Иоахим Гофман - Сталинская истребительная война (1941-1945 годы)
В одном узловом пункте план Генерального штаба от 15 мая 1941 г. означал отход от прежней доктрины: намечалось уже не ответить на вражеское нападение уничтожающим ударом, а Красная Армия должна была уничтожающим ударом упредить вражеское нападение, которое, правда, в этот момент было еще чисто гипотетическим, так как бронированные ударные силы германской Восточной армии вообще стали развертываться у восточной границы лишь с 3 июня 1941 г. Поскольку этот мощный уничтожающий удар был предназначен для того, чтобы положить начало «военной политике наступательных действий», которую 5 мая 1941 г. потребовал проводить Сталин, и, как признал Калинин 20 мая 1941 г., речь в действительности шла о политических целях, о «распространении зоны коммунизма», то есть о распространении власти Советского Союза, то здесь готовилась чисто агрессивная и захватническая война, а не превентивная война, подобно тому, как агрессивную войну планировал Гитлер, хотя и по другим мотивам.
Это справедливо независимо от того, что в качестве предлога было использовано немецкое развертывание и при этом также оказалось необходимым временно прикрыть подготовку к нападению, стягивание и развертывание частей Красной Армии местной обороной. Успех запланированного широкомасштабного и внезапного наступления против войск Вермахта предполагал принятие некоторых мер, на которых настаивал Генеральный штаб Красной Армии 15 мая 1941 г.
1. Под видом учений солдат Красной Армии нужно было произвести скрытое отмобилизование войск.
2. Под видом выхода в лагеря нужно было произвести сосредоточение войск ближе к западной границе, в первую очередь сосредоточить все армии резерва Главного командования.
3. Авиация должна была скрытно сосредоточиться на полевых аэродромах, и сразу же следовало начать развертывание авиационного тыла.
4. Далее, под видом учебных сборов и тыловых учений должны были быть развернуты и тыловые службы.
Эти требования в существенных чертах соответствовали новым оперативным и тактическим принципам Красной Армии, на которые своевременно обратили внимание и немцы. С весны 1941 г. немецкая сторона зарегистрировала в советской военной литературе «далеко идущие исследования» о «начальной фазе современной войны». Все эти исследования, как говорится в сводке командования немецкой 18-й армии от 15 апреля 1941 г., приводили к выводу, что современные войны будут начинаться «с «вползания» в войну, без официального объявления войны, при постепенной и — вплоть до окончательного начала военных действий — замаскированной мобилизации». Моторизованные силы и кавалерия должны были сосредоточиваться в «учебных военных лагерях и при маневрах» и «в кратчайшее время использоваться в качестве армии вторжения». Цель «внезапного развязывания войны» — «перенести военные действия на территорию противника и с самого начала кампании захватить инициативу». Встает вопрос, в какой степени эти требования находились еще в стадии реализации или уже были выполнены к 22 июня 1941 г.
Что касается скрытой мобилизации, то войска западных приграничных военных округов получили приказ Генерального штаба Красной Армии: к июню 1941 г. достичь полной мобилизационной готовности в соответствии с новым мобилизационным планом «МП-1941 года».[61] В качестве сроков можно установить для всех частей и подразделений Западного особого военного округа 15 июня 1941 г., для Прибалтийского особого военного округа — 20 июня 1941 г. Мобилизация войск в соответствии со сроками, установленными схемой развертывания, должна была быть подготовлена «до мелочей». Генеральный штаб, видимо, хотел сделать в июне «решительный шаг вперед» и провести также всеобщую мобилизацию. Тем временем Сталин 14 июня 1941 г. отверг соответствующее предложение Тимошенко и Жукова, так как мобилизация, по тогдашним представлениям, автоматически повлекла бы за собой начало военных действий, которые, однако, должны были начаться неожиданным ударом в избранный самой нападающей стороной момент. Но и предпринятые меры, как недавно показал полковник Филиппов, являлись уже настолько действенными, что надобность в проведении мобилизации вообще отпала.[62] В мае 1941 г. Сталин приказал призвать еще 800 000 резервистов, так что наготове стояли уже около 300 дивизий, недоукомплектованных до боевой численности лишь на 2500 человек каждая. Правда, стоящие за этим намерения своевременно раскрыло и немецкое командование,[63] расценив нарастающий призыв специалистов и привлечение всех резервистов определенных лет как целенаправленное усиление Красной Армии без его «внешнего проявления в целях маскировки». «В результате этих мер, — гласил вывод, — при определенных условиях больше не потребуется открытой всеобщей мобилизации.»
