Андрей Караулов - Русское солнце
— Скажу, скажу, ты не спеши; интрига, значит, не получилась, правильно я поняла?
Она вдруг взглянула на Горбачева так, будто сейчас, в эту минуту решалась её судьба.
Горбачев отставил салат:
— Нет интриги, нет. Я — только прощупывал. Короче говоря, мы сейчас продолжаем то, что уже много наделали. А вообще, я скажу, Ельцин изнурен, причем стратегически изнурен, от него все чего-то ждут, ему надо что-то делать, а что делать, он не знает, поэтому и пьет, собака, по-черному. А они, бурбулисы его, тоже не знают, дергаются, подбрасывают ему подозрения или чушь откровенную, — они ж идиоты, опыта нет!
— Ты что-то задумал, Миша?
— Естественно. Союзный договор, конфедерация республик в любом количестве: пять, десять, пятнадцать… — кто подпишет… тот и подпишет, какая мне разница, я ж у них все равно Президент. И не ждать Россию! Потом присоединится. Главное, что б больше двух, остальные республики — подтянем. Если больше двух, я — Президент. Договор не пойдет под откос, вот увидишь! Нурсултан подпишет, киргизы и туркмены подпишут (они у нас что угодно подпишут), Тер-Петросян подпишет, они ж христиане, вокруг мусульманский мир, зачем им изоляция? Гамсахурдиа — заставим, Вадим говорит, он там предал кого-то и с тех пор связан с органами, — то есть проблема, по большому счету, только в России.
— А Украина?
— Погоди, погоди с Украиной, сейчас скажу. В мире как? Есть федерации, которые на самом деле конфедерации. Материала в моем распоряжении было очень много. И Ельцин, я так понял, не отказывается, хотя ваньку валяет! На Госсовете Снегур хотел нам впаять: Президента страны не то выбирают, не то назначают парламенты суверенных государств, — иначе, мол, ничего не получится. Тут я разозлился: быть куклой, свадебным генералом, чтоб каждый ноги вытирал о Президента — на это идти нельзя. Я сказал о своей приверженности. Для меня возврата быть не может, иначе — политический тупик. Мы заложили много бомб, если так пойдет, то запутаем весь процесс; должен быть полномочный и властный глава государства с мандатом от всех народов. Гляжу на Ельцина: рожу отворотил, но молчит. Уломал все-таки: Президент избирается гражданами всех суверенных государств — членов нового Союза. Как проводить выборы в самих государствах, пусть каждый решает как хочет. Можно через народ, можно через выборщиков… скажем, сто лучших людей… аксакалы или ещё кто… выбирают главу своей республики. Ельцин дернулся: это хорошо, говорит, через выборщиков, как в Америке. Представляешь?! Наш самородок… уральский… понятия не имеет, как Америка избирает Президента!
Дальше — пошло-поехало. Ельцин настаивает, чтоб парламент был бы однопалатный. Из делегаций, значит, от парламентов государств. Я круто против. Я ж опять, получается, марионетка! Хорошо, говорю, от Туркменистана будет пятьдесят депутатов и от России — пятьдесят. «Что?!!» — взревел Ельцин. «А ты думай, что выносишь, думай!..»
Сдался. Но 26-го все-таки подпишем… Должны подписать! Новый договор — новое государство. Горбачев показал и ещё покажет! Он же трус, этот Ельцин, удар не держит. Я знаю, чего он боится… Он боится, что я возьму его письмо после октябрьского пленума и в газеты отдам! Плевать, что личное!..
— Какое письмо, Миша?
— А где он передо мной на коленях стоит, пишет, что у него все от водки, весь его гражданский порыв! Я даже слова эти помню: «постыдная уральская болезнь»!
А ножницы в брюхе, — это как? Решил покончить с собой, избавиться от мучителя Горбачева, так кончай, черт возьми! Нет: нажрался, облевал государственную дачу, пошел искать нож, а ему ножницы попались, — это политик, а?
Остается Кравчук. Но тут не сложно. Кравчук деньги любит, не успел в Президенты пролезть — купил дачу в Швейцарии. Трубин, прокурор, идет ко мне: что, Михаил Сергеевич, делать будем? Звоню Кравчуку: «Эй, нэзалежный, с ума сошел? Может, у тебя там и прописка есть?» Он в слезы: «Михаил Сергеич, то ж не дача, то ж хатынка, нызенька-нызенька…»
— Рыбу будешь?
— Что рыбу? — не понял Горбачев.
— На горячее.
— А, рыбу… нет. Без рыбы посидим.
— Пятнадцать республик уже не получится, Миша. Прибалтики нет.
