Борис Ложкин - Четвертая республика: Почему Европе нужна Украина, а Украине – Европа
Израиль, который иногда называют «нацией в униформе», тратит на оборону 7 % ВВП. При численности населения 8,3 млн человек, он держит «под ружьем» только в сухопутных частях 177-тысячную армию и может в случае необходимости мобилизовать 445 000 резервистов. Украина потратила в 2015 году на вооруженные силы и правоохранительные органы более 5 % ВВП. Численность ВСУ — 250 000, резервистов — 700 000. Понятно, что в профессиональном отношении нашим вооруженным силам еще есть чему поучиться у тех же израильтян. Значит, нужно учиться. Среди прочего в израильской армии мне импонирует то, что резервисты проводят военные сборы в составе того же подразделения, в котором они проходили срочную службу (в Израиле она длится 36 месяцев для мужчин и 24 — для женщин). Они не теряют связь друг с другом и в мирной жизни — поздравляют друг друга с праздниками, вместе отмечают дни рождения. Почему это важно? Оказавшись на поле боя, бойцы знают, что рядом с ними не случайный человек, которого они впервые увидели месяц назад, а друг, с которым их связывают иногда десятилетия общей жизни. Таким путем Израиль создает слаженные подразделения с крепчайшими узами между бойцами.
Война на Востоке дала импульс не только военному строительству. Она вызвала к жизни общенародное движение в защиту страны. В первые месяцы противостояния мирные граждане взяли на себя снабжение вооруженных сил продовольствием, экипировкой, транспортом. Активисты и волонтеры, благодаря которым выстоял и победил Майдан, практически без паузы перевели свою деятельность на военные рельсы.
В мирной жизни мы с издателем и владельцем типографии Олегом Свирко были конкурентами. На протяжении 15 лет Олег борется со сложной формой рака крови. В прошлом спортсмен, человек сильный духом — на таких, как он, держался Майдан. Вместе с братом и партнерами по бизнесу Свирко снабжал лагерь революции продуктами, нес ночные дежурства. Когда после аннексии Крыма Минобороны начало создавать территориальные батальоны для отпора врагу, Свирко помог достать бронежилеты для одного из формируемых батальонов.
Дальше — больше. Команда Свирко стала поставлять на Восток бронированные автомобили и экипировку, продовольствие и оптику. Эту работу финансировали частные компании, простые граждане и сам Свирко. За год его группа собрала на нужды армии три с половиной миллиона долларов. К середине лета 2014 года таких волонтерских групп, занимающихся снабжением фронта, насчитывалось несколько десятков.
Майдан и война — несмотря на лишения — привели к глубоким позитивным сдвигам в самосознании украинцев. «Феномен волонтерства сделал украинцев более счастливыми… потому, что впервые в истории принес в украинский концепт счастья удовольствие от помощи другим… — говорит заместитель директора Института социологии Национальной академии наук Евгений Головаха. — Согласно опросам, более 50 % населения в той или иной форме приняли участие в помощи воинам АТО, переселенцам, жителям Донбасса и так далее. И они теперь себя чувствуют полноценными субъектами социальной деятельности»[17].
В июле 2014-го я впервые в жизни попал на совещание в Генштабе. Слушая некоторых выступающих, я, признаться, был удивлен, как мы вообще до сих пор держимся. Это были люди вчерашнего, если не позавчерашнего дня. Ситуация в Минобороны, отвечавшем за снабжение армии, была не лучше. В этой затхлой атмосфере энергичные, расторопные и деловитые команды волонтеров были глотком свежего воздуха.
7 августа 2014-го Президент провел первую встречу с волонтерами. Один из лидеров волонтерского движения Давид Арахамия позже писал, что Президент первым из политиков признал очевидное: волонтеры играют важнейшую роль в войне на Востоке. Активисты вышли из президентской администрации окрыленными. Президент тоже остался доволен, в отношениях с волонтерами у него сразу возникла некая «химия».
Вскоре в Минобороны высадился волонтерский десант. Несколько десятков активистов были привлечены к расшивке узких мест в снабжении армии. Несмотря на скепсис и сопротивление старых кадров новые люди не позволили ни загнать себя в бюрократические ловушки, ни затянуть в коррупционные схемы.
Впрыск свежей крови подтвердил то, что мы и подозревали. Старое Минобороны было нацелено не на выполнение задач, а на освоение бюджета. Эффективность работы была крайне низка. В одном из интервью Свирко приводит характерный пример: «Один из отделов вещевого обеспечения в 2010 году в составе 7 человек работал с объемами закупок около 70 млн гривен»[18]. После вмешательства волонтеров в отделе осталось трое сотрудников, а объем осуществляемых ими закупок вырос до 2,5 млрд гривен.
