Александр Щипков - Перелом. Сборник статей о справедливости традиции
Например, в Германии социал-консерватизм связан с понятием Gemeinschaft («гемайншафт») – «сельское братство». Предоставим слово составителям энциклопедий, и станет понятно, что означает соборность в немецком языке.
Термин Gemeinschaft, обычно переводимый как «община», противопоставляется термину Gesellschaft, или «обществу» («ассоциации»). Общества, для которых характерны Gemeinschaft-отношения, однородны, в значительной степени основаны на родстве и органических связях и отличаются моральной сплочённостью, часто основывающейся на общем религиозном чувстве. Эти отношения разрушаются в процессе разделения труда, роста индивидуализма и конкуренции, то есть в процессе развития Gesellschaft-отношений. Если Gemeinschaft рассматривается Ф. Теннисом как выражение подлинной, организованной жизни (Toennies, 1887), то Gesellschaft, с его точки зрения, является искусственным социальным устройством, основанным на конфликте эгоистических устремлений.
Исчерпывающее определение. Сравнение даже двух эквивалентных понятий из русской и немецкой традиций уже позволяет увидеть, что консервативный социализм – не эксклюзивное русское изобретение. Да и использование соборности для наполнения политических категорий консерватизма – не только «русский путь».
Похожие процессы в сознании русской и немецкой нации шли параллельно, но независимо друг от друга. Они абсолютно равноправны.
Этот факт буквально даёт нам в руки формулу европеизма, непонятную русским западникам. В нормальном развитии наций вполне может наблюдаться подобие, но не может быть намеренного подражания. Там, где подобия нет (например, Германия в чём-то не похожа на Англию), нет необходимости его выдумывать. В противном случае мы получим на выходе ту самую «псевдоморфозу», о которой писал Освальд Шпенглер.
Примечательно, что так остро, как в России, «сельское братство» и его утрата переживались именно в Германии – стране, которую Европа воспринимала как своего рода пасынка западного мира. По-видимому, чем более «периферийной» является страна – не столько географически, сколько политически – тем характернее для неё схождение политических полюсов.
Понятие Gemeinschaft в Германии оказалось вновь актуальным в период между мировыми войнами, на волне так называемой «консервативной революции», стремившейся выхватить немецкую нацию из тисков буржуазной англо-американской цивилизации. В это время Gemeinschaft было применено к отношениям среди бывших фронтовиков. Поклонники немецкого социал-консерватизма говорили уже о военном братстве, которое раз и навсегда, даже в мирное время, отменяет любые сословные перегородки. Все эти идеи Освальд Шпенглер изложил в 1919 году в книге «Пруссачество и социализм», которая, по признанию автора, вызвала «крики ненависти». Но она же породила движение, в рамках которого развивалась идея соединения консерватизма и социализма. Причем понятие Gemeinschaft использовалось здесь в противопоставление либерализму и той «внутренней Англии» (термин Шпенглера), по вине которой Германия потерпела поражение в Первой мировой.
Идеи немецкой «консервативной революции» популяризировали и средние литераторы, такие как Эрнст Юнгер, и будущие классики Томас Манн и Гуго фон Гофмансталь. Кстати, впервые понятие «консервативная революция» употребил именно Томас Манн в предисловии к антологии русских писателей в 1921 году, позаимствовав его из «Дневников писателя» Ф. М. Достоевского. Манн считал, что термин «консервативная революция» возник в контексте славянофильской мысли и полностью ему принадлежит. Интересно, что писатель воспринимал русский социал-консерватизм как идейно родственный немецкому социал-консерватизму, находившемуся в фазе расцвета.
В статье «Размышления аполитичного» автор «Будденброков» и «Волшебной горы» цитирует Достоевского, размышляет о союзе Германии и России против англо-саксонского утилитарного мира и задаётся вопросом: «Разве у нас нет наших западников и наших славянофилов?» Отвечая на этот вопрос утвердительно, Томас Манн признаёт, что deutsche Sapadniki желают тотального изменения национального характера немцев. И пишет по-английски: «The world is rapidly becoming English» («мир стремительно англизируется»).
Этот сюжет знаком каждому русскому на примере истории России.
