СБОРНИК - ЕСЛИ №3 ЗА 2006 ГОД
Ее удивила царившая в комнате сырость, на которую тело отозвалось гусиной кожей. Вытянув вперед руки, она вслепую двинулась к противоположной стене, ожидая обнаружить кончиками пальцев гладкие металлические выпуклости призовых кубков, беспорядочно расставленных на полках. Но кубки оказались шероховатыми на ощупь из-за пленки рыхлых окислов и грубыми, словно ее собственная кожа. В какой-то момент она почувствовала соблазн сравнить выпуклости своей груди и металлической полусферы, по которой пробежались ее пальцы. Запах плесени внезапно хлынул на нее со всех сторон, с разбухших от сырости стенных панелей, пола и потолка.
Энна решила не снимать трусики и села в оказавшееся на пути кресло, стараясь не прикасаться к кожаной спинке, наверняка покрытой плесневыми грибками. Ни один луч света не нарушал абсолютную темноту, и когда она закрыла глаза, то не уловила никакой разницы. Сейчас ей нужно было сконцентрироваться, ощутить свое тело, подобно тому, как стараются почувствовать новую одежду в примерочной кабинке, определить недостатки, узкие места. Складку на спине, слишком грубый шов… Если до сих пор «примерка» проходила без проблем, то сегодня она колебалась, обуреваемая недобрыми предчувствиями… Ее пальцы, затвердевшие в результате солевого массажа, жестко вонзались в мышцы бедер и живота, проверяя надежность мускулов и гибкость суставов.
Инстинкт подсказывал ей, что она не обнаружит ничего подозрительного. Ни один мускул не расслабился, не появилось ни одной жировой складки…
В чем же дело?
Весь отпуск она напрасно допытывалась ответа у зеркала в ванной мотеля. Она заплатила приличную сумму местному изъеденному молью фотографу, чтобы он сфотографировал ее обнаженной в разных ракурсах, но даже пачка снимков ничего не объяснила. На всех фотографиях она выглядела «весьма достойно» со своим крепким мускулистым телом, прочными связками и коротко подстриженными жесткими волосами.
Стоило, наверное, поменять эксперта, «привлечь свежий мужской взгляд», как часто говорила Марта. Может, тогда ей удалось бы обнаружить какие-нибудь незначительные признаки старения, вроде пятен на коже или припухлости мышц? Начало образования старческой маски, в результате чего вскоре должны появиться идущие к уголкам рта резкие, похожие на шрамы морщины…
Возможно, только у мужчин имеется инстинкт, это предзнание, позволяющее определить начало старения. А она напрасно бьется в поисках явных следов, когда имеются только зародыши симптомов.
Она…
Она попыталась встряхнуться. После окончания учебы азарт охоты овладел ею с такой силой, что почти полностью подавил сексуальный инстинкт. Впрочем, такое явление было весьма распространенным, она отнюдь не считала себя исключением. Когда она вышла замуж за Джорджа, необходимость заниматься любовью по меньшей мере один раз в неделю была для нее неизбежным наказанием. Впрочем, почему она вышла замуж совсем юной, в двадцать два, нет, в двадцать три года, едва закончив период легальной охоты? Теперь она должна была признать, что дом, который принес с собой молодой человек в качестве приданого, был решающим фактором выбора. Ведь многие амазонки, не имея собственного жилья, оказывались вынужденными предлагать свои услуги разным городам за совершенно жалкую плату. Конечно, в те времена пораженные болезнью дома были достаточно редки. В свое время особняк Джорджа, с его колоннами и балконами, с многочисленными лестницами и лоджиями, с путаницей темных коридоров, с лабиринтом подвальных помещений, буквально заворожил ее. В ее воображении уже рисовались планы будущего театра военных действий, схемы будущих сражений, жесткие стратегии, внезапные стычки. Конечно, в то время строение не было заражено, но достаточно подождать… Вот она и дождалась.
В школе она сразу же примкнула к тем, кто не желал продавать свои знания и умения. Она рассматривала свою профессию амазонки как своего рода искусство. Останься она без собственного жилья, ей пришлось бы снимать квартиру или вступить в ассоциацию санитарной очистки, что фактически привело бы к тому же. Только обладая собственным жильем, она могла свободно отдаваться своей профессии, разрабатывать и применять свои приемы, не заботясь о статистике результатов.
