Михаил Зуев-Ордынец - Всемирный следопыт, 1926 № 11

— О, тень Ньютона! — воскликнул

он, — это же фотография спектра солнечного света, произведенная сегодня утром, и на ней видна линия гелия, вот эта, в середине, и видите, более сильная, чем обыкновенно. Другими словами, где-то на западе, если не ошибаюсь, в атмосфере скопился гелий в большом количестве. Я хочу это исследовать, если вы ничего не имеете против. В конце-концов, нам некуда особенно торопиться и совершенно безразлично, куда направлять путь…

В этот момент большая волна ударила в борт «Дедала» и сильно покачнула его.

— Странно, неправда ли, — заметил Хаукс, — барометр не падает, ветра нет, а море скандалит.

В самом деле, волнение все усиливалось. Гребни волн поднимались все выше и выше, и яхта прыгала на них, как пробка. А солнце светило безмятежно ярко.

Вдруг капитан обернулся к нам и закричал:

— Сойдите вниз, джентльмены, и покрепче заприте двери! Скорее в каюту! Скорее!

Его тон заставил нас повиноваться без промедления. Прошло несколько минут. Мы продолжали монотонно покачиваться на волнах.

Потом вдруг нам показалось, что мы идем ко дну.

Я успел увидеть огромный водяной вал, обрушившийся сверху. Иллюминаторы каюты были покрыты зеленой кипящей пеной. Затем я увидел, что мы с Хауксом лежим в темноте, плашмя, на полу. Какой-то рычащий звук бил в уши, как рев пушек, и я ощутил всем телом, что яхта бьется и тревожно дрожит.

Постепенно в иллюминаторы опять забрезжил свет, и, поднявшись на ноги, мы услышали, что наверху бегают люди и Притчард выкрикивает слова команды.

Мы выкарабкались из каюты и увидали, что яхта залита водой.

Капитан об'яснил нам, что мы попали прямехонько в центр гигантской волны. Он ее заметил раньше, когда она надвигалась с запада, возвышаясь, точно башня, над поверхностью океана. По его мнению, мы счастливо избежали опасности.

— Я полагаю, — сказал Хаукc, — что волна определенно связана с разрядом газа в атмосфере. Кроме того, утром я уловит интересные звуки. Вы знаете этот метод, мой далекий от науки Джонстон. Исследователь посылает звуковые волны на дно океана и по быстроте их отражения и улавливания приемником определяет глубину.

— Я слышал об этом. Подобные инструменты употребляются при прокладке кабеля.

Он улыбнулся.

— Ну, мои инструменты значительно совершеннее. Сегодня утром я имел возможность установить некоторые движения морского дна, указывающие на значительный под'ем его. Отчасти и поэтому я изменил направление яхты.

— Землетрясение? — спросил я. — Где?

— Где-то далеко на западе. Может быть, в Мексике, а, может быть, где-нибудь в глубине Атлантического океана.

Он заговорил о подводных извержениях, особенно частых в бассейне Атлантики, который, как он говорил, является наименее устойчивым и постоянным в мире; землетрясения здесь бывают настолько сильны, что способны уничтожить целый материк.

Его об'яснения напомнили мне миф о разрушении древнего материка — Атлантиды, и я заговорил об этой легенде. Континент Атлантиды находился на месте, где теперь расстилается гладь Атлантического океана, и атланты правили всем современным им миром, благодаря своим наукам и тайным знаниям. Но страшное землетрясение разрушило материк и погребло его под волнами. На поверхности остались лишь вершины высоких гор Атлантиды, образовавшие Азорские и Канарские острова.

— Но насколько все это правильно, м-р Джонстон? — спросил меня капитан.

Я ответил, что это, конечно, легенда. История о потопе, общая для всех народов древности, вероятно, относится к гибели Атлантиды.

Кроме того, все кельтские племена, происходящие от древнейших насельников Европы, имеют легенды о чудесной стране, лежащей на Западе.

— Бретонцы, — говорил я, — рассказывают о стране Ис, погибшей под волнами. У корнуэльсцев есть легенда об Авалоне и Лионессе, у ирландцев с островов Сент-Брандан и Тир-Начюг — о стране Мечты. Уэльсцы тоже верят в существование потонувшего города в бухте Кардиган. Рыбаки утверждают, что в ясные дни в глубине моря видны затопленные башни с бойницами. Потом они же сохранили воспоминания о стране, называемой Гласселэнд («Хрустальная страна»), погибшей в западном океане…

— Правда, — прервал меня внимательно слушавший Притчард, — я слышал много рассказов о Гласселэнде… Там жил мудрый народ и…

— Ладно, Притчард, — вмешался капитан, — пойдите, займитесь антеннами радио.

