Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6316 ( № 12 2011)
Занимательная «Аль-Каида»
Новейшая история
Занимательная «Аль-Каида»
КНИЖНЫЙ
РЯД
Лоуренс Райт. «Аль-Каида» / Пер. с англ. С. Голованова. – М.: GELEOS Publishing House; Кэпитал Трейд Компани, 2010. – 416 с. – Доп. тит. л. англ.– 3000 экз.
Эта книга, судя по информации на обложке, стала бестселлером в 25 странах мира. Называется она «Аль-Каида». Автор – американец. За свою работу получил премию Пулицера. Жанр – актуальная публицистика.
Дело обычное – очень часто в отечественных магазинах появляются «бестселлеры», по большей части переводные, якобы уже успевшие «потрясти мир».
Российских издателей, кормящих нас такими продуктами, можно понять. Если за океаном некий опус хорошо покупают, появляется большой соблазн предложить то же самое нашему читателю в надежде, что он тоже соблазнится.
И хотя ажиотаж вокруг бен Ладена и его организации несколько поутих, чтение перед нами занимательное. Автор прекрасно понимает, для чего англоязычная публика покупает толстые книги-исследования. Она хочет знать занимательные подробности – сколько у «террориста № 1» родилось детей, мучился ли от боли в почках, как звали его любимую лошадь, зачем он садился за руль бульдозера, откуда взялся автомат-талисман АКС-74, сколько этажей было в домах бен Ладена и сколько комнат – в пещерах-убежищах…
Автор полностью удовлетворяет этот интерес, но вот серьёзные вопросы остаются при этом открытыми. Например, как финансировалась «Аль-Каида» в поздний период – когда её лидер разорился? По чьей инициативе появилась ячейка этой организации в Чечне? В книге совсем не говорится о степени причастности «Аль-Каиды» к множеству терактов на российской территории. И вообще повествование оканчивается далёким уже 2002 годом… В общем, целостного представления о террористической организации не остаётся в памяти, только ряд разрозненных фактов.
Кстати, заглавие заокеанского издания этой книги совсем другое – «Башня в облаке пыли. «Аль-Каида» и путь к 11 сентября». И оно точно очерчивает границы авторского интереса.
Вышла она на английском языке в 2006 году, когда «Аль-Каида» действительно занимала умы мирового сообщества. А вот русский перевод сильно запоздал. Обещанные «сенсационные подробности» уже давно публиковались в западной прессе и осели на страницах Интернета. Главная ценность книги в том, что автор взял на себя труд систематизировать и изложить поток информации в лёгкой форме, а переводчик геройски перевёл всё это для российского читателя.
Остаётся только посетовать. Где ж вы были в 2006 году, господа российские издатели? Актуальная публицистика заокеанского производства имеет свойство быстро терять свою свежесть.
Светлана ЛЫЖИНА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 4 чел. 12345
Комментарии:
«Много лодок несётся безрульных…»
Литература
«Много лодок несётся безрульных…»
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Владимир ЛИЧУТИН
Не видать огоньков караульных.
По волне, по желанью ветров,
Много лодок несётся безрульных,
Отошедших от всех берегов…
Поэт Дедков. 1920 г., Кострома
Пожалуй, с начала XX века не было такой разбродицы в умах, так нелепо и погибельно не блуждал русский интеллигент у края пропасти, рискуя свалиться вниз и навсегда утратить самобытность. И чем больше разговоров о национальном, тем туже затягивают хомут космополиты, тем безжалостнее дёргают за узду, чтобы выправить русский народ на путь в бездну.
Вот и критики разглядывают фасеточным зрением лишь крохи литературного процесса, те, что ближе душе, уму и сердцу, собственной этике и эстетике, норовят прибиться к своему прибегищу, в свою тихую бухточку, где не достигает взбаламученная стихия. Ибо для верной оценки обычно не хватает усидчивости, страсти, нацеленности, любви к книге, восхищения перед нею как божественной тайной, добросердности к автору. Даже Владимир Бондаренко, которым я не перестаю восхищаться, удивляться его работоспособности, пылкости ума (что ему частенько и мешает), сердечной ровности к самовлюблённым литераторам, уважливости к этой редкой работе, пониманию её смысла и назначения, – и вот даже он нынче, может, по усталости и раздражению от частых хворей, грозящей старости уже не столько держит в горсти русское сочинительство, но пытается по примеру «рапповской субкультуры» исполосовать его, разрезать на доли.
