Иван Шевцов - Соколы

…Свое 80-летие Павел Федорович отметил за мольбертом. По-прежнему он ежедневно приходит в свою мастерскую, выдавливает на палитру краски и пишет портреты славных сынов России. Только теперь частенько рядом с ним работает его ученица, член Союза художников Аня Судакова — внучка Павла Федоровича. В ее интересных натюрмортах чувствуется основательная школа учителя. Я познакомил Судакова со своим другом маршалом авиации Иваном Ивановичем Пстыго. Внимательно присматривался художник к воздушному асу, герою Великой Отечественной. Не сразу он предложил маршалу поработать над портретом. Все наблюдал, изучал. Однажды спросил меня:

— Как думаешь, согласится Иван Иванович позировать?

— Давно бы надо. Я удивляюсь, почему ты до сих пор не предложил ему.

— Характер у него… Не знаешь, как подойти. Не простой. Попробую с рисунка углем. А дальше видно будет.

Как каждый серьезный художник, дорожащий своей профессиональной репутацией, Павел Федорович очень ответственно относится к работе над портретами. Он старается познать человека, понять и постичь его характер, прежде чем начать рисовать или писать. Если человек ему чем-то не симпатичен или просто не интересен, Судаков не станет с ним работать. Я знаю случаи, когда его знакомые говорили мне:

— Почему Павел Федорович не напишет мой портрет?

— Значит, не достоин, — шутя отвечал я. Рисунок углем маршала Пстыго он сделал за два сеанса. Портрет удался.

— Как ты находишь — получилось? — спросил меня Иван Иванович.

— Уж больно ты грозен, как я погляжу, — ответил я строкой Некрасова.

— Пора переходить к краскам.

И действительно, по весне, когда в садике под аккомпанемент мартовской капели загалдели воробьи, Павел Федорович начал писать портрет маршала для выставки, приуроченной к 45-летию Победы. Судаковская галерея героев Великой Отечественной пополнилась еще одним самобытным, неповторимым характером…

Вообще, на протяжении четверти века, начиная с конца 50-х годов мастерская Судакова была душевным приютом для патриотически настроенной творческой интеллигенции, впрочем, не только творческой. Здесь часто бывали военные, ученые, общественные деятели. В этом незаметном флигеле в центре Москвы с запрятанном между сараями вишнево-сиреневым двориком, с грядками лука, укропа, петрушки, с петухом в вольере, горланившим по утрам, было нечто притягательное, манящее на покой и волю, на душевный отдых и благоденствие. Здесь витал дух дружбы и взаимопонимания. Сюда заходили, чтобы отрешась от житейской суеты и забот, отдохнуть душой, обменяться улыбками, просто поговорить за чашкой крепкого душистого чая, а то и за рюмкой водки, сдобренной сухариком «бородинского» хлеба… насладиться отварной картошкой с селедкой с зеленой приправой, сорванной тут же с грядки. Попить пивка, сидя под кустом сирени за круглым столиком.

Днем мы с Павлом работали, не мешая друг другу, — я на антресолях, он внизу в большом «зале». Романы «Семя грядущего» и «Среди долины ровня…» были написаны там. Притягательным магнитом был Павел Федорович, или Паша, как ласково называли его и старшие и младшие возрастом. Частый здесь гость, всегда взвинченный, озорной и недовольный судьбой Алексей Марков писал:

…Нажмешь на звоночек,И Паша навстречу:Небесные очи,Широкие плечи,Бурлацкие руки, —Расстаться с мольбертом, —Увяли б от скуки,Как парус без ветра.— Скорее входи же!..В тенечке сидим мыИ благостно дышимСиреневым дымом…Уеду — тоскую.Мечтается сноваПопасть в мастерскуюП.Ф. Судакова.Цветов ароматыПреследуют песней,Коль побыл когда-тоВ садочке на Пресне

Такими теплыми трогательными словами поэт выразил мысли чувства многих, побывавших в этом уютном уголке России в гостях у кондово-русского народного художника, о котором друзья, с приязнью и теплотой говорили: «Широкая русская душа».

Здесь нередко бывал иронически мудрый с богатой шевелюрой седых волос и с неизменной сигаретой милостью Божей поэт, владелец лирофилософской музы Василий Федоров. Здесь популярные в те годы поэты Владимир Фирсов, еще молодой, но уже преждевременно теряющий остатки волос, и кудлатый, бородатый, «весь в шерсти» Алексей Марков, и чудоковатый фронтовик Василий Журавлев, и добродушный острослов Сергей Вас. Смирнов (не путать с С.С. Смирновым), перебивая друг друга, читали свои стихи. И казалось, вся мастерская пронизана горячим патриотическим духом поэзии. Захаживали сюда и прозаики: неторопливый, внешне спокойный и уравновешенный Анатолий Иванов, язвительно-желчный Всеволод Кочетов, зять художника Михаил Алексеев, самонадеянный и всезнающий Николай Грибачев, хитроватый Иван Стаднюк, немногословный Петр Проскурин. (О Леонове я уже говорил и еще вернусь к нему).

