Газета День Литературы - Газета День Литературы # 167 (2010 7)
– Боже! – вскричал Зайцев. – Откуда ты всё это знаешь?!
– Так от тебя же капитан. С кем поведёшься, с тем и наберёшься, как говорят в наших кругах. Ты вот только что сказал что-то про своё горло, а ведь и у меня горлышко имеется… И оно… Как бы это тебе сказать, чтобы ты понял… Пересохло оно у меня маленько, пересохло.
– Выпить хочешь? – спросил Зайцев чуть жёстче, чем следовало, чуть насмешливее.
– Если это предложение, то не возражаю… Но главное не в этом… Отпустил бы ты своих подследственных, пусть себе идут, пусть радуются жизни… Повидаться бы надо, капитан.
– Неужели мыслишка завелась? – спросил Зайцев, и голос его дрогнул, дрогнул насмешливый и жестковатый голос многоопытного следователя Зайцева. Спохватился он, понял, что не надо бы ему с Ваней вот так-то, понял, что не будет он звонить без дела, и на выпивку намекать тоже не станет, гордыня не позволит. От угощения не откажется, но просить… Нет.
– Мыслишки они ведь такие… Как мыши в сарае… Шелестят, шелестят, грызут… Погрызут дырочку, глядишь луч света ударит снаружи… А луч света, как ты догадываешься, он ведь в любом деле…
– Ты где? – прервал Зайцев бомжаровское словоблудие.
– Чаи с Машей гоняем… Приходи к нам, все веселее будет… Если по дороге захватишь чего-нибудь с собой, мы с Машей будем это только приветствовать… Не знаю, что ты подумал по своей испорченности, но я имею в виду тортик к чаю… Да, Маша?
– Ты где? – повторил Зайцев, поигрывая желваками.
– У Маши дома… Вообще-то её зовут Мария Константиновна, но мне она позволила называть её Машей. В этой квартире живёт её дочка, Элеонора Юрьевна, и девочка Натали здесь жила… Но их сейчас здесь нет… Элеонора на работе, а Натали похитили нехорошие люди… Мы с Машей во дворе познакомились, на скамеечке… Тут в скверике скамеечка стоит, покрашенная голубой краской…
– Еду, – сказал Зайцев и положил трубку.
Когда раздался звонок в прихожей, дверь открывать пошла Мария Константиновна.
– Не разувайтесь, – сказала она. – Последнее время у нас столько народу бывает… Проходите на кухню, Ваня вас ждёт.
Зайцев быстрым, порывистым шагом прошёл по коридору и возник в дверях перед бомжарой. Он молча поставил на стол коробку с тортом и обернулся к бомжаре.
– Как понимать? – спросил он.
– Садись, капитан, – благодушно сказал Ваня, указывая на свободную табуретку.
Рядом присела Мария Константиновна.
– Маша хочет дать чистосердечные показания, – негромко произнес бомжара, разливая чай по чашкам. – Да, Маша?
– Да какие показания, что ты несёшь, Ваня… Что есть, то и есть… Не знаю, как всё у вас сложится в вашем деле, – женщина виновато посмотрела на Зайцева, – но деньги я достала. Дачу продала… Сосед давно к ней присматривался… А тут такое несчастье… Ну я и решилась… Как говорится, сам бог велел.
– Так, – Зайцев положил кулаки на стол. – И деньги он вам уже вручил?
– Да они всё время у него наизготовке были. Он давно вокруг меня кругами ходил…
– Так, – повторил Зайцев. – А где сейчас эти деньги?
– Утром я Эле отдала. А она тут же отнесла в назначенное место… Куда ей бандиты велели положить. Урна какая-то в квартале отсюда.
– Зачем же вы так, господи! – простонал Зайцев, горестно раскачиваясь из стороны в сторону. – Мы бы устроили засаду и взяли бы их тёпленькими! Мы же обо всём договорились с Элеонорой Юрьевной, она согласилась…
– Ребёнком рисковать побоялась, – сказала женщина. – Как можно её осуждать? Мы с ней посоветовались, и она отнесла деньги в ту урну, будь она проклята.
– Так, – опять повторил Зайцев и подвигал свои кулаки по скатерти. – Даже не знаю, что теперь делать… Что скажешь, Ваня? – в полной растерянности произнес следователь.
– Знаешь, капитан… Есть законы, а есть жизнь… А мать есть мать… И никто её не может судить, а тем более осуждать. Маша, я правильно говорю?
– Правильно, Ваня, все правильно, – кивнула женщина, но было в ее голосе сомнение, было что-то невысказанное.
– Значит, так, – бомжара решительно поднялся и вышел из-за стола. – Я с вашего позволения отлучусь ненадолго… Дела, знаете ли… Без меня не расходиться. Дождитесь.
И смутившись собственного серьёзного тона, бомжара привычно ссутулился и, заворачивая носки ботинок внутрь, вышел из квартиры, плотно, до щелчка замка, закрыв за собой дверь.