— Я не забыл, — усмехнулся Горбачев. — Ну хорошо, ушли и ушли, зато американцы спокойны. Да Бурбулис с лета, чтоб ты знала, строчил меморандумы, как развалить Союз, варианты просчитывал. Не знаю, читал ли Ельцин эти бумажки, но Саня Руцкой одну такую папку приволок ко мне: Саня у нас государственник, ему ж за них стыдно. Ельцин в «Штерне» говорит: в Ново-Огарево, видите ли, Россия уступила Горбачеву больше, чем нужно! Вот они, бурбулисы его… это они, сволочи, пьяницу нашего на наклонную ставят, причем по сильно скользящей, но справимся: сейчас Ельцин в Германию едет, посмотрим, как Коль его примет, посмотрим… Хотя и Егор Яковлев, и Микола Петраков, в один голос, правильно говорят: нельзя недооценивать Ельцина как опасность, для него люди — не люди, всё, что сейчас, сплошное купецкое самодурство, этот мужик что хочешь взорвет…
Она смотрела на Горбачева и не верила ни одному его слову.
— Значит, что мы имеем? — спросил сам себя Горбачев. — Усугубление всех противоречий, раз. Мы втянулись в дебаты, чтобы отсеять одно от другого и, откровенно говоря, потеряли время. Дальше: выход на Союзный договор. Нэ…залежность так нэзалежность, пусть их, республик, будет сколько будет, мне наплевать, я-то все равно у них Президент, то есть не наплевать, конечно, но берем шире: создадим определенное умонастроение и опять получим целостную силу, гарантирую!
Тихо вошел официант и застыл у дверей.
— Что вам? — спросила Раиса Максимовна.
— Огурцы сейчас будут, Михаил Сергеевич…
— Ладно, я передумал, — махнул рукой Горбачев.
— Несите, несите, Михаил Сергеевич любит огурцы, — властно сказала Раиса Максимовна.
Первая леди страны была печальна.
— Ты же знаешь, Миша, этот… уральский… никогда не подпишет документ, который нужен Горбачеву. А без России, без Кремля ты будешь просто никому не нужен… Если нет России, где будет твой кабинет? В Ташкенте, что ли?
— Знаешь, — Горбачев откинулся на спинку стула, — когда я с ним один на один, он вполне вменяемый…
— Ты так меняешься к нему, Миша… — медленно, как бы цедя слова, сказала Раиса Максимовна.
— Я не меняюсь, нет, — Горбачев оживился, — но в плане направленности, в плане видения ближайших перспектив принципиальных расхождений у нас сейчас с Ельциным нет. А он — и вправду забавный. Стасик Шаталин сегодня пошутил, ты послушай: Ельцин, значит, приволок герб России — похвалиться. Глядим, кустарник какой-то, не поймешь, что напихано, и орел лезет с двумя головами и при короне. «Ну, — Ельцин тычет пальцем в орла, — на кого он похож? (Намекает, видно, что на него, на Ельцина.) Кто этот орел, если одним словом?» — «Урод, господин Президент!» — брякнул Стасик.
Горбачев засмеялся.
— Правда такой герб? — всплеснула руками Раиса Максимовна.
— Я им объясняю, — Горбачев налил себе коньяк, — нельзя искать вкус в говне. Что ты думаешь? Не верят! Я упразднил восемьдесят министерств, то есть шестьдесят пять тысяч чиновников пошли к черту накануне зимы… — все как Ельцин хотел. А в ответ, я это так расценил, Минфин России закрывает счета для вузов союзного подчинения! Гена Ягодин, министр, звонит: будет, мол, «Тяньаньмэнь»! И правда дошутимся… На Госсовете уперлись в бюджет: до конца года надо, хоть умри, тридцать миллиардов. Ельцин — в позу: «Не дам включить печатный станок!» Явлинский ему и так и сяк… «Н-нет, — кричит, — ваши деньги вообще ничего не стоят!» Вызвали Геращенко, он разъясняет: денег в Госбанке нет, а государство не может без денег. «Не дам, и все!» — рычит Ельцин. Еле-еле уговорили его пока не разгонять Министерство финансов; кто-то ж должен распределять деньги, если мы их найдем! «Ладно, — говорит, — пусть живут до первого декабря!» Я, значит, переполняюсь гневом. А он… то ли водкой правда оглоушен, то ли ещё что, но оглоушен здорово, надолго. Он все время, скажу тебе, на грани срыва, значит, не забыл, сукин сын, что двадцать пять миллионов людей за него вообще не пришли голосовать! Его ж выбрали сорок миллионов из ста трех!
Раиса Максимовна качнула головой:
— Сорок миллионов идиотов… Сорок миллионов!
— Ты пойми, почувствуй, — Горбачев опять оживился, — если союз государств не сделаем мы, его сделают они! Соберутся где-нибудь подальше от Москвы, перепьются вусмерть и тут же, по пьяной роже, бабахнут: славянский союз! Президентом станет Ельцин, это факт, хотя у Кравчука амбиции царские, Кравчук — тоже гетман, только наоборот: Богдан Хмельницкий в Россию хотел, а Кравчук рвется из России, я ж вижу! Тут же новую карту нарисуют, народу хлеб и мясо пообещают. Ельцин уже заявил, например, что Гайдар в декабре отпускает цены. Так Явлинский, я скажу, Григорий чуть не упал! Что будете делать, спрашивает, если народ на улицы выйдет? Все молчат, и Ельцин молчит. Короче, так: додержаться, додержаться надо, это я имею в виду как конечную цель. Вина хочешь?