Попытка «периодизации» литературы была и раньше (XIX век), но с целью проследить духовные искания русских беллетристов и влияние её на государство. Правда, если «головы смотрели в разные стороны, то сердце их было одно». Таков и герб России. Отсюда, из исторических предпосылок, несмотря на единое сердце, раздвоенность интеллигенции, её невыносимое «косоглазие», отчаянность её судьбы, которую сами себе и устроили, её грядущих стенаний и плачей. Всё-таки куда лучше, если голова одна и смотрит лишь в домашнюю сторону и надзирает за народишком, готовым всегда удариться в крайность.
В чём путаница Бондаренко? Он пишет: «На смену Александру Пушкину и Льву Толстому, как бы гениальны они ни были, приходили новые русские гении… Как бы ни были велики и знамениты Валентин Распутин, Василий Белов… но уже в силу своего возраста эти живые классики ушли из сегодняшнего развивающегося литературного процесса. Они – наши знамёна, наши памятники…» («Крах патриотики», «Завтра», № 51).
Дорогой Бондаренко, знамёна, которые ты имеешь в виду, не ветшают, это тебе не лоскут материи; а чтобы писатель превратился в памятник, миф, надобны тысячелетия. А что не ветшает, не киснет и не гниёт – то всегда в пользе и постоянном обиходе и никуда не девается, не выпадает из литературного процесса (но можно утратить по нерадению). Даже Гомер – не памятник, и писания его – сущая правда, а не легенда. Пушкин и Толстой, как бы ни ваяли из мрамора их образы, – «живее всех живых». Если Пушкин – «наше всё», значит, он частица нашей неиссекновенной духовной плоти, которую нельзя выставить на погребицу для остужания, он постоянно формирует наше сознание, не выпадая из народа. Даже одна фамилия Пушкин – удивительно гипнотический архетип, невольно влияющий на наше сознание, а значит, и на осознание нации. В этом и удивительная сущность литературы, что её звёзды не гаснут, не удаляются в небесное пространство, чтобы там тихо умирать, превращаясь в туманность, уже не влекущую к этическим и эстетическим переживаниям. Без этих духовных величин, размыкающих темь, народу не живать до скончания века, как бы ни пытались негодующие «кобыльники» и «чужебесы» истереть их из нашего сознания.
А по Бондаренко, получается, что предыдущие классики сошли по невостребованности на глухом полустанке, им не надо еды-питья, они не боятся бесславия, одиночества, забытья, не хлопают себя от таёжной стужи по костомашкам, а вот нынешние, кто вскочил на подножку, уселся в литерный поезд, да и помчался лихо навстречу будущему, – те с нами, дышат одним воздухом, а значит, нам в помощь. Нет, Володя, все в одном русском поезде, и все в вагонах по заслугам соработников, и никого из вагонов СВ не выселить на глухом полустанке, как бы то ни хотелось честолюбивой молодяжке. И потому русская литература не умирала и не умрёт, потому что она в дружине под единым стягом. А каждому времени – по чину и доблести его, и на каждое русское десятилетие можно сыскать с десяток удивительных по мирочувствованию художников: от Шолохова до Алексея Толстого, от Шишкова и Чапыгина до Булгакова, от Платонова до Шмелёва. И неслучайно этот синодик имён вдруг выпал из ума Бондаренко. И в том поезде не только Юрий Казаков с Георгием Семёновым, Евгений Носов с Александром Панариным и Вадимом Кожиновым, но и Юрий Поляков и Алексей Варламов, Олег Павлов и Михаил Попов, Александр Трапезников и Михаил Попов из Архангельска.
Почему я так подробно разбираю эскападу Владимира Бондаренко? Да потому, что это невольная вешка в разброде и хаосе, где заблудилась современная литература и пошла вроссыпь. Каждое колено Ноево вдруг решило брести в пурге своей дорогою, и вот заблудились и запричитывали, взывая о помощи, и завспоминали недавнее прошлое. Кинутся, бедные, на вешку Бондаренко, а там тоже тупик и непроглядь. Если попадутся навстречу иные, заблудившиеся, потерянные иль отставшие, то им не станет руки помощи – такое отчуждение и немирие на литературных путях.