Как и секретная мобилизация, тайное стягивание войск под видом учебных сборов также было в основном завершено. Система «децентрализованных лагерных учений» расценивалась советской историографией именно как доказательство мнимых миролюбивых намерений Советского Союза. Но в действительности Генеральный штаб по указанию Сталина уже 13 мая 1941 г. в строжайшей тайне направил из глубины страны в приграничные районы еще четыре армии, за которыми в июне последовали другие армии. Речь шла о 16-й, 19-й, 20-й, 21-й, 22-й, 24-й, 28-й, то есть в целом о семи армиях, а также о 21-м и 23-м механизированных корпусах и о 41-м стрелковом корпусе. Эта мощная передислокация войск происходила под прикрытием опровержений, инспирированных Сталиным. Так, агентство ТАСС 15 мая 1941 г. выступило против слухов о сильной концентрации войск с прямо-таки обезоруживающим утверждением, что в целях лучшего размещения была передислоцирована из Иркутска в Новосибирск одна-единственная дивизия. 13 июня 1941 г. ТАСС назвало слухи о подготовке войны с Германией «ложными и провокационными»; сборы запасных и предстоящие маневры служили, якобы, лишь «обучению» и «проверке работы железнодорожного аппарата». К этому моменту, согласно более поздним немецким выводам, уже «почти все наличные вооруженные силы СССР в итоге продолжавшегося месяцами перемещения были подтянуты из глубины России к германскому Восточному фронту». Иначе перед фронтом немецких войск едва ли и могли оказаться крупные соединения в количестве, которое, согласно докладу 4-й танковой группы о расположении противника от 10 августа 1941 г., составляло 330 советских дивизий, а по разведсводке 3-й танковой группы от 7 августа 1941 г. — даже 350. Такое массированное сосредоточение войск должно было, по убеждению Генерального штаба сухопутных войск, начаться уже задолго до войны, тем более, если учесть «обширность территорий» и «сложные транспортные проблемы» Советского Союза.
Но то, «что Советский Союз подготовился к наступательной войне с Германским рейхом», вытекает и из характера расположения войск, собственно «оперативного построения», как настоятельно подчеркивает подписанный начальником отдела иностранных армий Востока Генерального штаба сухопутных войск, полковником Генерального штаба Геленом 9 сентября 1943 г. меморандум «Справка о русских агрессивных намерениях против Германии (готовность к войне личного состава и развертывание)». Так, крупные силы, особенно «мобильные», то есть механизированные, моторизованные и кавалерийские соединения, были сосредоточены преимущественно в глубоко вдававшихся в германскую территорию фронтальных выступах под Белостоком и Львовом. «Оба эти плацдарма, — гласит меморандум, — позволяют ясно распознать намерение — путем стремительного наступления в общем направлении на Литцманштадт (Лодзь) окружить и уничтожить немецкие силы, находящиеся в выдвинутой части генерал-губернаторства [Польши], и при благоприятном развитии ситуации на севере путем удара в направлении Эльбинга [ныне Эльблонг, Польша] отрезать Восточную Пруссию от Рейха.» При этом полные масштабы плана Генерального штаба от 15 мая 1941 г. здесь не были верно разгаданы даже отдаленно. Показательно также, что такая «оперативная конфигурация» сохранялась, несмотря на уверенность в немецком нападении, хотя, как признавал после войны и маршал Жуков, расставленные таким способом войска тотчас оказывались под угрозой глубокого охвата, окружения и уничтожения. Согласно генерал-майору Григоренко, это могло быть оправданно только в одном случае, «а именно, если эти войска предназначались для того, чтобы внезапно перейти в наступление. Ведь иначе они были бы сразу же наполовину окружены. Противнику было достаточно нанести только два встречных удара по основанию нашего клина, и окружение становилось полным». Впрочем, захваченные немцами документы[64] подтверждают факт, констатированный полковником Филипповым, что еще до начала немецкого наступления, с 18 до 21 июня 1941 г. большинство советских дивизий было приведено в боевую готовность. Кроме того, с 14 июня 1941 г. действовал приказ, понятный лишь в случае предстоящих военных действий: перебазировать фронтовые штабы (вновь созданные из штабов военных округов мирного времени) на полевые командные пункты.
