Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Марочкин Владимир Владимирович

– Оформившись как течение, мы стали тыркаться по всяким «Литгазетам» – и с «Литгазетой», на удивление, получилось: там дали отличную подборку. Там работал очень живой человек по фамилии Новиков, и он очень радостно ко всему этому отнёсся, – радостно вспоминал Вадим.

Неожиданно мы вышли прямо к Пушкинской площади.

– Но ещё до «Литературки» меня опубликовал «Новый мир»! Это были стихи «Металлистка» и «Бухгалтер Иванов». Я в 1988 году проходил там практику. После третьего курса всех студентов литинститута направляли на практику, и я попросился в «Новый мир». Завотделом поэзии тогда был Чухонцев, он меня полистал и отобрал два этих стихотворения, – спасибо ему за это большое! С «Металлисткой» я потом подкатывал к Андрею Большакову, лидеру группы «Мастер». Он был тогда звездой, а мне всегда хотелось в рок-н-ролле поучаствовать. Но он, видимо, увидел в этом стихотворении иронию и критическое отношение к движению и отказал. Теперь, видя эволюцию Кипелова, я понимаю, что все металлисты – очень трогательные и ранимые люди! И к Бажину из «Тяжёлого Дня» я подкатывал, но и там не срослось. Но впервые меня под моей фамилией ещё в 1986 году опубликовал журнал «Литературная учёба». Это был прогрессивный журнал, не чуждый новым веяниям. Был там такой Миша Попов, редактор… Стихотворение называлось «Молодой иностранец в красивой машине». Тоже громкое дело по тем временам получилось.

– А у тебя есть какая-то метафора Москвы?

– Типа «Москва, как много в этом звуке…»?

– Да.

– В юности были стихи… Но только начало помню:

Барышни московские тогда мне, видимо, вставляли! В юности. Да… Своей холёностью и востроглазостью.

– У тебя, я помню, были ещё стихи про Тверскую… где ты с барышнями-американками любил целоваться…

Вадим весело продекламировал:

В переходе на Пушке Степанцова узнали. Несколько молодых парней, поднимавшихся нам навстречу по лестнице, вдруг остановились и уставились на Вадика раскрыв рты.

– Глядите! Это же Степанцов! – воскликнул один из них.

Вадим спускался по лестнице медленно, осторожно, словно боясь нечаянно отреагировать на возгласы узнававших его людей.

Я хотел сфотографировать Степанцова у памятника Пушкину.

– Где встать? – нервно спросил Вадик.

Я успел сделать лишь несколько кадров, как плёнка закончилась. Эх, надо было купить ещё одну, отправляясь на эту фотосессию. Но Степанцов был только рад, что съёмка так быстро завершилась, и поспешил уйти с площади, укрыться в метро от нацеленных на него взглядов прохожих…

Арбат моего поколения

У каждого поколения свой Арбат.

Для одних он неразрывно связан со стихами Есенина, для других – с песнями Окуджавы. Шестидесятникам больше по душе тот Арбат, по которому можно было проехать на троллейбусе.

Но поколению взбунтовавшихся 1980-х милее другой Арбат – тот, который иные в насмешку называли «офонаревшим».

Но, во-первых, иного Арбата мы и не знали. А во-вторых, мы сделали наш Арбат таким, каким хотели видеть всю страну. Это была весёлая, шумная, ярко раскрашенная улица, по которой гуляли беззаботные и счастливые люди. Здесь каждый имел право показать, чего он достиг и о чём мечтает, поэтому Арбат заполнили художники, поэты, клоуны, фокусники, музыканты.

Когда движение только начиналось, всё было очень весело, но притом – максимально серьёзно.

Здесь читали свои стихи поэты Ордена куртуазных маньеристов.