Их портреты, написанные Павлом Федоровичем, находятся в разных музеях бывшего СССР. Бывали здесь и светилы филологии вроде блистательного трибуна и талантливого ученого аналитика профессора Владимира Архипова, автора интересных книг о Лермонтове, Некрасове, Крылове. Частенько захаживал в мастерскую Судакова поклонник Бахуса академик живописи Александр Лактионов, автор знаменитого «Письма с фронта», и МХАТовец народный артист Алексей Жильцов, старорежимный интеллигент и трезвенник. Появлялись здесь и патриархи кисти и резца Александр Герасимов и Евгений Вучетич— «Служители культа», как называли их недоброжелатели. Я их познакомил с Судаковым. Вучетич уговаривал Павла Федоровича продать ему «Портрет партизана», проникновенную по психологическому состоянию и мастерски написанную вещицу. Так и не уговорил, — не решился, не смог расстаться мастер со своим шедевром. Мне Вучетич подарил отформованный в гипсе бюст Шолохова, который я потом отдал Судакову для украшения интерьера его мастерской.

Частым гостем в мастерской был мой друг адмирал Семен Захаров, в прошлом член ЦК и первый заместитель министра Военно-морского флота легендарного Н.Г. Кузнецова, по чьему приказу нападение фашистов 22 июня 1941 года не застало военных моряков врасплох. В дружеских доверительных беседах Семен Егорович рассказывал мне о некоторых деталях подготовки Сталиным акции по массовому выселению евреев в Биробджан. Сталин умел предвидеть, он смотрел на многие десятилетия вперед. Как гениальный политик-стратег, он безошибочно разглядел стратегический замысел мирового еврейства: уничтожить СССР и Советскую власть, разграбить богатства страны, установить сионистскую диктатуру. Мысленно глядя за горизонт русской истории, он уже видел циничные маски чубайсов, лившицев, гусинских, березовских, правящих некогда великой, могучей, гордой державой. В их иезуитских улыбочках он просматривал их недалеких предков: троцких, свердловых, зиновьевых, каменевых и прочих губельманов. Их потомки оказались более изощренными грабителями, ворами, душителями и палачами. Конечно, только в кошмарном сне могло явиться Сталину видение расстрелянного парламента и руководитель Совета безопасности России гражданин Израиля, а у руля государства вместо полуживого президента — презираемой всем народом рыжий сатрап — иудей.

Если б замыслу Сталина суждено было сбыться, сегодня наша Отчизна была бы самой процветающей страной мира, а ее народ не стонал бы под грязным сапогом сиона — американских оккупантов…

…Из военных — на огонек к «Паше» частенько заезжали руководители Воениздата генералы А.И.Копытин и В.С.Рябов, легендарный комдив Герой Советского Союза генерал-полковник Василий Шатилов, солдаты которого водрузили Знамя Победы над рейхстагом, воздушные ассы маршалы авиации Дважды Герой Советского Союза Николай Скоморохов и Герой Советского Союза Иван Пстыго. Их портреты написанные Судаковым, являются собственностью музеев в разных городах страны. Это интересные военачальники, верные в дружбе, надежные, обаятельные «мужики». С ними мне приходилось выступать в разных аудиториях: в военной Академии, в школе милиции, перед учеными Главного Ботанического сада. Они — все трое — были авторами нескольких книг. С Николаем Скомороховым меня познакомил Павел. Он был старше меня на три месяца. Как ветераны войны мы сразу нашли общий язык, и вскоре знакомство перешло в дружбу. Этому, конечно же, способствовало наше единодушие по главным вопросам жизни. Николай Михайлович в течение ряда лет возглавлял Военно-Воздушную Академию имени Гагарина. Стройный, подтянутый спортивного вида красавец, доктор военных наук, профессор, он и в 75 лет выглядел молодцем. Он покорял своим обаянием и душевностью, любил литературу, искусство, музыку. Мы бывали с ним на концертах моих друзей народных артистов Анатолия Полетаева (государственный оркестр «Боян») и Владимира Захарова (хореографический театр «Гжель»). Однажды он приехал ко мне на дачу в Семхоз. «Душу отвести захотелось», — сказал, выходя из машины. И мы провели за разговорами весь день. Он рассказывал мне о своей поездке в Канаду, где в то время послом был главный архитектор перестройки Яковлев А.Н. Его рассказ я затем использовал в третьей книге романа «Набат», в последней, главе, названной «Над бездной» и опубликованной в N 10 за 1992 г. журнала «Молодая гвардия». Свой автобиографи ческий роман «Предел риска» он подарил мне со следующей надписью: «Ивану Шевцову — солдату, писателю, гражданину, неутомимому борцу за правое дело с добрыми пожеланиями. Н. Скоморохов, 19.2.92 г.»