Дмитрий Жуков - Русская полиция

Пришли в дом у аптеки. Поднялись на второй этаж. Женщина сразу закрыла дверь. В этом он почувствовал что-то неладное. Увидел под кроватью куски мяса. Начал кричать. Немецкие патрули услышали его крик. Ворвались в комнату. Женщина бежала, но ее поймали...»

После проведенного полицией расследования была задержана сообщница людоедки. Обеих женщин повесили на базаре. Казнь проводили заместитель начальника полиции И.М. Смирнов, который связывал преступницам руки веревкой, и начальник полиции А.Ф. Мироньков, который надевал петли. Кроме того, на экзекуции присутствовали бургомистр Кузьмин и представители немецкой комендатуры. Перед началом церемонии бургомистр произнес речь с призывом к населению выявлять лиц, подобных этих двум женщинам[130].

Разумеется, голод толкал людей на отчаянные поиски продовольствия. Но лишь окончательно потерявшие человеческий облик люди решались на людоедство. Во многих случаях дело ограничивалось различными хищениями. К примеру, в том же Ржеве многие люди занимались растаскиванием зерна из вагонов, оставшихся неотправленными в советский тыл после отступления Красной армии. Задание по выявлению этих лиц получила агент полиции Ольга Александровна Мейер. После проведенной ею работы городская полиция начала производить у подозреваемых обыски, и изымать зерно. При этом часть похищенного зерна полицейские присваивали себе, а часть — сдавали в городскую управу[131]. Собственно, изъятием похищенного все дело и закончилось. Не надо и говорить, что по другую сторону фронта за аналогичные деяния следовал, как правило, расстрел без суда и следствия.

Как уже говорилось, структурной составной частью городской вспомогательной полиции являлась пожарная охрана, что было отражением германского опыта (в рейхе, напомним, пожарные силы подчинялись полиции порядка). Очевидно, что тех граждан, которые выполняли задачи по тушению пожаров, абсурдно обвинять в том, что они «продали душу» и «служили интересам оккупантов». С другой стороны, и такая деятельность советским руководством расценивалась как предательство. Целый ряд директив, выпущенных в первые недели войны, фактически предписывал проводить «тактику выжженной земли». Так, постановление ЦК ВКП (б) «Об организации борьбы в тылу германских войск» от 18 июля 1941 г. требовало «создать невыносимые условия для германских интервентов»[132]. Увы, при выполнении подобных указаний зачастую страдало само местное население.

16 августа смоленский «Новый путь» опубликовал заметку об успешной работе местной пожарной команды: «На днях на Запольной улице в Смоленске произошел пожар, который был быстро ликвидирован дружной, умелой работой городской пожарной охраны... 16 августа во дворе пожарной охраны была выстроена вся пожарная команда. Прибыли представители Германского командования и городского управления. В торжественной обстановке представители Германского командования... выразили благодарность за отличную работу по ликвидации пожара и выдали всем бойцам охраны подарки. 8-го августа приказом начальника города Смоленска пожарной охране была объявлена благодарность за успешную ликвидацию пожара в бывшем доме Советов»[133].

Пожарная охрана организовывалась и в сельской местности. К примеру, в Михновской волости (под Смоленском) к середине 1942 г. было организовано 14 добровольных пожарных команд, численностью от 20 до 30 человек каждая. С пожарными регулярно проводились учения, организовывались лекции по правилам борьбы с полевыми пожарами и со сбрасываемыми зажигательными бомбами. В каждой общине имелся пожарный инвентарь, бочки, пожарные ведра, багры и насосы. Начальник волостной пожарной охраны Петр Алексеевич Редков также позаботился о том, чтобы все население было проинструктировано, как держать в чистоте трубы печей и дымоходы[134].

УЧАСТИЕ ПОЛИЦИИ В БОРЬБЕ ПРОТИВ АНТИФАШИСТСКОГО ПОДПОЛЬЯ

Значительную роль подразделения вспомогательной полиции играли в борьбе с подпольем, которое на оккупированных территориях создавалось согласно совместной директиве Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «Партийным и советским организациям прифронтовых областей» от 29 июня 1941 г. («...Заблаговременно под ответственность первых секретарей обкомов и райкомов создавать из лучших людей надежные подпольные ячейки и явочные квартиры в каждом городе, районном центре, рабочем поселке, железнодорожной станции, в совхозах и колхозах»).

