Газета Завтра Газета - Газета Завтра 881 (40 2010)
В этом смысле наш Академгородок — место для России уникальное, потому что здесь сумели не только сохранить научный потенциал, но и выработать достаточно эффективные формы его коммерциализации в современных экономических условиях. В результате усилий двух ассоциаций создание технопарка в Академгородке включено в государственную целевую программу. Его строительство реально началось только год назад, но уже сдано и работает первое здание, где не осталось свободных площадей. Начато строительство информационно-технологического центра и Центра коллективного пользования, и технопарк уже сейчас имеет половину площадей в этих зданиях, которые по плану должны быть сданы в декабре 2011 года. При этом идёт серьёзная работа по выстраиванию работы технопарка не как офисного центра, а как структуры-генератора новых наукоёмких компаний.
Это очень важное для нас достижение, поскольку потенциал коммерциализации уже имеющихся научных результатов в Академгородке реализован пока, в лучшем случае, на пятую часть от возможного максимума.
И такое положение дел во многом обусловлено объективными ограничениями, связанными с действующим российским законодательством. В частности, согласно Бюджетному кодексу РФ, интеллектуальная собственность, созданная в рамках работы бюджетного предприятия, является собственностью федеральной, а доходы от использования таковой обязаны поступать в доход государства. Тем самым институты и сами ученые не заинтересованы заключать лицензионные договоры по своим патентам — ведь они от этого никакой выгоды не получают. То есть магистральный путь для коммерческого внедрения инноваций перекрыт почти наглухо, приходится искать какие-то обходные пути. С этой точки зрения наше государство напоминает известную собаку на сене: и само не ест, и другим не даёт. Эту проблему надо решать срочно и эффективно, иначе все разговоры насчёт инновационной экономики, "экономики знаний" останутся не более чем разговорами.
Ведь, скажем, по части использования полезных ископаемых, которые тоже являются федеральной собственностью, у нас подобных ограничений нет — лицензии успешно продаются заинтересованным корпорациям, и те выкачивают из российских недр свои сверхприбыли, кое-что отдавая в бюджет. Что касается интеллектуальной собственности, например, в тех же США, в Массачусетском технологическом институте уже много лет действует схема, по которой треть лицензионных платежей получает автор патента, треть — кафедра, на которой трудится автор, и треть — сам институт. В результате вся генерирующая новации цепочка заинтересована в том, чтобы патент был куплен и коммерциализован. То есть с нефтью и газом ситуация выглядит принципиально иной, чем с интеллектуальной собственностью, и государство в данном случае как получатель лицензионных платежей, видимо, в лице Минфина, вообще ни в чем не заинтересовано. Доходы от этого в бюджет мизерные, отсюда — и общероссийский крен в сторону "сырьевой" экономики.
Например, основной продукт компании, в которой я работаю, полностью собственная разработка — это программно-аппаратные комплексы для цифровых вещательных студий. Причем мы производим их не сами — у нас есть субподрядчики в Новосибирске. Мы занимаемся только окончательным тестированием и отладкой. Но для производства нужны микросхемы, которые Россия делать пока не умеет. Импорт микросхем у нас идёт с таможенным тарифом в 20% и с налогом на добавленную стоимость 18%, то есть когда мы вставляем эту микросхему в свою продукцию, мы уже оказываемся неконкурентоспособными на международном рынке. В Китае, например, отрицательная таможенная пошлина: за импортированную микросхему, напротив, выплачивается производителю микропроцессорной продукции 2% их стоимости. Посчитайте, только на этом китайские производители получают почти полуторное преимущество в цене. И если мы при этом продолжаем делать продукцию на экспорт, причем не только в страны СНГ и Восточной Европы, но и в тот же Китай, в Латинскую Америку: у нас дистрибьюторы в Аргентине и Уругвае, — то только лишь за счёт существенного снижения цены на программное обеспечение. Честно говоря, рентабельность очень низкая, в результате в стране очень мало фирм-разработчиков аппаратной продукции, соответственно налицо отсутствие массового потребителя микросхем на внутреннем рынке, а значит — почти нет и собственного кремниевого производства. И это всё не в последнюю очередь из-за действующего налогового и таможенного законодательства.