Через полчаса в прихожей раздался звонок. Мария Константиновна открыла дверь, тихо охнула, схватилась за сердце и присела на подвернувшуюся табуретку.
На пороге стоял бомжара Ваня, держа за руку маленькую щекастую девочку. В другой руке у него был бесформенный пакет.
– А вы не ждали нас, а мы припёрлися, – произнёс он нараспев, переступая порог.
– Боже… Неужели это может быть, – прошептала Мария Константиновна.
Из кухни вышел и остановился Зайцев. Он, видимо, хотел что-то произнести, но рот его открывался и закрывался, не издавая ни единого звука.
– Значит так, Маша… Натали в наличии, прошу убедиться… Здорова и хороша собой. А это, – он протянул женщине безобразный, отвратительный, мятый целлофановый пакет. – Это ваши деньги. Прошу убедиться – сто тысяч долларов. Или около того… Какая-то сумма могла быть уже потрачена.
Когда Ваня прошёл на кухню, глазам его предстала странная картина – не дождавшись его, Зайцев вскрыл принесённую бутылку, наполнил чашку водкой и выпил её залпом.
– И можете думать обо мне всё что угодно, – вполне внятно произнёс он и обессилено опустился на табуретку. – Теперь можно и чайку…
– Поскольку чай я уже пил, – произнёс бомжара, беря бутылку, – то мне должно быть послабление, – и он великодушно наполнил не только свою чашку, но и зайцевскую.
– Ваня, а я? – напомнила о себе Мария Константиновна, появившись в дверях.
– Вы что-нибудь понимаете? – спросил у неё Зайцев.
– А зачем? – простодушно удивилась женщина. – Девочка дома, деньги на месте… Что тут ещё понимать? Не хочу я ничего понимать.
А в дверях стояла румяная, щекастенькая девочка и молча улыбалась, глядя на бестолковых взрослых.
Зайцев не мог в тот же вечер прийти к Ване в общежитие, как ему хотелось, он пришёл через несколько дней. И да, совершенно правильно вы подумали, – направился Зайцев сначала в Елисеевский магазин, единственное в Москве место, где можно купить неподдельную водку и съедобную колбасу. Следователь справедливо рассудил, что его лучший друг и соратник бомжара Ваня вполне заслужил и то, и другое.
– Ну, что, капитан, задавай свои вопросы, – бомжара распрямился на стуле, взял стакан, чокнулся с капитаном. Но на этот раз закусил. И буженины себе отрезал ломоть, и красной норвежской рыбы попробовал.
– Да ты и сам знаешь мои вопросы…
– Значит, так… Засомневался я в первый же день… Выхожу на балкон – на веревке детское бельишко висит. Только что выстиранное. Сырое ещё… Для кого эта постирушка, если девочки три дня дома нет и вообще неизвестно вернётся ли она когда-нибудь?
– Да, – с досадой крякнул Зайцев. – А я этой постирушки вообще не увидел.
– Прошёл на кухню, пристроился у мусорного ведра, сижу курю, никого не трогаю… Врывается Элеонора… Забеспокоилась баба. Вроде ничего такого, а там кто его знает… А я сижу, курю, пепел в мусорное ведро стряхиваю… Успокоилась хозяйка, оставила меня на кухне, даже дверь прикрыла за собой в знак доверия ко мне. А напрасно… Я же ведь того… Бомж. Мне привычно в мусоре копаться. И в этом ведре я покопался. Среди прочего нашёл чек из магазина. Уже когда в общежитие вернулся, получше его рассмотрел. А чеки, надо сказать, стали выдавать очень хорошие, полезные для вашего брата, капитан… И дата там указана, и магазин, и фамилия продавца, и все покупки перечислены, и сколько чего стоит…
– Нормальный чек, – пробормотал Зайцев.
– Чудной какой-то, – усмехнулся бомжара. – Дата – уже после похищения Натали… А Элеонора покупает две бутылки коньяка, неплохого коньяка, между прочим… Конфеты… Памперсы…
– Вот дура-то, господи! – не сдержался Зайцев.
– Я ведь тогда не в общежитии ночевал, во дворе… Там такая потрясающая скамейка… Балкон Элеоноры нашёл быстро… По детскому бельишку на веревке… Но бельишко-то уже другое, капитан... Да чуть не забыл… Когда она влетела ко мне на кухню и уже собралась было уйти, я задал ей совершенно дурацкий вопрос – какую кашу любит Натали… Манную! – прокричала она и выскочила с кухни, решив, видимо, что я полный идиот. Но не такой уж и идиот, – Бомжара вскинул правую руку вверх и чуть в сторону. – На газовой плите среди прочих стояла кастрюлька… Я, конечно, заглянул в нее, а как же иначе…А там остатки манной каши. Свежие остатки. С утра баба уже кашу варила..
