Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V - Алексей Ракитин
Но гадать на эту тему сейчас бессмысленно, нам интересно лишь итоговое решение, принятое убийцей — он отправил одежду, головной убор, перчатки и обувь жертвы в печь.
Следующим этапом стало расчленение крупного и массивного мужчины. Тут Уэбстера подстерегала новая проблема, вряд ли предусмотренная им при выработке плана. Он не мог поднять труп с пола, чтобы поместить его в мойку, а расчленять на полу было опасно из-за угрозы пролива большого количества крови. Путём чрезвычайного напряжения сил, встав ногами в мойку, используя становую силу, убийца сумел-таки добиться желаемого. Перевалив труп через бортик мойки, он открыл воду и занялся расчленением под потоком проточной воды. Нельзя не признать проявленных убийцей изобретательности и находчивости — именно расчленение в мойке позволило Джону Уэбстеру избежать значительного загрязнения кровью пола химической лаборатории.
После того, как тело было разъединено на части, пришло время приступить к их сокрытию. С теми фрагментами тела, что не имели уродующих повреждений, всё было довольно просто — Уэбстер поместил их в «колодцы» под столами. Они должны были находиться там вплоть до того момента, когда у преступника появится возможность подбросить их в хранилище морга. Судя по всему, преступник вообще не собирался их сжигать. Но те фрагменты тела, что имели совершенно очевидные следы побоев [и тем самым указывали на криминальную причину смерти] нуждались в скорейшем уничтожении. Это были голова Джорджа Паркмена, кисти его рук, возможно, предплечья. Не могло быть и речи об их помещении в хранилище морга — там бы они сразу привлекли к себе внимание. Хранить их в колледже также было совершенно незачем. В принципе, их можно было вынести из здания и выбросить где-то на пустыре или бросить в воды реки Чарльз, но убийца, по-видимому, оказался уже изнурён непосильными трудами этого дня.
Он просто забросил в тигельную печь голову жертвы, обе руки и ступни обеих ног, подбросил в топку дрова и антрацит, умылся, переоделся и отправился домой.
В своём письменном признании он указал, будто покинул Медицинский колледж 23 ноября около 6 часов вечера. Но на самом деле это произошло позже. Из показаний студента Джозефа Престона нам известно, что в тот день около 17:30 профессор химии входил в сарай позади колледжа — оттуда он вышел с пилой в руках. Свидетель не придал увиденному особого значения, но понятно, что Уэбстер не отправился домой в указанное время [ведь пилу ему надлежало использовать для неких целей, а затем вернуть на место].
Наверное, к концу дня убийца чувствовал себя не очень хорошо — он был изнурён тяжёлым и непривычным напряжением, его мучил голод и терзали всевозможные страхи. Но, явившись домой, выпив, закусив и выспавшись, он обдумал содеянное и пришёл к выводу, что дела его обстоят весьма неплохо. Он устранил кредитора, фактически аннулировал долг, а кроме того, в его кошельке осталась весьма немалая сумма денег, которой должно было хватить на неотложные траты.
Весьма любопытно противоречие между показаниями Литтлфилда и текстом якобы «полного и чистосердечного» признания убийцы. Напомним, что Литтлфилд рассказал в суде о явке профессора в колледж в 7 часов утра в субботу [на следующий день после убийства]. А Уэбстер в своём эпистолярном признании эту «мелочь» обошёл полным молчанием, он даже не стал опровергать Литтлфилда, хотя, разумеется, слышал сказанное им. Убийца явно замалчивает то, что ставит под сомнение его версию событий. Автор склонен поверить уборщику, поскольку у того не существовало резонов что-либо придумывать в этой части. Сам Литтлфилд не делал никаких далеко идущих выводов из ранней явки профессора, как мы помним, свою подозрительность уборщик обосновывал совсем иными аргументами.
Уэбстеру пришлось приехать на место преступления ранним утром для того, чтобы хорошенько его осмотреть при дневном свете и удостовериться, что все опасные следы и улики удалены надлежащим образом. Возможно, он закончил что-то, начатое накануне, например, вторично обработал нитратом меди подозрительные следы на лестнице. Увиденное, судя по всему, профессора вполне удовлетворило, он пробыл в химической лаборатории не очень долго и вернулся домой довольно рано, вероятно. успел даже к завтраку.
Нам известно, что утром 24 ноября профессор Уэбстер был весел, спокоен и лучезарен. После завтрака он отправился в кембриджское отделение «Charles river bank» и внёс на свой депозит 90$ — это была та самая сумма от продажи билетов, что накануне ему вручил банковский клерк Петти. Уэбстер имел «на кармане» деньги, те самые, что он нашёл в карманах убитого им человека, а потому выручку за билеты он мог спокойно внести в банк. Эти деньги его ни в чём не уличали, и их происхождение убийца объяснил бы без малейшего затруднения.
Всё было хорошо ровно до того момента, когда Уэбстер прочитал в вечерней газете заметку об исчезновении Джорджа Паркмена. В газете сообщалось об интенсивных поисках пропавшего и назначении премии за сообщение информации, способной помочь в поисках. Прочитанное встревожило убийцу. Очевидно, в своих расчётах он исходил из того, что розыски пропавшего начнутся позже, и у него будет фора времени в несколько дней. За это время люди, видевшие Паркмена в здании колледжа в середине дня 23 ноября, либо забудут об этом, либо их показания можно будет оспорить как не вполне точные. Но розыски начались ранее, чем предполагал Уэбстер… А что, если кто-то из студентов или работников колледжа, прочитав заметку в газете, уже припомнил Джорджа Паркмена, поднимающегося по ступеням главной лестницы на второй этаж?
Мы знаем, что в те дни никто ничего не вспомнил, но Джон Уэбстер этого знать не мог! Проведя в немалом волнении вечер субботы и ночь на воскресенье, он отправился в колледж и узнал, что в субботу там уже появлялись полицейские и какие-то люди в штатском, занятые розысками пропавшего Паркмена. Однако удача оказалась в тот раз на стороне преступника! Хотя занятые розыском лица и осмотрели здание от чердака до подвала, никому из них не пришло в голову
