Тьерри Мейссан - 11 сентября 2001
«В большинстве случаев нам не известны ни личные данные, ни место заключения выходцев из наших стран. В лучшем случае они снисходят до того, что дают нам их общее количество… Власти также оказывают на них давление, чтобы они не пользовались своим правом связаться с консульскими представительствами или адвокатами. Это совершенно недопустимо».
USA PATRIOT Act позволяет ФБР также прослушивать средства коммуникации без контроля представителя судебной власти.[90] Эта мера может быть применена в отношении связи между выходцами из других стран, между другими странами, если она проходит через американскую территорию с помощью Интернета.
31 октября Министерство юстиции временно приостанавливает право задержанных или заключенных беседовать со своим адвокатом наедине.[91] Отныне позволяется шпионить за этими встречами и производить запись, что делает возможным дальнейшее использование против подозреваемых их собственных слов и что сводит на нет всякую возможность для клиента и адвоката выработать совместно стратегию защиты.
13 ноября президент Буш издает указ о том, что иностранцы, «подозреваемые в терроризме», что включает в себя как «членов и бывших членов „Алъ-Каиды“, так и людей, оказавших содействие (даже не ведая о том) заговорам с целью совершения терактов (даже и не осуществленных), – не будут отныне судимы ни в федеральных судах, ни даже военными трибуналами, а военными комиссиями.[92] Комиссии эти будут составляться министром обороны по его собственному усмотрению и сами будут устанавливать свой процессуальный кодекс. Их заседания смогут проводиться за закрытыми дверями. «Военные прокуроры» не обязаны будут сообщать задержанным и их защитникам о «доказательствах», которыми они будут располагать. Они будут принимать решения большинством в две трети голосов (а не единогласно, как того требуют международные нормы в уголовных делах).
В тот же день Министерство юстиции отлавливает пять тысяч подозреваемых происхождением со Среднего Востока, из которых почти все проживали легально в США и никогда не совершили никакого правонарушения, просто с целью их «допросить».
Опираясь на Комитет по борьбе с терроризмом,[93] созданный резолюцией 1373[94] (от 28 сентября) Организации Объединенных Наций, Госдепартамент предписывает государствам – членам ООН принять такие же законодательства. На сегодняшний день 55 стран (среди которых и Франция, своим «законом о постоянной безопасности») в результате вписали в свои внутренние нормы определенные положения из USA PATRIOT Act. Их цель – не защита местного населения от терроризма, но дозволение полицейским службам США распространить свою деятельность на весь остальной мир. Речь идет в основном о продлении сроков задержания в делах по терроризму, об ограничении свободы прессы и о разрешении перехвата связи службами безопасности без контроля судебных властей. В Великобритании антитеррористический закон позволяет поместить в заключение подозреваемых иностранцев даже вне проведения какого-либо следствия, что открыто нарушает Европейскую конвенцию прав человека. В Канаде антитеррористический закон принуждает журналистов открывать их источники информации по запросу судебной власти под угрозой немедленного тюремного заключения. В Германии разведслужбам даются полномочия уголовной полиции, что практически преобразует их в политическую полицию. В Италии секретным службам позволено совершать всевозможные правонарушения на территории страны в интересах национальной обороны, и они не должны давать при этом никакого отчета правосудию. И так далее.[95] И наконец, госсекретарь Колин Пауэлл прибывает в Европу, чтобы убедиться, что национальные полиции смогут отныне передавать ФБР без ненужных формальностей имеющуюся у них информацию и чтобы открыть пост ФБР в помещении Европола.
«Начиная с 11 сентября, правительство требует голосовать за законы, разрабатывать политические подходы и процедуры, которые не соответствуют нашему законодательству и установившимся идеалам и раньше были бы просто немыслимы», – пишет престижное издание New York Review of Books.[96] Раздувая мистический патриотизм, страна свободы слова и политической гласности замкнулась на экстенсивной идее государственного интереса и военной тайны, применяя ее ко всем секторам жизни общества.