В Германии, как и в России, генезис левого консерватизма шел с двух сторон. Встречное движение со стороны социал-демократов наблюдалось вполне отчетливо. Публицист Армин Молер отмечал, что среди представителей «консервативной революции» были как «левые люди справа», так и «правые люди слева». И объединяло их неприятие не только либерализма, но и «старого» консерватизма. Эти новые консерваторы не страдали особой ностальгией по монархии и кайзеру. Сословные предрассудки также были им чужды: сословия были отменены фронтовым братством (см. подробнее: Руткевич А. М. Консерваторы XX века. М.: Изд-во РУДН, 2006). Соединение социалистической и консервативной идеи можно было наблюдать и у правых социал-демократов – этот политический вектор описан И. Пленге в книге «1789 и 1914. Символические годы в истории политического духа».
Разработку левоконсервативной идеи легко найти в работах Макса Шелера и Вернера Зомбарта. Доклад Макса Шелера «Христианский социализм как антикапитализм» говорит об «антикапиталистической политике», о «пролетарских нациях» и об «англо-американском капитализме».
После Второй мировой войны проблема левоконсервативного альянса не была решена. В 60‑е годы XX века либерализм критиковали не только справа, но и слева, в частности устами представителей Франкфуртской школы. Франкфуртские неомарксисты писали скандальные статьи о крахе «проекта Просвещения» и давали понять, что идеология Просвещения сама по себе суть религиозная утопия, хоть и рациональная по форме (см.: Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. М.: Ювента, 1997). Либерализм вновь оказался между двух огней.
Но это лишь отголоски прежнего триумфа.
Консервативное движение в Германии было остановлено и сорвано приходом к власти нацизма. Национал-социалисты пытались наладить диалог с консерваторами, но последние решительно отвергли такую возможность и были обвинены в «упадничестве» (в частности, «упаднической» и вредной книгой в Германии 1930‑х годов считался «Закат Европы»).
Этот сюжет отчасти напоминает российскую ситуацию: в России традиция консервативного социализма была уничтожена большевиками – и в идейном, и в физическом смысле.
Остаётся задуматься над тем, кто сегодня препятствует левоконсервативному консенсусу в обществе. Это уже не нацисты и не большевики, но либералы и коммунисты-ортодоксы. В некоторых ситуациях они на удивление легко находят общий язык.
Русский неоконсерватизм: справедливость и традиция
Сегодня консервативный идеал не исчерпан. Он неизбежно придет на смену денежному феодализму, в который выродился классический капитализм, описанный Карлом Марксом. Идеологию, в которую облекается дух этой системы, можно назвать рыночным фундаментализмом. И поэтому адекватный ответ на неё может дать только консерватизм левый. Тем более что неолиберальный формат в свою очередь пытается приспособиться к переменам ближайшего будущего и впускает в себя консервативную риторику в безопасных дозах, в качестве вакцинации. Этот процесс можно проследить на примере американского неоконсерватизма, отражающего интересы мирового энергетического лобби (за финансовый сектор традиционно выступают демократы).
Очевидно, что «периферийный» консерватизм, в том числе русский, не будет слепком с доктрины американских неоконов – о причинах было написано выше. Но он не может существовать и в реликтовых формах, как монархически-сословных, так и выморочных советских. Тем не менее в каждом периоде российской истории, несмотря на её «прерывистость» и «пунктирность», содержится зерно традиции, которое может быть оттуда извлечено и интегрировано в новый проект. В связи с этим к наименованию проекта есть смысл добавить приставку «нео», подчёркивающую его интегральную основу.
Понятие «интегральный консерватизм» не ново (см., напр.: Ремизов М. Консерватизм сегодня: аналитический обзор // www.apn.ru/publications/article1748.htm), но важно наполнить его адекватным содержанием. Основа этого содержания, как уже было сказано, в следующем: русский неоконсерватизм будет социалистическим в умеренном понимании этого термина. Ему придется вобрать в себя как ценности традиционной нравственности, так и идею социальной справедливости. Неизбежность такого слияния диктуется внутренними и внешними причинами: и русской традицией, и политической логикой последних десятилетий.
Формулирование левоконсервативной идеи возможно на основе национальной социально-этической модели, которая описывается формулой «православная этика и дух солидаризма».
