Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Грабители морей. Парии человечества. Питкернское преступление
Было также и женское общество, и жизнь входивших в него была вечным упа-упа (удовольствие).
Если у ареои рождался ребенок и он его не убивал, то считался недостойным носить это звание и сейчас же изгонялся из общества. Ареои, как и прочие туземцы, ходили в марае и усердно молились богам.
В зависимости от ступеней, они пользовались и преимуществами. Так, они могли безвозмездно брать некоторые продукты и требовать от вождей одежду, так как сами они вели бездеятельную жизнь. Но бездеятельными ареои оставались только в мирное время, иначе невозможно было бы их существование.
Во время войны они были самыми верными спутниками короля и отличались необычайной храбростью. Они выказывали полное послушание своим начальникам, всегда сопровождали их во всех походах, и если среди неприятелей они встречали членов своего общества, то сражались с ними так же усердно, как и с простыми воинами. Бывало даже так, что когда встречались ареои двух враждебных лагерей, то битва прекращалась только после полного истребления одной из враждующих сторон. И если в мирное время они жили в неге и ничего не делали, то никогда не отказывались от войны. Но что делало их общество особенно прочным, многочисленным и верным королю — это то, что они никогда не интересовались политикой.
Ареои имели своего арии-марура, или короля с красным поясом, избираемого из высших вождей. Когда он умирал, новый король ездил по островам и показывал себя в главных марае.
Если королю нравился какой-нибудь человек, не принадлежавший к союзу Ареои, то он надевал на него свой пояс, и тот становился равноправным членом этого общества.
Во всех остальных случаях желавший попасть в секту подвергался строгому экзамену: он должен был уметь танцевать, владеть оружием, иметь хорошие манеры, отличаться храбростью и, главное, дать клятву, что будет убивать рождавшихся детей.
И достаточно было только одной попытки спасти ребенка, чтобы оказаться изгнанным из общества.
Если ареои что-нибудь пожелал взять, то ему нельзя было ни в чем отказать; он мог забрать себе все, что ему нравилось: плоды, животных и дома.
Наоборот, ареои низшего разряда должен был спросить, и ему сейчас же давали, но только не то, что он просил, а вещи сходные. Если он просил дом своего хозяина, то ему можно было дать небольшую хижину и т. д.
Трудно подыскать какую бы то ни было вероятную причину основания этого общества, которое приобрело такую громадную популярность на архипелаге.
Быть может, условие уничтожать детей всех членов этого общества имело целью уничтожить количество королевских семейств. Быть может, правильнее было бы предположить, что члены союза Ареои для того убивали в себе всякий дух семейственности, чтобы сделать себя на войне более ужасными. В таком случае все их привилегии являлись, так сказать, вознаграждением за то, чего они себя лишали.
Теперь вопрос о происхождении таитян разрешается сам собой.
Остров Таити, как и большая часть Полинезии, есть не что иное, как громадные части гор исчезнувшего континента, который был продолжением старой Азии.
Если вы начертите в Тихом океане многогранник, вершинами которого были бы Новая Зеландия, острова Уэльские, архипелаг Мореплавателей, Сандвичевы острова, острова Воскресения, архипелаг Туамоту, и посередине которого заключались бы острова Тонга, Фиджи, Кука, Самоа, Маркизские, Таити и все остальные маленькие группы островков, то заключите в этой фигуре одинаковое желтолицее население, довольно сходное с населением Индостана, роста среднего, прекрасно сложенное, с грациозными манерами, имеющее одинаковую религию, с одинаковыми нравами и обычаями, говорящее на одном языке, все племена и ветви которого сразу узнаются вами, как принадлежащие к одной семье, и называются одним общим именем маори.
Подобные факты могут быть объяснены только существованием в глубокой древности обширного континента, исчезнувшего во время какого-нибудь грандиозного геологического переворота и оставившего после себя несколько групп островов.
Иначе нельзя объяснить, каким образом обитатели островов Сандвичевых, Таити, Воскресения и Новой Зеландии, совершенно не знавшие друг друга до появления европейцев с их усовершенствованными способами передвижения, говорили на одном языке, имели одинаковые предания о сотворении мира и одинаковые религиозные верования.
