Федор Раззаков - Почему не гаснут советские «звёзды»
Этот фильм Бернардо Бертолуччи выпуска 1972 года апологетами сексреволюции давно причислен к выдающимся шедеврам, поэтому ему и уделено столько внимания в упомянутом фильме «Детям до 16…». Более того, в нём даже бросается упрёк советской власти: дескать, фильм во всём мире назван классикой, а в СССР за него людей в тюрьму сажали (в доказательство приводился эпизод из фильма В. Меньшова «Зависть богов»). Этот пассаж явно рассчитан на людей, которые плохо знакомы с историей. Чтобы не быть голословным, приведу слова зарубежного специалиста Д.Б. Соува: «С 1972 по 1987 год фильм „Последнее танго в Париже“ был запрещён в Италии, где в 1972 году федеральные власти обвинили в непристойности Марлона Брандо, Марию Шнайдер, Бернардо Бертолуччи, Альберто Гримальди и компанию „United Artists“. Хотя на следующий год они были оправданы, фильм оставался запрещённым ещё 14 лет. Итальянские власти лишили Бертолуччи права голоса, заставив его чувствовать себя изгоем. „Я ощущал себя человеком второго сорта“, — говорил режиссёр…»
Предсказание о том, что фильм приведёт к возникновению нового направления в кинематографе, не сбылось. Как пишет режиссёр Р. Эберт, «картина отпугнула подражателей; вместо того чтобы стать первым из многих фильмов, честно изображающих сексуальность, он стал почти последним. Голливуд быстро развернулся на 180 градусов и стал снимать кино о подростках, новых технологиях, супергероях и спецэффектах…».
Как и во многих странах, в СССР фильм «Последнее танго…» был причислен к разряду непристойных, порнографических. А поскольку в советском Уголовном кодексе существовала статья, наказывающая за распространение и просмотр порнографии, естественно, что власти использовали эту статью против отдельных людей. Это нормальное явление для нормального государства. У авторов фильма «Детям до 16…» на этот счёт иное мнение: они считают это вопиющим беззаконием. Даже выводят в качестве одного из своих героев некоего человека, который два года отсидел в тюрьме за то, что имел в своей домашней видеотеке порнографические фильмы. Правда, среди них не было «Последнего танго…», но были другие, в частности, «История О», снятый по одноимённой порнографической книге Полин Реаж, наделавшей в середине 50-х много шума на Западе. Однако авторы фильма намеренно о нём не упоминают, а заостряют своё внимание на более мягком эротическом «шедевре» 70-х «Греческая смоковница» (но внимательный зритель успевает заметить в кадре материалы уголовного дела, где фигурирует и упомянутый фильм «История О»).
Во многом благодаря действию в УК «порнографической» статьи в СССР долгие годы сохранялся низкий уровень сексуальной преступности. Возьмите уголовное дело любого сексуального маньяка (кстати, не только советского), и вы увидите, что практически все они были большими любителями «клубнички». Тот же Чикатило (52 жертвы), будучи учителем, подглядывал за девочками-школьницами в туалетах, а Михасевич (36 жертв) собирал порнографические картинки, которые в 70-е годы уже начали наводнять страну (их «клепали» в Закавказье и привозили в Россию). Все эти перверсии (половые отклонения) в СССР были под запретом, преследовались, что и позволяло сдерживать рост преступлений на сексуальной почве. Сегодня всё это в прошлом, и мы имеем то, что имеем: рост сексуального насилия, повсеместный разврат и падение нравов. В то время как в СССР, где «секса не было», численность населения постоянно росла (рождалось около миллиона детей в год), в сегодняшней сексуально раскрепощённой донельзя России эта самая рождаемость падает. Причём настолько катастрофически, что даже президент вынужден был этим озаботиться.
Сегодня разврат проник практически во все поры российского искусства. Даже на сцене Большого театра, который при «жестоких» коммунистах продолжал оставаться святым местом и был гордостью страны, царит чуть ли не Содом и Гоморра. Это в открытую признают даже люди, которые никогда советскую власть особо не любили. Например, выдающаяся оперная певица Галина Вишневская. Осенью 2006 года она собиралась праздновать свой 80-летний юбилей в Большом театре, но в итоге вынуждена была отказаться от этого, поскольку увидела там такое непотребство, которое она не видела никогда. Речь идёт об опере «Евгений Онегин» по А. Пушкину в интерпретации Дмитрия Чернякова. Описывая свои впечатления от неё, Вишневская заявила следующее:
«Спектакль отвратителен. Как можно отнестись к этой жемчужине оперы с таким цинизмом? Показана пьяная драка вместо дуэли! Как такое можно делать в театре? Большой — национальное достояние, содержащееся на деньги народа. И абы кто не имеет права в нём экспериментировать. Я туда больше не хочу даже входить. И не войду…».