В апреле 2015-го Свирко возглавил тендерный комитет Минобороны. Его цель — обеспечить максимально эффективное использование бюджетных средств. В условиях резкого увеличения оборонных расходов это серьезная управленческая задача. Опыт Израиля показывает, что контролировать расходы военных трудно даже в условиях консолидированной демократии и активного гражданского общества. Что говорить об Украине, где антикоррупционные процедуры и институты приходится строить с нуля.
Свирко сравнивает свою работу с ремонтом самолета в воздухе. У него и его новых коллег это, похоже, получается. За первые два месяца работы они сэкономили почти 240 млн гривен, или 20 % от бюджета, выделенного на закупки по соответствующим статьям. В конце июня Минобороны запустило систему электронных торгов, которая позволит сделать процесс обеспечения армии всем необходимым еще более конкурентным и прозрачным.
Глубинная социальная трансформация происходит сразу на нескольких уровнях. Участие добровольцев в боевых действиях и восстановлении армии — только одно из ее внешних измерений. А что происходит в сердцах людей, с их ценностями?
Летом 2015-го патриарх украинской экономической мысли, советник Президента Александр Пасхавер поднял важную тему. Почему реформы в Украине до сих пор шли туго или вообще не шли? Пасхавер делает акцент на кризисе ценностей. Общество, по большому счету, не очень-то и требует реформ, подчеркивает экономист. Оно требует, чтобы его обеспечивали всем необходимым. А как политики организуют это «обеспечение» — уже их дело. Революция достоинства — это, пожалуй, самый мощный сигнал о незамеченной нами трансформации сознания, о сдвиге в сторону ценностей самовыражения, а не безопасности и патернализма. Вопрос в том, накопилась ли уже критическая масса украинцев, которые способны отстоять свой выбор. Если нет, реформы — даже самые правильные и радикальные — будет трудно реализовать, тут я полностью согласен с Пасхавером.
Другое дело, что воспринимать ценности как нечто раз и навсегда данное, стоит только в одном случае — если ты настроен ничего не менять. Когда вводятся и закрепляются новые правила игры, за ними подтягиваются и практики, из которых вырастают новые традиции и новые ценности. Вопрос в том, насколько силен первичный импульс — хватит ли у общества сил на внедрение новых правил и их соблюдение.
«Мне хочется верить, что нынешний Майдан — это эмбрион, из которого разовьется новая Украина, — писал в Фейсбуке 13 декабря 2013 года мой добрый знакомый, киевский ресторатор Сергей Гусовский. — Не за месяц и не за год. Но разовьется… Майдан — это абсолютно полноценный живой организм, который отдает гораздо больше, чем получает. Это город, который наполняет своих граждан не только энергией и силой, он наполняет особенной верой. Верой в торжество справедливости и чести. Именно эта вера и должна стать идеологическим фундаментом нового государственного уклада».
Весной 2014-го Гусовский был избран депутатом Киевского совета. Через год с небольшим «Самопомощь» выдвинула его кандидатуру в мэры Киева. Баллотируясь в столичный горсовет, Сергей вряд ли мог помыслить о том, что будет заниматься политикой full-time. Но как и многих участников революции, его толкает вперед энергия уже совершенного. В революции, как в шахматах: «Взялся — ходи».
Майдан положил начало перезагрузке политической системы. Исследователи, изучающие динамику демократизации, неоднократно указывали на то, что смена режима должна сопровождаться переизбранием парламента. На выборах осенью 2014 года проевропейские силы получили конституционное большинство в Раде. Состав парламента обновился на две трети[19], при этом единственной партией, сохранившей в нем свое присутствие, оказалась серьезно переформатированная «Батькивщина».
Через год после начала работы нового парламента видно, что украинской политической системе предстоит пройти еще большой путь. Как правило, наши партии остаются, по большому счету, лидерскими проектами без внятной идеологии, с серьезным багажом обязательств перед своими спонсорами. Закон о государственном финансировании партий, принятый осенью 2015 года, способен ослабить влияние олигархических денег на политическую систему. Но заставить партии руководствоваться в своих словах и делах не желанием угодить сразу всем избирателям, а внутренне непротиворечивыми принципами, с наскока не удастся. Здесь придется запастись терпением — новым политикам предстоит еще многому научиться, прежде чем достичь зрелости.