— Есть!

И Притчард сбежал с мостика вниз.

Капитан многозначительно постучал себя по лбу.

— Это остатки его сухопутной

жизни, сэр, — сказал он Хауксу. — Он хороший моряк, но временами на него находит странное настроение. Я хотел было на этот раз пригласить другого помощника, но тот был в это время в

Балтийском море, и начальник порта, дядя Притчарда, просил меня за племянника.

— Я ничего не имею против него, капитан, — ответил Хаукс.

— О, да. Он прекрасный моряк, сэр. Но временами его охватывает необ'яснимое волнение…

— Ну, — сказал я, заканчивая беседу, — больше я ничего не знаю об Атлантиде. Конечно, прямых доказательств ее существования нет, но все эти легенды и давно установленное сходство пород животных по обе стороны Атлантического океана, заставляют предполагать, что тут что-то есть.

— Атлантида или нет, — заметил Хаукс, — я все же думаю, что землетрясение произошло в океане. Может быть, случилась подводная революция на вашем погибшем материке.

— Почему вы не запросили береговые сейсмографические станции?

— Я это сделал, мой мудрый друг, но эта нелепая волна попортила наш радио. Ну, я отправляюсь к своим спектрам. Если что-нибудь случится, капитан, известите меня.

После полудня море совершенно разорилось. Ветер был совсем слабый, и по небу бродили редкие облачка. Закутавшись в клеенчатый плащ, я смотрел с палубы на бушующие волны. Вдруг что-то мелькнуло в воздухе и тяжело шлепнулось на дек. Я обратил на это внимание Притчарда, который проходил мимо, легко балансируя на мокрой палубе.

Это было тело чайки. Очевидно, она умерла от удара о палубу.

— Бедная птичка, — сказал Притчард, беря ее, чтобы выбросить за борт. — Такая погода не для твоих полетов. Ого, что это такое?

Нечто вроде круглого кольца с крючком было продето около клюва чайки. Притчард отцепил его и передал мне.

Металл был до того обесцвечен, что я не мог узнать его, а гравировка была почти стерта.

Рассматривая кольцо, я заметил, что Притчард как-то сразу изменился: его глаза блестели, губы дрожали.

— Оно похоже на серьги той девушки… девушки моих снов.

— Чьи серьги, вы говорите? — спросил я.

Тогда он рассказал мне странную историю. Как я и подозревал, этот уэльский юноша был мечтателем.

С ранней юности его преследовала странная, болезненная навязчивая идея — лицо девушки. В детстве он видел его во сне, различал его в тени холмов и долин, в облаках, в бликах огня, в водовороте волн. Лицо всегда было одинаково, и он мне подробно рассказал о нем. Из его немногих слов я вынес впечатление, что девушка была исключительно красива: смуглая, нежная, гордая красота ее не была красотой англичанки.

Мне было немного неловко выслушивать страстные излияния уэльсца о его воображаемой любви; меня выручил голос капитана, окликнувший Притчарда. Юноша резко прервал рассказ и удалился. Я отнес кольцо Хауксу.

— Что вы думаете об этой штуке? — спросил я.

— Я должен исследовать налет, образовавшийся на нем, — ответил он, рассматривая кольцо в лупу. — Снаружи оно покрыто свеже-кристаллизованной морской солью, но под нею есть какая-то более прочная и старая основа. Посмотрим, что можно сделать.

К вечеру море еще больше разбушевалось, и волны достигли колоссальной высоты. Ни капитан, ни Притчард не оставляли мостика, а мы с Хауксом оставались в лаборатории, потому что передвигаться по яхте было затруднительно. К счастью, в лаборатории оказалась запасная койка, и я на ней устроился.

Проснувшись с первыми лучами солнца, я увидел, что Хаукс стоит около меня с кольцом в руке.

— Я таки узнал, — сказал он, — из чего оно сделано. Сверху был налет соли, под ним следы глубоководного ила, и я имею все основания предполагать, что оно пробыло целые века на дне океана.

Он протянул мне кольцо, вычищенное какой-то кислотой; теперь рисунок был ясно виден. Это была витая раковина Атлантиды.

— Чистое золото, — прибавил он, а затем повалился на свою койку и тотчас же заснул.

Вторично я проснулся в восемь часов и, заметив, что яхта стоит устойчивее, поспешил выйти на палубу. Море было спокойно, яхта стояла неподвижно, и перед нею, не дальше мили, возвышался маленький островок.