Борис Березовский - Искусство невозможного (в 3-х томах)
— Президент, видимо, тоже догадывался, что особой любви между двумя столь разными командами в его окружении быть не может. Он как– то регулировал эти отношения?
— Был момент, когда конфронтация резко обострилась. Я пришел к президенту и сказал: «Борис Николаевич, чтобы выиграть, нам нельзя разделяться. И будет плохо, если те люди, которые были с вами и раньше, начнут играть против нас, отвоевывая свое пространство. Давайте разберемся потом, после выборов». Президент спросил,
кого конкретно я имел в виду. Я назвал Коржакова и Барсукова. Он тут же соединился с Коржаковым: «Александр Васильевич, вам нужно восстановить отношения с Березовским». Коржаков не сразу, но согласился: «Ну, если это ваше окончательное решение, то я ему подчинюсь». То же самое президент сказал и Барсукову. Я вышел из кабинета Ельцина и пошел к Коржакову. Ему доложили, что я пришел. Я прождал три с половиной часа. У него в приемной было много народу. Все, естественно, понимали, что происходит. Потом я встал и сказал: «У меня нет сомнений, кто в этой стране президент. Это не Борис Николаевич Ельцин». И поехал к Барсукову. Он спросил, зачем я их развожу с президентом. Я ответил, что у меня сложилось ровно противоположное впечатление: это они пытаются отстранить толковых людей от участия в предвыборной кампании президента. Ну, Барсуков никогда не отличался волевыми качествами. Он попытался выяснить, как можно поправить отношения, сказал, что президент с ним очень резко разговаривал. Но все это уже не имело никакого значения. Противоборство стало необратимым. Ни Коржаков, ни Барсуков не подчинились президенту и не захотели выстраивать одну команду.
— А если бы подчинились? Возможно ли единство таких очевидно противоположных команд?
— Конечно, мы понимали, что в случае победы Ельцина, если он останется с этими людьми, то вообще как-то не вполне понятно, чем это все может обернуться. Они действительно имели большое влияние на президента, и в общем, для себя мы делили ситуацию так: есть красный фашизм — это коммунисты, и есть коричневый фашизм
— это Коржаков, Барсуков и Сосковец. И нужно пройти по тонкой грани между этими двумя айсбергами. Это была довольно сложная задача.
— Вы опасались Коржакова?
— Все люди, которые сегодня обсуждаются обществом, в том числе банкиры, политики новой волны, — они все переступали через красные флажки. Они стали самостоятельными, испытав на себе огромное давление окружающей среды.
— То есть они не из пугливых, хотите сказать. Но Коржаков сосредоточил в своих руках огромную власть. И мне до сих пор не вполне понятно, каким образом, имея эту власть, он проиграл ситуацию?
— Вы так плавно подводите к делу о коробке с деньгами. Тогда, 17 марта, нам не пришлось задействовать СМИ, не было необходимости. Думаю, что Коржаков и его люди не вполне понимали, какой
это может иметь эффект и что могут средства массовой информации, впрямую не зависящие от власти. А вот в истории с коробкой
— это было первое публичное выяснение отношений со спецслужбами. Кстати, все решалось вот здесь, где мы сейчас с вами сидим (Дом приемов «ЛогоВАЗа» на Новокузнецкой улице. — Н. Г.). Мы собрались здесь вечером 19 июня 1996 года — между двумя турами выборов. Нам было ясно, что происходит. Коржакову нужно было фактическое подтверждение тезиса, что новые люди вокруг президента воруют деньги. Обдумывая, как поступить, мы впервые для себя сформулировали идею: мы всегда проиграем спецслужбам, если будем действовать тайно. Но как только мы перейдем в плоскость открытого противостояния, то ситуация изменится, на свету они работать не могут. Во всяком случае, те спецслужбы, которые создавались советской властью. А Коржаков все же прямое наследие КГБ.
— Ну, думаю, не только заспанные дикторы телевидения сыграли свою роль в ту ночь, но и возможность прямого выхода на президента. Кстати, а у Чубайса был прямой выход на Ельцина?
— Да, это было одним из его условий работы в команде президента.
— А внутри вашего мозгового центра царило этакое полное единство или все же возникали споры, обсуждались ошибки?