Официальная версия событий 11 сентября не позволяет оправдать такой крутой вираж. Если врагами являются ничтожества, прячущиеся в пещерах Афганистана, зачем тогда опасаться заводить беседы с коллегами в стенах Пентагона? Как можно представить себе, что горстка террористов может собрать и обработать отрывочные и разбросанные сведения о закупках оружия и сделать вывод из этого о военных планах Соединенных Штатов? Зачем приостанавливать нормальное функционирование общественных институтов и лишать парламентариев, даже для использования при закрытых дверях, информации, необходимой для демократической жизни?
Если официальная версия, по которой теракты были совершены иностранными террористами, соответствует истине, зачем тогда препятствовать открытию следствия Конгрессом и журналистскому расследованию?
Не присутствуем ли мы скорее при смене политического режима, запрограммированной задолго до 11 сентября?
Далеко не первый раз за последние полвека ЦРУ всячески старается заставить принять закон, запрещающий прессе упоминать о делах государственной важности и заносящий в преступники тех служащих и журналистов, которые пытались бы эти дела раскрывать. В ноябре 2000 года крайне реакционный сенатор Ричард Шелби, председательствовавший тогда в сенатской комиссии по разведке, провел через голосование «Закон о секретности » (Official Secrecy Act), на который наложил свое вето президент Билл Клинтон. Ричард Шелби снова повторил свой маневр в августе 2001 года, надеясь на лучший прием со стороны президента Буша.[97] Проект закона находился как раз на обсуждении, когда произошли теракты, и он был частично встроен в «Закон о разведке» (Intelligence Act) от 13 декабря 2001 года. Тут же министр юстиции Джон Эшкрофт создал специальное подразделение, которому вменялась в обязанность разработка средств пресечения утечки засекреченной информации.[98] Оно будет подавать рапорт каждые полгода. С этого момента множество официальных веб-сайтов были вычищены: публичные сведения были изъяты под предлогом того, что их сопоставление могло бы позволить «террористам» докопаться до секретной информации. Нейтрализовав все регуляторы власти: правосудие, следственные комиссии Конгресса и прессу, исполнительная власть обзавелась новыми структурами, позволяющими ей распространить на внутреннюю политику методы, уже испытанные ЦРУ и вооруженными силами вне страны.
Открытие Министерства внутренней безопасности (Office of Homeland Security – OHS), заявленное Конгрессу президентом Бушем 20 сентября, состоялось 8 октября. Речь здесь не идет о приуроченном мероприятии, но о глубинной реформе американского госаппарата. Отныне администрация будет различать безопасность внутреннюю и внешнюю. Директор этого министерства, Том Ридж, будет равным по чину советнику по национальной безопасности Кондолизе Раис. Каждый будет председателем своего совета: Совета внутренней безопасности и Совета по национальной безопасности. Их четко различные компетенции все же перекрещиваются в целом ряде областей. Так, президент Буш назначил заместителя советника по национальной безопасности, ответственного за борьбу против терроризма, который, будучи подчиненным и зависящим от Кондолизы Раис, должен будет находиться в распоряжении Тома Риджа. Эта ключевая должность была доверена генералу Уэйну А. Даунингу, человеку чрезвычайно силового профиля.[99] Даунинг занимал среди других должностей и должность шефа командования спецоперациями сети stay-behind.[100] Он также будет обеспечивать связь между советами и Отделом стратегического влияния, задача которого – манипулирование общественным мнением и правительствами зарубежных государств.
Бюро внутренней безопасности (или Бюро безопасности Родины) имеет широкие координационные полномочия, которые смогут со временем развиваться и далее. Трудно сказать, сыграет ли оно роль, сопоставимую с той, которую сыграло Управление военной мобилизации (Office of War Mobilization – OWM) во время Второй мировой войны, или с ролью нынешнего Бюро национальной политики по контролю за наркотиками (ONDCP), которое ведает военными операциями в Латинской Америке.[101] Как бы то ни было, мы присутствуем при захвате гражданской жизни военными и разведуправлениями.[102] «Историки вспомнят, что между ноябрем 2001 года и февралем 2002 года демократия – такая, какой она представлялась составителям Декларации независимости и Конституции Соединенных Штатов, – умерла. И пока демократия испускала дух, появлялось на свет фашистское и теократическое американское государство», – комментируют происходящее два больших журналиста – Джон Стантон и Уэйн Мадсен.[103]