Наконец, третьим серьёзным, но уже локальным препятствием для развития самого Академгородка и его превращения в инновационный центр мирового уровня, являются инфраструктурные и социальные проблемы. Вся земля, все коммунальные объекты, от энергетики до детских садов, являются федеральной собственностью, находятся в бессрочном пользовании и управляются через структуры Сибирского отделения Российской Академии наук. В советское время на содержание всего этого хозяйства выделялись довольно крупные суммы. И тогда в Академгородок за колбасой и другими товарами приезжали люди и из Новосибирска, и из других близлежащих городов. Во времена новейшей истории ситуация кардинально изменилась. Многие объекты нуждаются в капитальном ремонте, очень мало строится новых объектов. И в результате получается так, что финансирование Академгородка из федерального бюджета недостаточное, а мэрия финансирует только те объекты, которые находятся в её собственности, иначе возникает ответственность за нецелевое расходование средств. То есть все мы оказываемся заложниками своего собственного статуса: нельзя ни нового жилья построить, ни новые коммуникации провести. А ведь Сибирь — это всё-таки достаточно экстремальное место для жизни и чтобы сделать её привлекательной, необходимо использовать современные строительные и инфраструктурные технологии. В этом отношении мы, можно сказать, отстаём примерно на полвека. Мы чувствуем, что государство сейчас Академию наук явно прижимает, потому что пытается добиться от неё некоей "экономической эффективности". Но без создания мощного "пояса внедрения" никакой "эффективности" от фундаментальной науки ожидать нельзя, а этой проблемой наша властная вертикаль только-только начинает заниматься. При этом я продолжаю верить, что даже на нижних этажах этой вертикали можно немало сделать для улучшения жизни Академгородка — и это будет весомым вкладом в дело инновационного развития нашей страны.
Олег Щукин ВТОРАЯ ПОПЫТКА
Известие о том, что Барак Обама и Дмитрий Медведев "сняли" все проблемы, которые со стороны США препятствовали вступлению России во Всемирную торговую организацию (ВТО), вновь заставило экспертов, политиков и бизнесменов взвешивать все плюсы и минусы этого, безусловно, судьбоносного шага — даже вне зависимости от того, насколько данное известие соответствует действительности. Ведь постсоветская Россия с настойчивостью наступающего на грабли всё "вступала" и "вступала" в ВТО — что при Ельцине, что при Путине, что теперь, при Медведеве. Трудно даже подсчитать, сколько раз за эти годы утверждалось, что вот еще немного, еще чуть-чуть — и мы станем, как все "цивилизованные" страны мира, членами этой крупнейшей (153 государства-участника) международной экономической организации.
Но воз, как говорится, и ныне там: ВТО до сих пор остаётся сама по себе, а Россия — сама по себе. И причин тому превеликое множество. Самая главная заключается, наверное, в том, что объективно в этом деле заинтересована лишь часть крупного российского капитала — причем часть далеко не доминирующая, связанная с нефтью и газом (экспорт которых по итогам прошлого года, напомню, дал свыше двух третей бюджетных доходов государства), а второстепенная, хотя тоже весьма мощная, контролирующая в основном производство чёрных и цветных металлов на территории РФ.
Да, нефтяные и газовые "генералы" относились, относятся и будут относиться к ВТО в целом индифферентно, поскольку энергоносители нужны всем, так что "чёрное" и "голубое" золото у них будут покупать по-любому, а потому позиция "металлургических" олигархов становилась в кремлёвских коридорах более чем весомой.
Но... Дело было даже не в том, что вступление России в ВТО, согласно оценкам подавляющего большинства экспертов, за сроки примерно в два-три года должно было привести к практически полной зависимости внутреннего российского рынка от импорта и уничтожению или критическому сокращению во многих отраслях реального сектора экономики, включая сельское хозяйство, росту безработицы и, в итоге, — к ускоренному вымиранию населения РФ. Эти моменты, похоже, как раз мало кого "наверху" по-настоящему волновали.
