Александр Беляев - Всемирный следопыт, 1926 № 06

Одиночка с омертвело-серыми стенами, мордобития и вонь тюремных коридоров, — все это осталось позади в туманном далеке. С отвращением вздрогнул от воспоминаний, сжал по своей привычке челюсти.

На минуту его сознание заполнила жалость к покинутым товарищам. Жук продолжал переползать ему дорогу. Он проследил за ним внимательным взглядом, затем, подняв ногу, осторожно перешагнул через жука и пошел дальше.

Чувство жалости сразу оборвалось и отошло на задний план, уступив место борьбе за существование.

II.

Усталость начала брать свое. Но впереди была небольшая пестрая поляна, и он добрался до нее. Поляна была вышита разноцветной тканью цветов. Человек устало склонился к траве и, заметив землянику, стал жадно собирать ее. Ползая на коленях за ягодами, он забрался далеко от дороги, под приземистый и тенистый куст. Густая, высокая трава манила его к себе, и, не выдержав, он решил немного вздремнуть перед последним и решительным переходом. Это был заслуженный отдых и тем более потому, что погоня осталась позади. Зверь, проворный и ловкий, ускользнул из рук охотников. Почему-то ему опять вспомнилась тюремная камера, ругань с надзирателем, высокие каменные стены, за которыми держали целый ассортимент людей, и, утопая в своих неспокойных мыслях, он чему-то усмехнулся, слегка вздрогнул и сразу погрузился в теплый безмятежный сон.

Ветер, мягкий и осторожный, как ладонь любящей матери, погладил успокоившееся лицо путника.

На давно небритую желтую щеку опустилась назойливая муха. Человек нетерпеливо от нее отмахнулся, перевернулся на другой бок и, уткнувшись в радостную землю, окончательно уснул.

Прошло некоторое время. Лес перебирал свои листья, как монахиня четки, и от этого казалось, что гудящее море плескалось о крутые берега. Листва сонно шевелилась, измученная палящим зноем дня. Было слышно, как пчела перелетала с цветка на цветок и потом, покружившись на месте, ткнулась в пахучий медовый цветок.

Наверху попрежнему прыгала белка и вдруг, подскочив на задние лапы, замерла, насторожившись остроконечными ушками.

Лес молчал. Белка повертела головкой, перескочила на новый сучок и, неожиданно подпрыгнув, выпустила из коготливых лапок орешек. Орешек, стукнувшись о сук, неслышно упал в траву. Белка перескочила на новый сучок и опять насторожилась. Внизу, из густых кустов, выскочила пичужка, закружилась осенним листом и тревожно уселась на ближний от дороги куст. Лес замер и насторожился.

Вдалеке послышался конский топот, и несколько всадников пронеслось мимо опушки со спящим беглецом. Судя по одежде, всадники принадлежали к румынскому конному раз'езду. Их сытые с лоснящейся шерстью и обрубленными хвостами кони дробно перебирали забытую дорогу. Танцуя, кони замедлили ход. Всадники непринужденно болтали между собой.

Впереди ехал стройный, красивый юноша с благородными очертаниями безусого лица. Он не был похож на своих подчиненных. В его крепкой кавалерийской посадке была видна уверенность и превосходное знание верховой езды. Пренебрежительно осматриваясь по сторонам, он неожиданно приподнялся на стременах и затем, опустившись в седло, вытянул гибким хлыстом по крупу стройной кобылы. Вся кавалькада, пригнувшись вперед, с гиканьем, подняв столб пыли, скрылась вдали.

Топот копыт медленно стихал и затем совсем растаял. Белка снова запрыгала. Лес, качаясь, плескался ветвями и тихо, задумчиво шумел. Белка прыгнула на сучок, тот подломился на своем конце и, задевая ветки, упал на спящего человека.

Встревоженный и испуганный, тот подскочил и стал озираться по сторонам.

Спросонок ему показалось, что чьи-то крепкие, как клещи, руки схватили его за горло и стали душить. Затем, успокоившись, он сел на траву. Прислушиваясь к мертвой лесной тишине, человек зевнул, прикрыв рот рукой, и, приподнявшись с травы, пошел по вечереющей дороге.

Лошадиные следы привлекли его внимание. Он нахмурился, разглядывая их. Человек посмотрел по сторонам, положил на кольт руку, расстегнул кобур и, весь собравшийся в упругий комок, скользнул в чащу, где, осторожно раздвигая кусты, пошел рядом с дорогой.

III.

