Живой Журнал. Публикации 2015 - Владимир Сергеевич Березин
С тех пор говорить о Полой Земле стало чем-то неприличным, вроде серьёзного разговора о Вечном двигателе.
В пятьдесят втором Николай Николаевич попал на дискуссию вулканистов и метеоритчиков, что не могли договориться о строении Луны. Там к нему подошёл совсем молодой человек, и, воровато озираясь, начал расспрашивать о Берге. Этому мальчику что-то было известно, но он темнил, путался, даже покраснел от собственной отваги.
Николай Николаевич сделал пустое лицо и отвлёкся на чей-то вопрос.
Но было понятно, что тайна зреет, набухает — и долго она продержаться внутри него не может.
Поднялись над плоскостью первые космические аппараты — второй космонавт Титов обнаружил искривление пространства, благодаря которому вернулся почти в ту же точку. О магнитной кривизне были напечатаны тысячи статей, но Николай Николаевич только морщился, видя их заголовки.
Плоские свойства Земли были известны ещё со времен Средневековья — в каждом учебнике по физике присутствовал портрет старика в монашеской рясе.
Иногда Николай Николаевич вспоминал этого высушенного страданиями старика — таким, каким он изображался на картинках.
Вот старик на суде, его волокут к костру, но из клубов дыма доносится «И всё-таки, она плоская»!
Он представил себе, как его самого волокли бы на казнь, и понял со всей безжалостностью самоанализа — он не стал бы кричать. Дело не дошло бы ни до костра, ни до суда.
Плоская или круглая — ему было всё равно, с чем согласиться.
Им были написаны десятки книг — и в том числе научно-популярных — и противоречий не возникало.
Но что если Земля — это лишь пустая сфера внутри космического льда? Смог бы старик-монах принять так легко смерть, если бы знал, что умирает не за истину, а за научное заблуждение? Вот так легко — шагнуть в огонь, но при этом сомневаясь.
Пустая квартира жила тысячей звуков — вот щелкали время ходики, точь-в-точь как сказочная белочка щёлкает орехи, вот заревел диким зверем модный холодильник. Николай Николаевич сидел перед пишущей машинкой, и чистый лист бумаги, заправленный между валиками, кривлялся перед ним.
На этом листе могла быть тайна, но страх за свою жизнь не оставлял. Время утекало, как вода из крана в ванной. Он слышал удары капель в чугунный бубен ванной и вздрагивал.
Жизнь была прожита — честная славная жизнь, страна гордилась им, он был любим своей семьёй и честен в своих книгах.
Пришло время сделать выбор — и он понял, что можно выкрикнуть тайну в пустоту. Он знал, что именно так поступил придворный брадобрей, который, шатаясь под грузом этой тайны, пробрался к речному берегу и бормотал в ямку, чтобы земля слышала историю о том, что у царя — ослиные уши. Чтобы поведать эту тайну плоской и влажной земле у реки брадобрею тоже понадобилось изрядное мужество.
Николай Николаевич начал печатать, первые абзацы сложились мгновенно — но главное будет дальше.
Маленькие человечки отправятся к Луне. К полой Луне — кому надо, тот поймёт всё.
Нет, какое-то дурацкое название для его героев — «человечки».
Пусть будут «коротышки».
Коротышки отправятся к Луне и увидят, словно косточку внутри полого шара, прекрасный новый мир себе подобных.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
28 июня 2015
Память льда (День антарктиды. 21 июня) (2015-06-29)
Раевский смотрел на угли, что дрожали, умирая. Костёр догорал, и пора было возвращаться в дом.
Какой-то сумасшедший жук бился в лампочку над забором. Он упал, наконец, но на смену ему тут же явился новый.
— Ты помнишь, как мы слушали иностранное радио? — спросил Раевский. — Тогда, в детстве? Мой отец слушал его давным-давно, так же у костра. И так же я слушал.
— А? Что? — переспросил его Гамулин.
— Да нет, ничего. — И Раевский поворошил палкой угли в костре.
Старинный радиоприёмник из тех, что когда-то носили на плече, как гранатомёт, мигал рядом лампочками, хрипел, но исправно говорил на разные голоса.
Рассказывали о дележе Антарктиды. Антарктический Договор был не продлён, теперь континент жил по новым правилам, и его территорию поделили минут за двадцать — но не государства, а корпорации. «Корпорации давно сильнее государств, — подумал Раевский. — Впрочем, грех жаловаться, теперь у меня новая работа, и я поеду к пингвинам. Бедные пингвины. Будет им весёлая жизнь».
Он приехал сюда, в маленький дачный посёлок, на свои собственные проводы — тут были старые друзья, особая порода циников.
Что хорошо со старыми друзьями, так это то, что при них не надо хвастаться.
С ними просто невозможно хвастаться.
А мужчины часто хвастаются, когда чувствуют, что их время уходит.
— Ты будешь льдом заниматься? — спросил его зоологический человек Степаныч.
— Я всем буду заниматься. Например, пресной водой.
— Это значит — льдом?
— Ну, да, будем транспортировать айсберги. Оборудование уже завезли.
— Быстро у вас. Ты меня, если что, выпиши. Я бы там низшие формы жизни за харч бы изучил, без оклада. Я могу ещё публике про тайны воды рассказывать — но это уж когда совсем обнищаю. У меня это убедительной выйдет — биоэнергетические потоки и всё такое.
— А почему жучки летят на свет?
— На свет вообще никто не летит. У них просто нарушена навигация: насекомые пытаются держать один и тот же угол к свету, но это хорошо с Солнцем, а вот когда источник света рядом, они летят вместо прямой по спирали, которая кончается в лампочке. Ты спроси меня ещё, как комары нас находят.
— И как?
— По теплу, углекислому газу и влажности.
Они пили виски, очень дорогой, Раевский бы сказал — «бессмысленно дорогой».
Но он сам привёз эти бутылки, потому что давно перестал экономить. Радиоприёмник откашлялся, замер, так что они подумали, что им скажут что-то важное, но эфир разразился рекламой антарктического туризма.
— Ну, что скажешь? — спросил Раевский хозяина, вышедшего из тьмы.
— Скажу вот что: я очень недоволен птицами,
