Неповиновение - Том Торк
– Чем выше растёшь, тем меньше свободомыслия, а я это ценю и в себе, и в людях. К тому же наверху не осталось людей, готовых помочь, там все думают только о себе.
– Если думать не о себе, то и вырасти не удастся, вдобавок, те у кого есть власть думают гораздо свободнее остальных. Ты глупец, если думаешь иначе.
– Имея власть, мысли будут лишь о том, как её удержать. Едва ли те великаны на «лестнице» думают о том, что можно помочь, направить людей, вознести до своего уровня, не прося ничего взамен.
– Вознося всех, никого не останется внизу, вся система рухнет.
– А разве должно быть так, чтобы кто-то был выше или ниже другого? Разве мы все не должны быть равны?
– Кто-то должен руководить.
– Кто-то должен, но не те, кто думают лишь о себе.
На том разговор закончился. Все остались при своём. Едва ли Лаврентий Лицемеров задумался над словами Михаила Мироновича, он лишь посчитал того идиотом, не понимающим устройство и законы мира. А после, общаясь с коллегами, сплетничал про него, и, как бы невзначай, рассказал о своей тактике, которая, впрочем, мало кого интересовала.
Дни шли, заветный заголовок всё никак не получался. Газета выходила так, без него. Никто за всё это время не подошёл к Михаилу Мироновичу, не спросил про строку, место под которую пустовало, все были или равнодушны, или делали свою работу, смотря на остальное сквозь пальцы. Листы тратились, ручки исписывались, казалось, что если однажды Михаил Миронович не явится на работу, то уволят его не потому, что он не отметился, а из-за коллег, которые тут же сдадут, потому как тот сильно мешал их однотипной работе, заключавшейся в проверке правильности написания буквы «А», причём этим занимался не один человек, и даже не весь их отдел, а целый этаж, состоящий из сорока офисов, все они перепроверяли одну и ту же букву, делая это по очереди, при этом возводя важность своей работы в абсолют, гордясь тем, что делают: «если бы не мы, кто-нибудь бы наверху неправильно бы понял букву, за ней слово, за ним предложение и вообще всю газету, тогда было бы ужасно плохо, потому потрудитесь быть благодарными». Михаил Миронович не понимал смысла нахождения большинства людей, потому как едва ли была буква, которую можно было спутать с заглавной «А», но он молчал, не тратил время на бессмысленные разговоры, а пытался разобраться в фразе, которую никак не мог вспомнить, он даже возвращался в прежний офис, только для того, чтобы вспомнить, однако ничего в голову так и не шло, его только прогнали, кидаясь клочками бумаги.
И так, уменьшаясь в размерах, шло время, пока однажды его не остановил один лилипут. Михаил Миронович не сразу заметил чьё-то присутствие, однако, когда кто-то настойчиво стучал по его ботинку и дёргал штанину, великан, достав бинокль, посмотрел на нарушителя спокойствия. Ба! Это же Мария Митрофановна собственной персоной, только уж очень маленькая. Не поверив собственным глазам, он поднял её к глазам, разглядывая.
– Что же случилось? – осторожно, чтобы ненароком не сдуть лилипута, спросил Михаил Миронович.
Мария Митрофановна плача, отчаянно крикнула ему:
– Я потеряла всё! Никому больше не нужна и неважна! Мне некуда идти, не подняться в квартиру за оставленными вещами, да и не по размеру они мне теперь! Не вернуться на прежнюю работу! Меня уволили! Выбросили! – она расплакалась ещё больше. – Мне больше некуда пойти, не к кому обратиться! Никто меня не узнаёт, никто не хочет даже выслушать!
– Я помогу вам, улыбнулся Михаил Миронович, – но от вас потребую помогать другим, когда кому-то нужна будет ваша помощь, вы согласны?
Мария Митрофановна кивнула, хныча и вытирая нос кулаком. Всё также довольно улыбаясь, Михаил Миронович посадил свою спутницу себе на плечо и пошёл к кабинету начальника своего этажа. За столом там сидел круглый мужичок, низкого роста, сидящий в своём кожаном кресле и ничем ровным счётом не занимающийся. От прибытия гостей, он, впрочем, весь встрепенулся, выпрямился, выпятил грудь, воздвиг очки не по размеру себе на переносицу, достал откуда-то из закромов бинокль и посмотрел на вошедшего Михаила Мироновича через всю эту неудобную конструкцию. Едва помещающийся в комнату, Михаил Миронович учтиво поклонился начальнику.
– Здравствуйте, уважаемый, Пётр Простков, я из семнадцатого отдела буквы «А», занимаюсь написанием фразы на четырнадцатой странице, – начальник смотрел на просителя и не обращал внимания, предпочитая витать где-то в облаках, чем решать какие-то проблемы, – как вы могли заметить, уже месяц фразы всё нет и нет, – услышав, что чего-то нет и испугавшись, что проситель может оказаться и проверкой, которых, впрочем, никогда небывало, Пётр Простков полез в ящичек в поисках налички, которой оказалось немного, одновременно с этим приняв серьёзное выражение лица, – так вот, я подумал, что будет неплохо разбавить колонку, добавив туда сказки, что скажите? – Пётр Простков удивился, ящичек, впрочем, быстро закрыл, не вымолвил ни слова, не ожидая, что кто-то станет заниматься самодеятельностью, – вижу, что вы и не согласны, и не возражаете, вот – Мария Митрофановна – писатель сказок, поможет разбавить газету, а именно, пока что, пустующую колонку, которую я непременно, сегодня же заполню.
– Мне нужно посоветоваться с начальством по этому вопросу, – буркнул Пётр Простков, понявший, что грозы сегодня не ожидается.
– Что вы, что вы! – засуетилась Мария Митрофановна, – к чему всё это? Вы расскажите нашу идею, в итоге её заберёт кто-то другой, и вы не получите премию по улучшению газеты, разве можно упустить такой шанс?
Поразмыслив, что премия ему не помешает, Пётр Простков пожал плечами, как-то невнятно кивнул и отвернулся, вновь погрузившись в какие-то свои мысли и мечты, более не замечая гостей.
В газете-ежедневнике «маленькие вести», на четырнадцатой, последней странице, в последней колонке было написано: «Поистине великие дела совершаются маленькими людьми», а рядом совсем маленьким, аккуратным шрифтом эта история, которую вы только что прочли.
Аморальный выбор
Осень. Листья. Холод. Дорога. Просторный, длинный богатый лимузин. Бывший в этом цветном многообразии неприятной, неправильной чёрной кляксой, портящей общую атмосферу и грациозность природы, не ждавшей туристов в это время года. Машина направлялась в «Глубоководные погружения», – место, где приезжие могли опуститься на глубины океана, дабы лицезреть местных, недоступных обычно глазу, обитателей, коснуться дна, сделать несколько фотографий на память и с чувством единения с подводным царством подняться и уехать. Так, летом любили проводить свой туристический досуг многие приезжие из самых разных уголков мира. Однако стояла осень, листья деревьев давно опали, дождь и мокрый снег, соревновались за первенство испортить день бедолаге, забывшему зонт, а температура настолько сильно опустилась, что вода чуть ли не покрывалась ледяной
