Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг
— Хорошо живется станковым пулеметам! Они у меня всегда вычищены, до отказа залиты водой. А сам я хочу пить, и воды для меня нет.
Минометы ведут огонь по противнику. На снимке: наводчик С. Кутковский и второй номер И. Щербаков
Лицо Белякова, обветренное, обросшее черной бородкой, заметно осунулось, но ласковые глаза его смеются по-прежнему. Он невысок ростом, худощав, всегда удивительно спокоен. Это один из лучших командиров, любимец бойцов. Я часто завидовал ему, учился у него, как надо вести себя во время боя.
Наш разговор прерывает японская батарея. Несколько снарядов упало неподалеку от нас. Порвана телефонная связь с соседней ротой и с командным пунктом. Чтобы устранить разрыв линии, надо перебежать лощину, которая бешено обстреливается пулеметным огнем. Первый связист не пробежал и тридцати метров, как был тяжело ранен. Санитары, рискуя жизнью, кинулись спасать товарища, доставили его в окоп, перевязали. Но ведь связь-то все-таки нужно восстановить.
— Товарищ Галкин, исправьте линию, — приказал командир взвода связи.
Взяв изоляционную ленту и провод, Галкин окинул всех взглядом, словно прощаясь на всякий случай, и выскочил из окопа. Все знали Галкина как лучшего, храбрейшего связиста, но задача была исключительно трудна, и бойцы боялись потерять товарища.
— Галкин, ты больше ползком! — кричали ему вдогонку.
— Нет, ты лучше обойди вон за теми кустами, — прокричали некоторые бойцы свои советы.
Галкин, пригнувшись, стремительно побежал в лощину. Тотчас же усиленно заработали японские пулеметы, и снова в лощине разорвалось несколько снарядов.
— Упал, — сказал один из бойцов с тоской и тревогой.
— Он залег, — успокаивающе, но неуверенно произнес другой.
Томительно тянулись минуты. Всех мучила тревожная мысль: убит, ранен или залег? Видели, что Галкин неподвижно лежит в траве, а вокруг взрывают землю японские пули. Но вот пыль осела. Японцы перенесли, огонь.
— Побежал! Побежал! — закричали бойцы и, возбужденные, стали выпрыгивать из окопов.
— Куда вы? По окопам! — остановил их командир.
Галкин пробежал метров двадцать и опять залег под японскими пулями, заставляя всех волноваться за его судьбу.
Так повторялось несколько раз, но связь все же была восстановлена. Вот Галкин возвращается. Он перепрыгнул последний бугорок. Вслед за ним люто рванули песок пулеметные очереди, но боец уже вне опасности. Он устал. Старается отдышаться, широко открыв рот. Потом улыбается, стирает рукавом пот и пыль с лица, встряхивает головой и говорит своим обычным голосом:
— Жарко.
Командир отделения подал Галкину флягу с водой, оставленную про запас. Он сам мучительно хотел пить, но воду приберег. Галкин вопросительно посмотрел на командира, и тот небрежно сказал:
— Пей, пей! Это у меня была лишняя фляжка!..
Бой продолжается. Наша артиллерия по-прежнему ведет меткий огонь. Отдельные группы японской пехоты залегли в песках и, несмотря на отчаянные крики офицеров, дальше не двигаются. Вырвавшиеся вперед кучки японцев расстреливает наш пулеметный огонь.
Уже очевидно, что никакой атаки опять не получилось, но японцы, словно по инерции, продолжают стрелять. Наверно их генералы решили дотянуть до темноты. Все-таки не так стыдно будет перед своими солдатами…
В сумерки наступило затишье. Пришла наша кухня. Мы пообедали и, главное, вдоволь напились воды. Расположились на старых рубежах для ночной обороны, зная, что и ночь будет проведена в бою. Перед каждым бойцом на бруствере окопа лежат три-четыре гранаты, да по две на руках.
