Газета Завтра Газета - Газета Завтра 434 (12 2002)
ОГОНЬ — БАТАРЕЯ, ОГОНЬ — БАТАЛЬОН!
В 1995 году Турапина назначили командиром бригады внутренних войск в Чечне. Бригада под его началом провела более 60 боевых операций, штурмовала Грозный, Аргун, Бамут. И потеряла при этом всего одного бойца.
— Это было в августе 96-го при штурме Грозного. Была задача взять Заводской район. Я принял решение: не оставаться в Грозном на ночь. Выводил бойцов на ночевку в поле, ставил охранение, обсуждал прошедший бой, ставил задачу на завтра. Входить в город на бронетехнике было нельзя. Боевики били из гранатометов, использовали нефтяные емкости; в одну из них залез снайпер, прорубил дыру и из нее стреляет. Его не видно, вспышки от выстрела не видно, ничего не сделать. Я выдвигал передовой отряд на триста метров, следующий — еще на триста метров вперед и так далее. Бойцы занимали позиции, вели с них бой, за день удавалось развернуть в глубь города целый батальон.
А в тот день отряд подкрался к воротам в окруженный забором двор. Там — боевики, нас не заметили. Солдат был с огнеметом — ударил по воротам, и его самого поразило пламенем. Завязался бой, к ним подтянулось подкрепление, я дал команду отходить. Еще несколько раз приказал произвести перекличку: все здесь? Отвечают: все. А отошли — одного нет. На следующий день все прочесали там — пропавшего не нашли. Получили его труп потом — со следами страшных пыток перед смертью…
— А как вам все же удалось обойтись такой малой кровью — в сравнении с другими?
— Была, во-первых, отработана тактика. Например, все уже знали: выкатились на бэтээрах на привал, машины поставили елочкой — и все бойцы немедленно выскочили их них, тут же надо окопаться. Сперва ворчали с устали — потом поняли, что это спасает жизнь. Была ситуация: боец пошел куда-то и наткнулся на растяжку с гранатой. Взрыв, трое упали. Другие бросились к ним на помощь, я заорал: стоять! Вызвал саперов — они там сняли еще две растяжки. Все раненые, слава Богу, выжили. И другое: я всегда старался быть около бойцов. Как только начиналась операция, переносил свой КП максимально близко к бою. Солдаты знали, что я тут, что их не брошу, это даже в трудных ситуациях снимало всякую панику.
— Николай Дмитриевич, но если так хорошо воевали, почему не победили еще в первой кампании в Чечне?
— Наши солдаты воевали хорошо, это точно. Не было ни одного труса, ни одного равнодушного. А почему не победили… У нас минометы были образца 1937 года, мины — того же времени: одна стреляет, две выкидывай… А потом и эти минометы вышли из строя: стреляли усиленным зарядом — старье не выдержало. При одной операции не хватало страшно артподдержки, по рации вызываю смежников-артиллеристов, кричу: дайте огня! А мне: Николай, ты что, не понимаешь ничего? Там нефть, переработка!.. Я после этого сказал своим подчиненным: Берлин здесь мы не возьмем, его здесь нет. Все боевые приказы должны строго выполняться, но главное — беречь солдат… Ну а потом приехал Лебедь, подписал с боевиками мир, который обессмыслил все наши победы и потери. На самом деле это был не мир — а разрешили тем же бандитам красть в рабство людей, взрывать дома, угонять скот и нападать на соседей. Поэтому новая кампания не зря, она нужна, без нее неизвестно что было бы уже с Россией.
В декабре 1996 года Турапина переводят начальником штаба дивизии оперативного назначения в Новочеркасске. А затем назначают командиром дивизии во Владикавказе. Там снова пахнет порохом: дивизия разбросана по границе с Чечней, Дагестаном и Ингушетией, Турапин учит личный состав отражать бандитские обстрелы, бороться против мин и других диверсий. Там он получает звание генерала.
СТРАШНЕЙ ЧЕЧНИ
В 1999 году Турапина, мастера военной подготовки, умеющего главное: беречь жизни солдат, — назначают командиром дивизии Дзержинского. Ее главное назначение: поддержка режима чрезвычайного положения в горячих точках. Но в знаменитой подмосковной части, где все, казалось бы, должно быть на высоте, Турапин столкнулся с кучей проблем:
— Здесь больше половины зданий постройки 40-50-х годов, в них все прогнило, пришлось заняться сразу же ремонтом. Затем проблема финансирования, нехватка на элементарные нужды денег. Приходилось выпрашивать помощь у предпринимателей, чаще всего бывших офицеров части. Они, как правило, не отказывают, но каждый раз, когда идешь просить, что-то екает в груди, неловко, неудобно. В советское время наоборот все обращались к армии: помочь техникой, тем, другим — военные стояли крепко на ногах. А сейчас лучшие кадры бегут — как их удержать, если на гражданке их бывшие сослуживцы зарабатывают в десятки и сотни раз больше! Да, президент недавно распорядился приравнять военных к госслужащим. Тут дело даже не в зарплате — а в факте, что государство наконец признало и нас частью государства. Но раньше-то где были все — когда армия разваливалась на глазах?
