нес регалии на празднике. В сотне стариков Федот Городисский (св. Георгий 4-й степени за русско-тур. войну) за № 57272, Клим Рудяга (св. Георгий 4-й степени), Петр Стороженко (то же), Антон Бойко.
К войсковому кругу 6 мая (день тезоименитства Государя) 1893 года вызывались для выноса регалий: ур. Гавриил Гаркуша, Федот Малышка, Василий Свитка, Кирило Ткалич (Георг. кавалер), Антон Бойко; отправлял помощник атамана Кирьян.
С т а н и ч н ы й с б о р в 1 9 1 1 г о д у (н о я б р ь)
Ст. атаман Костыря, помощник Кулик и Пимоненко, старший казначей Колотий, почетный судья Кондратенко, старшие судьи — А. Третьяков, Д. Гришко, Щербина, Фрол Северин.
Выборные:
1. Грамотные: Д. Бойко, Т. Коновал, А. Гринько, Самуил Кондратенко, Ф. Костыря, Ф. Третьяк, А. Прядка, И. Бут, П. Качан, Ев. Соколянский, И. Решетняк, Василий Свитка, А. Сторчак, А. Скляр.
2. Неграмотные: Спиридон Вернигора, Павел Величко, Прокофий Ус, Корнилий Меженный, Гавриил Сидловский, Парамон Чуб, Трофим Горб, Ульян Петрушенко, Сафон Костыря, Венедикт Меженный, Архип Гребенник, Митрофан Вовк, Семен Ус, Конст. Цюрюпа, Евсей Щербина, Федор Вовк, Терентий Брижак, Моисей Сикач, Козьма Врямник, Сергей Шенуха, Феодосий Мащенко и Деомид Убогий, а за них, неграмотных, по их доверию расписался Георгий Сви... (непонятно. — В. Л. )*.
“Разъяснить М. А. Шолохову действительное положение дел с развитием культуры в стране и в Российской Федерации...” (Решение Секретариата ЦК КПСС, 1978 год).
Власть советская всегда “разбиралась” в искусстве тоньше профессионалов и прислушивалась к мнению не лучших, а худших, порою даже подлых.
Трагедия последних 15 лет ничему не научила даже патриотических руководителей.
Тимофей Ящик стал еще одним моим любимцем. Всю ночь мешал он мне спать: я с кем-то беседовал о нем, сам он показывался — то один на коне, то с императрицей Марией Федоровной. Нынче конец века, Тимофея Ящика нет на свете 55 лет, а дочка его еще живет в степи под станицей Новоминской, где и рождались все Ящики. Ей девяносто лет. Расскажет ли она об отце, о великой княгине, которая жила у них или возле них? В двадцатом году ей было десять дет. Здорова ли она, памятлива, подпустит ли к ней ее дочь? Надо поехать. Усыпальница старой жизни стоит еще не полная, еще не все внесены в нее.
Атаман поехал в Америку за регалиями, а мне бы увидеть в Новоминской угол, где стояла хата Ящика да расспросить дочь.
В журнале “Родная Кубань” печатаем его воспоминания. Выйдет этот номер, и ни одна казачья душа не позвонит. Вымерло родство.