— Думаю, что было допущено очень много ошибок. А что касается споров, то мы до сих пор иногда выясняем, кто был прав, а кто нет. Очень яркий пример — Невзоров. Вы помните, он в тот период вел передачу «Дикое поле» на первом канале. И тут у нас с Чубайсом были диаметрально противоположные точки зрения. Чубайс считал, что ни в коем случае нельзя привлекать Невзорова к работе на первом канале, поскольку он выражает крайне реакционную точку зрения. Надо признаться, я тоже плохо знал Невзорова, скорее как телезритель. Познакомились мы случайно, разговорились об ОРТ, он высказал свои взгляды. Они меня заинтересовали. Я попросил изложить их письменно. Он прислал бумагу. И я был потрясен, когда ее прочел. Двумя обстоятельствами: фантастическим русским языком и точностью изложения мысли. Мы стали общаться. Потом возникла идея передачи. И я считаю, что она сыграла очень положительную роль в предвыборной кампании президента. То, что мы на первом канале показывали различные точки зрения, повышало доверие к тому, что мы говорили. Даже если передачи Невзорова далеко не всегда были в поддержку Ельцина. Она была не лобовая… Так вот — был Невзоров ошибкой? Я считаю, что нет, Чубайс считает, что был.
— Вы можете попытаться сформулировать основной принцип или принципы, на которых строилась стратегия вашей группы?
— Было очень точное понимание стоящих перед нами целей и способов их достижения. Была совершенно банальная мысль, которую мы сформулировали с самого начала, еще в Давосе, и не отступили от этого в дальнейшем: победят на выборах те, у кого больше воли. Это, кажется, такая философская сентенция, но она совершенно конкретна. Я вообще считаю, что коммунисты главным образом проиграли потому, что они своим основным противником видели не того, кто им оказался. Они видели слабовольных демократов, а столкнулись (помните Письмо 13-ти), в общем,,с оскалом капитализма. И у них не нашлось достаточно сил, чтобы этому противостоять. Эта волевая идея была очень конструктивна. Надо было дать понять людям, что им нечего бояться коммунистов. Ведь было много таких людей, которые готовы были проголосовать против коммунистов, но элементарно боялись — что они придут к власти, узнают— и тогда… Вот этих людей нужно было освободить от страха, дать им понять, что есть другие люди, которые не боятся. Это было главное, что нам удалось сделать.
— Вы упомянули нашумевшее Письмо 13-ти, с которым до сих пор не все до конца понятно. Знал ли о нем заранее президент, на него ли оно было в действительности рассчитано?
— Мы договорились с президентом о широком круге полномочий для нас. То есть он точно знал, что мы не играем против него, и поэтому был готов даже к самым неожиданным нашим шагам. Он верил, что мы не только искренни, но и грамотно просчитываем ситуацию. Письмо, конечно, было адресовано обществу. Это была та самая демонстрация решимости и силы. У нас даже между собой была борьба за формулировку в последнем абзаце. В результате она звучала приблизительно так: у нас достаточно воли и сил для того, чтобы не допустить, и т. д. Такая жесткая формулировка была неожиданна для общества. Основное, что нужно было сделать, — это показать людям, что есть сила, защищающая их право на свободное волеизъявление. Проще говоря, люди не должны бояться проголосовать по собственной воле, а не под давлением.
— Вы ставили на ту часть общества, которая колебалась, могла от испуга перед будущим приходом коммунистов проголосовать за них, хотя совсем не обязательно разделяла их взгляды…
— Это было совершенно принципиально, чтобы нормальный человек не побоялся занять жесткую позицию. В демократическом об-
ществе очень важен институт изучения общественного мнения, который только-только начал формироваться у нас, потому что в демократическом обществе решения принимаются не наперекор обществу, а только с его согласия. Это предполагает понимание властью того, что хочет общество, а не того, что хочет власть. В тоталитарном обществе в этом нет необходимости, им надо только оценить: если они примут такое-то решение, то выйдет народ с лопатами и ломами или нет. А в демократическом обществе важна обратная связь — от общества к власти. Такой связью и служит институт общественного мнения. И вот во время выборов я впервые ощутил, как это работает. Саша Ослон, основатель фонда «Общественное мнение», создал уникальную возможность для нас с помощью фокус– групп, опросов опробовать те или иные идеи. И мы заранее понимали, какой будет реакция на те или иные решения. Мы верили, что можем победить демократическими методами, а не силовыми, которые пытались навязать Ельцину. И ведь оппозиция признала результаты выборов.
— Думаю, что за кадром нашего разговора останется огромный пласт кулуарных событий: контакты, разговоры, дипломатия, деньги, которые, наверное, тоже представляют собой часть технологии предвыборной борьбы. Но были, на мой взгляд, достаточно рискованные ситуации и с точки зрения интересов Бориса Ельцина. Например, возможный альянс Лебедя и Явлинского.