Прошли годы, в течение которых она сражалась в самых разных домах, преимущественно в богатых особняках самой необычной архитектуры, отказываясь от платы, но настаивая на сражениях, достойных ее таланта. Ее имя уже приобрело достаточную известность, когда наступила очередь собственного дома. С тех пор как он оказался заражен, она отказывалась от всех заказов, отдаваясь полностью личному полю боя. Элен и Марта осуждали ее за подобные аристократические манеры, но их критика, скорее всего, была вызвана завистью. Как бы там ни было, она не понимала, почему ее таланты должны были крепнуть после атаки на завод, после лишенной какой-либо утонченности схватки, которую она обычно называла «артиллерийским налетом».
Течение ее мыслей внезапно нашло иное русло. Она подумала, что отныне является последней представительницей легендарной «эскадрильи». Раньше рядом с ней были рассудительная Элен, Марта, карьера которой считалась образцовой, малышка Эстер, гениальная во всем, что касалось устройства ловушек, но неспособная выдержать продолжительную схватку… И еще шведка Инж, которая не могла справиться с домом, не разрушив его полностью.
Несмотря на опыт и знания, несмотря на их мужество, все они исчезли. Энна знала, что ее необычный для амазонки столь продолжительный период активной деятельности, на который приходилась не одна сотня схваток, был результатом великолепной физической формы, идеального равновесия между душой и телом. И вот теперь это равновесие нарушено…
Она вздрогнула. Темнота начала угнетать ее. Поднявшись на ноги резким движением, от которого кресло откатилось назад, она направилась к двери. Створки, обшитые медными пластинками, со скрипом распахнулись, впустив в комнату свет из коридора. Она нервно сдернула с себя трусики, пропитавшиеся запахом плесени, и заторопилась в душ, чтобы скорее почувствовать на теле струи горячей воды.
На площадке второго этажа она столкнулась с Джорджем, спускавшимся вниз. Они молча разошлись под аккомпанемент поскрипывающих лестничных ступенек и рассохшихся дощечек паркета. Джордж держал в одной руке небольшой латунный ключ, а в другой школьный учебник в яркой обложке, который приобрел этим утром в небольшой полузаброшенной книжной лавчонке. Он присел на последнюю ступеньку, положил рядом с собой ключ и раскрыл книгу – учебник по географии, или истории, или, может быть, по гражданскому праву. Джордж так и не сумел определить тематику, настолько разносторонним было содержание. Впрочем, для него это не имело значения. Его внимание сконцентрировалось на двух страницах центрального разворота. Здесь на большой иллюстрации был изображен город в разрезе. Поверхность с улицами и зданиями и подземная часть. Дома в разрезе напоминали деревья; под их основаниями можно было видеть два симметрично расположенных выроста, похожих на толстые извилистые корни. При внимательном изучении картинки можно было разобрать, что художник изобразил какие-то странно устроенные туннели. Такие «норы» имелись почти у каждого здания. Под рисунком размещалась подпись: «Вид больного города в разрезе».
Джордж находил эту картинку великолепной.
Он выпрямился, отложил книгу и взял ключ.
Стоило ему открыть дверь и остановиться в полумраке, как он почувствовал себя в странном мире. Дом можно было сравнить с айсбергом, лишь небольшая часть которого возвышалась над уровнем тротуара. Справа и слева от него домашний компьютер, снабженный строительными модулями, соорудил две уходящие вниз совершенно одинаковые лестницы, поразительно напоминавшие спуск в метро. Казалось, будто лестницы предлагали проводить вас на две разные линии, последние станции которых находились в противоположных концах города. Это было начало построенной компьютером постоянно развивающейся под асфальтом сети комнат и коридоров, медленно пробивающей себе путь в толще земли подобно корням дерева.
Джордж выбрал правую лестницу. С этой стороны отклонения сразу же бросались в глаза; комнаты, следующие друг за другом подобно вагонам поезда, были как будто подвержены болезни, проявлявшейся в уродливых искажениях пропорций. Иногда в огромной ванной комнате, занимавшей половину квартиры, в ряд выстраивались шесть-семь совершенно одинаковых ванн. В центре туалета, размером десять на пятнадцать метров, возвышался унитаз, напоминавший скорее памятник, чем устройство известного назначения. В то же время гостиная вместе с библиотекой на тысячу томов свободно могли бы разместиться в стенном шкафу, при этом каждый предмет обстановки уменьшался компьютером до кукольных размеров.