Враг не заставил себя ждать. Из-за песчаной сопки вскоре взвилась ракета.
— Видели ракету, товарищи? Это значит, что японцы заправились спиртом и сейчас пойдут в атаку. Приготовиться!..
Ночь была тихая, темная. Кое-где между облаками виднелись крупные звезды. Где-то вдалеке проворчал наш станковый пулемет и разорвалось несколько ручных гранат. И опять напряженная тишина. Слышно лишь, как время от времени телефонист осторожно проверяет линию условными позывными.
— Скорее бы уж лезли, черти! — не выдерживает кто-то.
— Да ты прислушайся получше, они уже лезут, — отвечает второй голос из темноты.
И действительно, справа стало слышно, как брякают котелки подползающих японцев. Вдоль линии фронта пролетело над нашими голо Bia ми несколько трассирующих пуль. В небе вспыхнула яркая ракета. Она повисла в воздухе.
— Смотри, как долго горит и не падает.
— Она с парашютом.
Снова взлетело в воздух несколько красных, синих и зеленых ракет. Еще и еще. Они извивались, как змеи. Каждая оставляла после себя тонкий огненный след и, взорвавшись, рассыпалась сотнями мелких цветных вспышек. С обоих флангов и прямо на нас полетели трассирующие пули. Все небо покрылось стремительно мчащимися, вспыхивающими и гаснущими огнями.
— Красивое зрелище!.. И, главное, бесплатно! — переговаривались бойцы.
Наконец, заговорили ручные и станковые пулеметы японцев. Теперь к огням, которые мчались в различных направлениях, рассекая небо, присоединилось журчание пуль.
Послышался пьяный галдеж японских солдат. Котелки брякали уже совсем близко. Было дано приказание: не стрелять. Подпустим противника как можно ближе, забросаем ручными гранатами, расстреляем в упор из пулеметов.
Откуда-то из тыла тоже стали лететь светящиеся пули. Вся ночная атака была построена так, чтобы с помощью «световых эффектов» создать видимость окружения и посеять среди нас панику.
Некоторые бойцы недоуменно спрашивали:
— Товарищ командир! А кто же это сзади стреляет?
— Это стреляет давно спрятанный японский снайпер, — объяснил командир. — Он нас не видит, вылезть боится и стреляет, куда попало. Видите, как пули летят! Вот станет светло, мы его поймаем, а сейчас все внимание вперед!
Японцы подползли совсем близко. Пьяный галдеж обратился в нечто, напоминающее зверинец. Каких только «звуковых эффектов» здесь не было: и свист, и шипение, и визг, и даже что-то, напоминающее собачий лай. На этом разнообразном звуковом фоне возникал время от времени крик, противный, нудный, хриплый:
— Уо-го! Банзай! Банзай! Уо-го!..
Но вдруг сотнями маленьких злых молний озарилось небо, и звонкие раскаты потрясли воздух. Это наши бойцы ручными гранатами и пулеметным огнем стали успокаивать не в меру разбушевавшихся японцев. На миг наступила тишина. Потом отовсюду послышались неистовые крики и стоны. Пулеметы продолжали работать. Наша гаубичная батарея положила десятка два снарядов, разнесла японскую свору в клочья. Враги, оставшиеся в живых, бежали уже без всяких воинственных кликов. Котелки и тапочки были предусмотрительно брошены…
Наступал рассвет. Приближался восход солнца.
НАЧАЛО ШТУРМА
Накануне нам стало известно, что наступление начнется 20 августа. Это не было неожиданностью. Уже давно все бойцы и командиры строили различные варианты разгрома японцев и терпеливо ждали приказа наступать.
19 августа началась подготовительная работа. Тщательно, детально был изучен приказ, прочитали листовки политотдела, провели беседы о международной обстановке, проверили оружие, боеприпасы, питание.
О туалете напоминать не пришлось. Все были настолько проникнуты торжественностью дня, что мобилизовали все имеющиеся средства. Один