И сегодня — какая грязь на нас льется из газет! Молодым парням внушают, что служить в армии — чуть не позорно! Я считаю, что у мужчины два главных дела в жизни: защитить свое отечество и родить сына. Но сегодня насаждается раскол всего общества на "белых" и "черных". "Белые" отмажутся от армии, отсидятся от Чечни, от всякого полезного труда, дадут обильное потомство подобных себе трутней. А "черные", на чьем труде все держится, погибнут на войне, погрязнут в нищете. Сейчас у кадрового офицера, полковника, который десять лет только учился, такая зарплата, что стыдно назвать! Охранник на блошином рынке, продавец в ларьке получает несравнимо больше!
Турапин, став командиром ОДОНа, по мере сил стал приводить огромное дивизионное хозяйство, целый город, 10 тысяч человек, в божеский вид. Сразу вывез с территории несколько сотен машин мусора: "Новобранец должен с первого шага увидеть в части порядок — это определит весь ход его службы". Подтянул, с одной стороны, офицеров — с другой, нашел через районные власти жилье для самых остро нуждающихся.
— Пришел в солдатскую столовую, здоровым парням положено 30 грамм масла в день: вот такую шайбочку в 15 грамм утром и такую же вечером. Ее даже не взвесить — я взял десять таких шайбочек, положил на весы, они показали: 130 грамм. После этого влетело кому надо — и хоть этот скудный рацион стал выдаваться полностью…
— Так что, эти хозяйственные мелочи, занудные, конечно, как клопы, оказались для вас, боевого генерала, страшней Чечни? Они заставили вас подать рапорт?
— Да нет, эти клопы везде, к ним я давно привык… Я не привык к другому. Приезжает проверяющий, веду его в штаб, дежурный по всей форме приветствует. А тот мне: "Почему не по уставу? Где команда "смирно!"?" Говорю: "В данном случае эта команда не отдается". "Ты еще и устав не знаешь!" Заходим ко мне, показываю устав — он: "Надо ж, я и не знал, что уже переделали!" А я за то, что он не знал, схватил при своих офицерах оплеуху. Идем на плац, он: "Произвести всем разборку оружия, засекаю время!" Такого норматива нет, есть только на учебное оружие, на все виды отдельно. А люди стоят с боевым, кто с пистолетами, кто с автоматами. Но ведь начальник, надо подчиняться! Начинает дальше муштровать против всех правил, лезть в вещи к женщинам, демонстрировать свою власть. А мне что делать? Хочется сквозь землю провалиться со стыда — а я обязан крепить в подчиненных уважение к начальству. И такие проверки здесь, под носом у Москвы, день за днем, неделя за неделей…
Или другое. Мы — дивизия особого назначения, должны заниматься боевой подготовкой, прежде всего. А от меня требуют: выделить солдат для патрулирования Москвы. При этом программу подготовки сокращать нельзя. Но когда ей заниматься, если у меня за прошлый год отняли на патруль 250 тысяч человеко-дней? А еще дежурства на стадионах, подметание улиц, чистка снега и так далее. Что мне с этим делать? Докладываю начальству — ноль реакции. Кто-то кому-то оказал любезность, подкинул дармовую силу — а у меня вся учебная программа рухнула. В ту же Чечню ушли воевать и погибать недоучки, способные только метлой мести. Как мне объяснить это своим солдатам и офицерам? Как им смотреть в глаза?
И таких вещей, которые лишают всякого смысла службу, тьма. Передо мной встал выбор: или стать тряпкой, об которую будут вытирать ноги эти паркетные шаркуны — или уйти. Поэтому сел сам, никто меня не принуждал, и написал рапорт об отставке.
Можно представить, чего стоил прирожденному военному Турапину этот шаг — во многом перечеркивавший всю его отданную армии жизнь. Он прошел десятилетия скитаний по чужим углам, смотрел смерти в лицо, хранил, как Бог, своих бойцов. Когда командовал бригадой, бившейся в Чечне, слег с тяжелой формой гепатита — но не позволил отправить себя в хороший госпиталь и буквально под капельницей каждый день проводил с офицерами совещания. При этом не построил себе ни дома, ни дачи, позволил за всю жизнь себе единственную роскошь — купил за свои "боевые" "Волгу". Хотя, как говорили влюбленные в него офицеры, воевавшие с ним в Чечне, — только мигнул бы глазом — и ему бы все принесли на блюдечке. Весь его совокупный доход — кадрового генерала высшей пробы — 6 000 рублей в месяц. Девчонка-секретарша в любой фирме, подающая чай-кофе, получает сейчас больше.