Но вернёмся к фильму «Детям до 16…».
В последней его части речь идёт о годах горбачёвской «перестройки», когда, собственно, и начался весь тот разврат, который мы расхлёбываем до сих пор. Однако в фильме почему-то не проводится эта самая параллель: между той самой зажравшейся и ориентированной исключительно в сторону Запада партноменклатурой (теми самыми любителями «клубнички» с закрытых спецдач) и сегодняшней российской буржуазией, которая в большинстве своём состоит практически из тех же самых людей плюс выпестованные ими «новые русские». Это они предали и продали сначала одну страну, а теперь делают то же самое и с Россией. И деятели искусства им активно в этом помогают. Все эти «интердевочки» и «маленькие Веры», прикрытые фиговыми листками «правды жизни», для того и были сняты, чтобы стать новому поколению киношных манкуртов путеводными маяками, которые поведут Россию в пропасть разврата и вырождения.
(«Советская Россия», приложение «Отечественные записки» от 6 февраля 2007 года)
БИТВА ЗА ВЕЛИКОГО МАРШАЛА
Снятие опалы с Г. Жукова, которая случилась в середине 60-х, не было случайностью. Это было закономерным итогом того поворота к державности, который совершила команда Брежнева, придя к власти. Ведь хрущёвская «оттепель», начавшись как дело благое, в итоге скатилась к откровенному антипатриотизму, который наносил колоссальный урон идеологии. Именно этот урон и напугал высшие слои партии, которые приняли решение сместить Хрущёва и начать постепенный возврат к державному курсу. Всё это потребовало и реабилитации имён тех харизматических лидеров, которые в сознании советских людей всегда олицетворялись с патриотизмом. Иосиф Сталин и Георгий Жуков были как раз из их числа.
Первыми, кто взялся реабилитировать имена этих людей в общественном сознании, стали кинематографисты. До этого значительная часть деятелей кино приложила немало усилий, чтобы, двигаясь в русле «оттепели», либо вычеркнуть эти имена из истории (как случилось с Жуковым), либо сознательно очернить (как было со Сталиным). Особенно усердно разоблачали последнего. Однако за время «оттепели» кремлёвское руководство смогло убедиться, что обществу в целом этот процесс вредит, поскольку служит мощнейшим идеологическим козырем для западных стратегов «холодной войны», которые исключительно на нём и делали свой чёрный пиар Советскому Союзу. Ведь разоблачать сталинские репрессии можно было до бесконечности, причём нагнетая ситуацию вокруг этого всё сильнее и сильнее. Взять тот же кинематограф.
Начав, в общем, с невинных эпизодов «про культ» в таких фильмах, как «Чистое небо», «Тишина» или «Живые и мёртвые», кинематографисты затем вознамерились пойти ещё дальше. Практически на всех советских киностудиях были готовы к запуску фильмы, где тема культа личности из эпизодической уже становилась главной. И застрельщиком этого процесса должна была стать главная киностудия страны «Мосфильм». Именно там мэтр советского кинематографа Марк Донской в 1963 году задумал снять фильм «Без тернового венца», где речь шла о судьбе тех советских чекистов, которые стали жертвами сталинских репрессий. В фильме предполагалось воспроизвести и садистские допросы в лубянских подвалах, и сцены массовых расстрелов, и ужасы ГУЛАГа.
Если бы подобное кино, снятое на ведущей киностудии страны, увидело свет, то это дало бы мощный импульс другим киностудиям начать активно разрабатывать тему сталинских репрессий. Как откровенно пишет киновед-либерал Валерий Фомин: «Вслед за „первыми ласточками“ на студиях страны готовились сценарии, задумывались фильмы, в которых тема культа должна была из побочных, сопутствующих решительно переместиться в центр повествования. Кинематограф готовил себя к тому, чтобы сделать свой по-настоящему крупный и принципиальный шаг к правде о пережитой страной великой исторической трагедии. И тем самым хоть как-то искупить свою вину перед народом за прошлые свои сладкие песнопения и торжественные гимны кровавому режиму. Более того, всем своим могучим арсеналом кинематограф мог тогда способствовать решающему перелому в развернувшемся сражении за расчистку народного сознания от идеологических мифов сталинизма…»