На Арбате выставляли свои картины легендарные художники-авангардисты с Малой Грузинской, например Сергей Блезе, который наносил мазки не кисточкой, как все, а пальцами. Он окунал пальцы в краску и мазал холст, отчего фактура картины получалась призрачной, фата-морганистой…

Однажды на Арбате появились шаржи на членов политбюро и Верховного Совета (кстати, все они предварительно были залитованы в Едином научно-методическом центре Комитета по культуре). Но какой-то дотошный член Верховного Совета нарочно купил у художника-шаржиста портрет Егора Лигачёва с проставленной на обороте литовкой, после чего в Министерстве культуры разразилась буря ненависти и страха, и тех, кто разрешил эти шаржи, даже грозились исключить из партии.

Но больше всего на Арбате было самодеятельных музыкантов.

Вдоль всей улицы, от «Праги» до Смоленского гастронома, большими кругами собирались люди, и в центре каждого круга непременно находился музыкант с гитарой. Кто-то пел песни Розенбаума, кто-то – Цоя, но большинство музыкантов стремились предъявить публике собственные творческие изыскания. Люди постоянно перемещались от одного круга к другому, слушали, искали либо «своего» автора, либо что-то новое, необычное, чего нельзя было услышать по радио или увидеть по телевизору.

Сами музыканты тоже не стояли на одном месте. Они не торопясь двигались от одного конца улицы к другому. Найдя свободный участок Арбата, они останавливались и начинали играть. Первые песни, конечно, исполнялись для двух-трёх человек, но уже вскоре вокруг музыкантов образовывался плотный круг слушателей.

Отыграв тридцать-сорок минут, музыканты складывали свои инструменты и либо шли дальше, либо отправлялись в кафе выпить по чашке арбатского кофе, либо стояли тут же и слушали своих товарищей. Желающих показать себя на Арбате было много, тем не менее конкуренции там не наблюдалось, и места хватало всем. Ну а если не хватало (бывало, что в весенние выходные дни на Арбате становилось тесно), то стоило просто подождать, пока другие ребята сыграют свою программу и уйдут отдыхать, и тогда можно было занять освободившееся место в кругу зрителей.

Постоянными участниками арбатских тусовок были рок-лабораторский рок-герой Юрий Спиридонов, группы «Бахыт-Компот», «Тихий час», «Мистер Твистер», а также многочисленные юные рокабиллы…

«Было время в 1989–1990 годах, когда я довольно часто играл на Арбате, – вспоминает Олег Усманов, в те годы контрабасист ансамбля „Мистер Твистер”. – Мы выступали там экспериментальным составом: контрабас и вокал – это я, саксофон – Паша Веренчиков, а барабаны – Олег Бернов, который сейчас живёт в Америке и играет на басу в ансамбле „Красные Элвисы”, а тогда жил на Арбате. Иногда к нам присоединялся наш твистеровский гитарист и вокалист Вадик Дорохов. То есть это был совершенно ураганный состав!

На Арбат меня позвал Паша Веренчиков, уже имевший опыт подобных выступлений. „Поехали, – говорит, – поиграем!” И мы там ставили какие-то сумасшедшие рекорды, заработав как-то за один день 600 рублей и 6 долларов (хотя тогда валюта у нас в стране ещё не водилась). Собственно говоря, в деньгах я особо тогда не нуждался, потому что у „Мистера Твистера” была устойчивая популярность и все с этим связанные приятности. Я пришёл туда просто ради спортивного интереса: выдержу ли марафон, если играть с 11 утра до 6 вечера? Чтобы меня не узнали, я надел драную куртку, джинсовые шорты, соломенную шляпу-сомбреро и чёрные очки. А контрабас, который был достаточно известен по различным телепрограммам, я со всех сторон обклеил газетами. Но всё равно узнавали. Однажды какое-то телевидение пыталось нас там снимать. А от фотоаппаратов я просто отворачивался».

Естественно, я поинтересовался у Олега, как выдержал он тот рокабилльный марафон?

– Голос сел, конечно. И сильно устали руки, – ответил Усманов.

Арбат был витриной происходящих в стране перемен. Люди сюда приезжали со всей страны, чтобы наполниться энергетикой новой реальности.