Действия стражей порядка по нивелированию активности советских патриотов-подпольщиков направляли представители военных комендатур, фельджандармерии, тайной полевой полиции (ГФП) и полиции безопасности и СД. Последняя, по словам М. Дина, являлась «нервным центром» полицейской структуры, «собирала информацию о различных категориях «врагов» и проводила карательные мероприятия, в том числе аресты, допросы и расстрелы»[135].

В Положении о деятельности полиции города Старая Русса говорилось, что «...служба порядка будет выявлять коммунистов, комсомольцев, активистов и советски настроенных людей и арестовывать их, вести беспощадную борьбу со всеми нарушителями режима, установленного немецким военным комендантом в городе и уезде и обеспечивать условия, исключающие всякую возможность проникновения в расположение немецких войск партизан, советских разведчиков и других подозрительных лиц»[136].

С целью лучшего контроля над населением, гражданской администрации, а через нее — органам полиции, вменялось в обязанность организовывать регистрацию и паспортизацию местных жителей.

Эта задача в большинстве случаев ложилась на паспортные столы полицейских управлений. В качестве примера можно привести инструкцию коменданта Новороссийска «О регистрации и об удостоверениях для населения» (октябрь 1942 г.). Согласно этому документу, органы полиции должны были составить три списка: в первый заносились граждане, которые проживали в данной местности до 22 июня 1941 г. и «проживают в настоящее время», во второй — лица, прибывшие после начала войны. Наконец, в «особый список» нужно было занести:

 «а) евреев.

  б) иностранцев.

  в) возвратившихся домой красноармейцев или освобожденных из лагеря, а также лиц обоего пола, которые имели и имеют связь с Красной армией. Пример: Военные врачи, женский штабной и медицинский персонал всех видов (поскольку они носили военную форму или работали при частях и штабах), женщины-телефонистки и телеграфистки, работавшие в полевых и стационарных связях.

  г) партизаны (старые партизаны, лица обоего пола, подозреваемые в партизанщине и шпионаже, а также их дети и жены).

 е) члены партии, бывшие члены партии или комсомольцы и пионеры, а также их жены и дети.

ж) политически неблагонадежные элементы обоего пола, активисты, беспартийные члены НКВД и его отделений, пожарные команды, беспартийные работники управления и суда (заведующие), лица, укрывающие партизан и шпионов, а также их жены и дети вышеуказанных лиц.

 з) преступники, их жены и дети».

Инструкция также требовала, что вновь приезжающие лица должны были «тотчас обратиться во вспомогательную полицию за получением разрешения в письменной форме переночевать или на постоянное жительство».

Все мужчины и женщины старше 16 лет, которые были внесены в первые два списка, должны были иметь временное удостоверение личности. Если они имели советские паспорта, в последних допускалось делать отметку на немецком или русском языке. Лица, внесенные в третий список, временного удостоверения не получали[137].

Фельдкомендатура Брянска предлагала всем начальникам районов, старшинам и старостам провести регистрацию по двум спискам. В список «А» включались только граждане, проживавшие в данном населенном пункте до 22 июня 1941 г., в список «Б» заносились евреи, иностранцы, а также лица, прибывшие в населенный пункт после 22 июня, прибывшие из Красной армии и состоявшие в ВКП(б).

Регистрация населения в Ростове-на-Дону проводилась участковыми управлениями городской полиции (всего было создано 9 участковых управлений). При регистрации требовалось предъявление паспорта и военного билета... Лица, не имевшие паспорта, должны были подать заявление в двух экземплярах с краткой автобиографией, заверенной тремя свидетелями и районным старостой. Лица, вызывавшие сомнение в благонадежности, брались полицией на особый учет. Всего, по данным на 6 сентября 1942 г., было зарегистрировано около 272 тысяч человек[138].