Эта версия находит подтверждение в одной старой легенде, сохранившейся на всех этих островах. Среди прочего в ней говорится:
«Давным-давно эти острова составляли два большие материка, населенные желтыми и черными людьми, вечно враждовавшими друг с другом. Но богам скоро надоели эти постоянные ссоры, и они поручили Океану помирить их; тогда последний затопил оба материка, и после уже нельзя было его заставить возвратить раз приобретенное. Одни вершины гор и высоких плоскогорий были властью богов спасены от яростных волн».
Некоторые ученые, чтобы объяснить странность приведенных мною фактов, полагали возможным допустить гипотезу, что островитяне могли сообщаться между собой при помощи своих пирог. Но это не давало ключа к загадке, так как страны, которые в древности — как, например, Аравия и Индия, Мадагаскар и Африка и множество других — имели между собой контакты, несмотря на это, не заимствовали друг у друга ни языка, ни обычаев; впрочем, самый меньший недостаток этой гипотезы состоит в том, что она абсолютно невозможна. Вот что по этому поводу говорит де Бовис:
«Я не знаю, какой моряк мог бы допустить мысль, что пироги, как бы они ни были хорошо построены и усовершенствованы, могли переплывать пространства в 500 или 600 миль, не имея притом никакой определенной цели и предоставленные всецело изменяющемуся направлению ветра, дующего в разных направлениях в зависимости от времени года.
Затем, как могли бы они положить в свои пироги достаточно припасов даже для того, чтобы провести в море недели две? И если допустить, что ветер мог их вынести в открытое море и навсегда удалить от своего берега, то для того, чтобы они могли достичь какого-нибудь другого, надо еще предположить, что у них как раз было взято с собой достаточно провизии для такого дальнего пути».
Еще одно доказательство древности этих народов, которые некогда обитали на одном континенте, заключается в совершенстве их форм (в особенности таитяне, мужчины и женщины похожи на греческие статуи), а главным образом в развитии их ума. Достаточно пробыть среди них совсем немного времени, чтобы убедиться, что перед вами находятся отпрыски одной из могущественнейших рас древности.
Я не могу удержаться, чтобы не привести пример. Когда на остров Таити прибыли протестантские миссионеры, царствовавший в то время над всем архипелагом Помаре Великий не только принял христианство, но немедленно ввел у себя правление по образцу английского и созвал парламент, которому поручил составить кодекс.
Нет сомнения, что подобная попытка у других, так называемых диких народов обязательно бы провалилась благодаря своей неприменимости, но на Таити она имела результат, который мы увидим дальше.
Во время обсуждения кодекса о карательных мерах дебаты о наказании за убийство заняли два заседания: речь шла о том, можно ли проливать рукой закона кровь человека в каком бы то ни было случае.
Собрание объявило, что не будет руководиться ни своими обычаями, ни древними предрассудками, а только разумом и справедливостью. Было предложено два наказания: смертная казнь и вечное изгнание на необитаемый остров.
Первым, кто потребовал слова, был Гитоти, верховный вождь папекти. Вся его речь, точно так же как и последующие, взята из летописей этой страны. Он встал, поклонился председательствующему и произнес:
«Без сомнения, вечное изгнание на необитаемый остров отличное предложение, но в моем сердце уже несколько дней тому назад зародилась мысль, которую вы свободно поймете, если выслушаете мою речь. Скажите мне, разве законы Европы, этой страны, от которой мы получили столько добра, не должны быть хороши? А по законам Европы всякий убийца наказывается смертью. Вот мысль, которая мне не дает покоя: быть может, мы поступим хорошо, если будем делать так же, как поступают народы Европы? Вот и все, что я хотел сказать по поводу вопроса о наказаниях за убийство».
После речи вождя папекти наступило молчание; прежде чем принять решение, каждый размышлял о том, что слышал.
Надо заметить, что за все время существования этого парламента никогда не было случая, чтобы говорили сразу два оратора, чтобы они обменялись колкостями и чтобы кто-нибудь хотел блеснуть своими познаниями за счет другого. Никто не опровергал и не разбирал мнения предшествовавших ему ораторов, не обратив внимания на то, что в них было дельного.