Лесная дорога, извилистая, как горная речушка, уперлась в большую поляну. Посредине поляны стояла полуразрушенная лесная сторожка. Около нее копошился проезжавший перед тем небольшой отряд всадников, и, беглец, раздвинув кусты, понял, какой опасности ему удалось избежать.

Всадники спешились, расположились на траве и жадно закусывали, видимо торопясь.

Один из них, высокий и тонкий, бросил в сторону обглоданную кость. Человек вспомнил о своем голоде, и его глаза жадно заблистали. Отвернувшись в сторону, затянул потуже ремень на животе. Около его носа прополз муравей. Человек, следя за ним, заставил отвлечь свое внимание от закусывающих врагов.

Один из них, усатый и плотный кавалерист в синих тугих рейтузах с красным кантом, закусывая большим куском жирной ветчины, произнес:

— Экая бестия. А все-таки мы его поймаем, — и он стряхнул крошки со своих усов.

— Не понимаю, зачем они только бегают. Поймали, и сиди, если кормят хлебом, — добавил второй.

Все рассмеялись.

— В город сегодня приехала оперетка, — задумчиво произнес один из всадников.

— Надо скорее кончать. Этак мы не застанем ни одного спектакля, — приподнялся с земли другой.

Их начальник стоял поодаль, перебирая свои бумаги.

Его лицо было грустно. Вздохнув, он спрятал бумажник в планшетку, поправил портупею и затем отдал команду садиться на коней.

Всадники, подтянув подпруги, вскочили на коней и тронулись в путь.

Человек беззвучно засмеялся, довольный тем, что обманул судьбу. Всадники скрылись из виду, и он спокойно подошел к хижине. Первым его желанием было подобрать куски хлеба, что он и сделал. В траве он заметил дымящуюся папиросу, душистую и пряную, и, схватив ее, беглец жадно затянулся.

И в это время до его уха донесся лошадиный топот, и прежде, чем он на что-либо решился, показался возвращающийся кавалерист. Это был начальник конного раз'езда. Он под'ехал к сторожке, куда успел незаметно спрятаться беглец.

Приехавший привязал лошадь к изгороди и, в поисках чего-то потерянного, стал шарить по траве. Он ползал по земле, тщательно раздвигая траву, недовольно что-то бурча себе под нос. Беглец осторожно прильнул к окошку и стал следить за кавалеристом. Тот продолжал поиски.

Незнакомец вынул из кобура кольт и направил на склоненную к земле фигуру юноши. Лошадь стояла в сторонке, изредка пофыркивая, тянулась мордой к траве. Из леса ползли вечерние тени. Откуда-то сильно подуло прохладой. Трава незаметно стала мокрой.

Беглец вынул из кобура кольт и медленно стал давить на спуск, Тот все искал. Мушка кольта поравнялась с затылком юноши. Юноша был блондин. Эта была цель, в которую мог не попасть только слепой. Где-то закуковала, прощально и одиноко, вечно сиротливая, тоскующая кукушка. Поднялся прохладный ветерок, заставивший зашуршать зелень.

Человек, заинтересованный поисками всадника, решил не торопиться и, притаившись за окном, стал следить, что будет дальше. Всадник приподнялся с колен. В руках он держал небольшой медальон, похожий на грецкий орех. Медальон мутно поблескивал в руках юноши. Он оглядел его со всех сторон и облегченно вздохнул.

В окно через спину юноши был виден миниатюрный портрет пожилой женщины, очевидно, матери юноши.

Незнакомец медленно опустил кольт. У него тоже была когда-то мать, любящая его, как всякая мать своего сына, и сын не решился стрелять в сына.

Когда стук копыт замер вдали, незнакомец тяжело вздохнул, отер со лба выступивший крупный пот и вновь тронулся в свой упорный, продолжительный и утомительный путь.

IV.

Под утро другого дня незнакомец осторожно бродил по берегу широкой реки в тщетных поисках переправы. Река после недавних дождей бурлила и неслась желтой стремительной массой. Было видно, как по ее полногрудому течению нелепо кружились сорванные откуда-то доски и ветви. В бесплодных поисках незнакомец напоролся на пограничный румынский пост, но благодаря счастливой случайности ему удалось избежать неприятных последствий.

Там за рекой холодной и равнодушной к его горю, находилась давно эмигрировавшая его семья — маленькая девочка Берта, такая славная и понятливая, больная жена, присылающая ему такие жалобные и ласковые письма, полные внимания и любви.

Но перед ним была все та же широкая река. Он метался по берегу затравленным волком, полный отчаяния, и стал поглядывать на свой кольт, как единственный выход из положения. Но он должен попасть к своей семье, и кольт был крепко заперт в кобуре.