Андрей Буровский - «Еврейское засилье» – вымысел или реальность? Самая запретная тема!
Но и это еще не все! Неизвестно каким образом, но вскоре был обнаружен текст «совершенно секретного письма министра внутренних дел Плеве к кишиневскому губернатору фон Раабену. В письме Плеве просил губернатора — в случае беспорядков в его губернии ни в коем случае не подавлять их силой оружия, а только увещевать погромщиков.
Текст этого откровенно подстрекательского письма кто-то передал английскому корреспонденту в Петербурге Д. Д. Брэму, и тот опубликовал его в лондонской «Таймс» 18 мая 1903 года. В том же номере вышел и «Протест англо-еврейской ассоциации» во главе с Монтефиоре.
Царское правительство долго отмалчивалось и только на девятый день после публикации выступило с опровержением. Но уже на третий день (21 мая) в «Нью-Йорк таймс» появилась статья со словами: «Уже три дня, как записка не оглашена, а никакого опровержения не последовало!» и вывод: «Что можно сказать о цивилизации такой страны, где Министр может поставить свою подпись под такими инструкциями?»
Царское же правительство даже не пытается выяснить — а кто подсунул Брэму фальшивку и зачем? Оно попросту высылает его за границу.
Почему я так уверенно говорю про фальшивку? А потому, что уже после Февральской революции была создана специальная Чрезвычайная следственная комиссия, а потом «Комиссия для исследования истории погромов». В эти комиссии вошли и С. Дубнов, и Г. Красный-Адмони. Так вот, комиссии не обнаружили никаких признаков того, что царское правительство готовило погромы. НИКАКИХ.
Пусть председатель Чрезвычайной следственной комиссии публично обещал, что скоро представит документы Департамента полиции об организации еврейских погромов, — но ни тогда, ни после, ни при большевиках таких документов не нашли. ИХ НЕТ.
Но это не мешало писать, что «власти действовали в тесном контакте с приехавшими» (то есть с погромщиками, приезжавшими на погромы из других мест. — А.Б.).{26}
И что «кишиневская кровавая баня, контрреволюционные погромы 1905 года были организованы, как достоверно установлено, Департаментом полиции». — «Речь», 19 марта 1917 года.
Поистине, «евреи никогда не приписывали погромов народу, они обвиняли в них исключительно власть, администрацию… Никакие факты не могли поколебать это совершенно поверхностное мнение».{27}
И Бикерман рассуждал примерно так: если даже и нет прямых данных о подготовке погромов со стороны властей, то все равно «мораль, укрепившаяся в Петербурге, такова, что всякий ярый юдофоб находит самое благосклонное отношение к себе — от министра до городового».
Сильное мнение! Интеллектуальная мощь такого подхода столь необъятна, что я в силах дополнить его только одним: несомненно, Иосиф Бикерман выпил кровь нескольких десятков христианских младенцев! Нет также ни малейшего сомнения, что попки и ножки младенцев он закоптил, засолил и употреблял за завтраком. Конечно, никаких доказательств этому не существует, но мы же знаем, что именно такова мораль господина Бикермана! А раз это «и так известно», что его мораль такова, — не будем отягощать себя дальнейшими доказательствами. Итак, «всем известно»: господин Бикерман — людоед!
Кишиневский процесс начался осенью 1903 года, в атмосфере уже подготовлявшихся политических баталий. Для правительства это была попытка подвести итог под произошедшим. Для либерального сообщества: еще одна баталия с ненавистным самодержавием. Виднейшие адвокаты — и христиане, и иудаисты — отправились на суд в качестве «гражданских истцов»: О. Грузенберг, С. Калманович, Н. Соколов, П. Переверзнев, А. Зарудный, привезший из Кишинева такие уникальные доказательства и не давший им хода по доброте душевной. Некоторые пошли в защитники обвиняемым, но с какой целью: «чтобы они не боялись рассказать суду… кто их подстрекал начать бойню»{28}. Называя вещи своими именами, адвокаты вымогали нужные им признания — что подстрекало погромщиков правительство. «Гражданские истцы» уже заранее знали, кто виноват — вот истинный пример для всех юристов на все времена! Они заявляли, что необходимо провести доследование дела и посадить на скамью подсудимых «истинных виновников».
Судебные отчеты в Российской империи не печатали, чтобы не разжигать страсти. Тогда активисты стали составлять собственные отчеты и через румынскую границу переправлять их на Запад.
Но вот беда! Как ни ярилась «прогрессивная общественность», как ни старалась получить необходимые ей свидетельства — но их не было. А ведь прогрессивные адвокаты совершенно точно знали — виноваты Плеве, другие министры и персонально Николай II. А никакой возможности привлечь их к ответу не открывается! И тогда группа «гражданских истцов» заявила, что «если суд отказывается привлечь к ответственности и наказать главных виновников погрома»{29}, то им на процессе делать нечего. Ведь они при такой позиции суда не могут «защищать интересы своих клиентов, а также интересы правды».{30}
И ушли.
Погромщиков и без них судили и, что характерно, осудили — в том числе по доказанным эпизодам убийств и насилий приговоры были суровые, вплоть до лишения прав состояния и каторги на 5 и на 7 лет.
Характерна реакция как раз западных кругов: еще 10 ноября 1903 года «Таймс» писала, что «Кишиневский процесс будет издевательством над правосудием». А в конце года выходящий в Филадельфии «Американский еврейский ежегодник» с удивлением констатировал: «Кишиневская драма заканчивается обычным русским противоречием: в самом Кишиневе бунтовщики, по-видимому, подвергаются решительному судебному преследованию».
Впрочем, и формулировка «Ежегодника» двусмысленна: можно понять и так, что в Кишиневе погромщиков карают, а их высоких петербургских покровителей скрывают от суда и следствия.
Что еще исключительно важно: совместный труд еврейских и русских интеллигентов по их общей попытке найти «истинных виновников» в лице высшей администрации и императора Российской империи. Не надо считать, что обвинение правительства и раздувание масштабов погромов суть занятия только еврейские. Лев Толстой был совершенно уверен, что все у властей в руках: «Захотят — накликают погром, не захотят — и погрома не будет!»{31}. Приведу в пример еще широко известные рассказы человека, которого трудно обвинить и в русофобии, и в нехватке любви к исторической России. Александр Иванович Куприн гордился в первую очередь тем, что он русский офицер; на второе место он ставил то, что он внук татарского хана, и только на самое последнее — свою славу писателя.
Рассказ «Обида» написан в 1906 году и впервые напечатан в газете «Страна» в № 163 и 169 от 17 и 24 сентября 1906 года. В этом рассказе «оклеветанные газетами» воры просят их не смешивать с погромщиками. Ведь воры… они какие-никакие, а все-таки труженики и умельцы; и у них есть своя честь, свой трудовой кодекс… А погромщики — это «ленивые и неуклюжие дармоеды, неумело проворовавшиеся приказчики». «…он способен обобрать и обидеть ребенка в темном переулке, чтобы отнять у него три копейки; он убьет спящего и будет пытать старуху. Эти люди — язва нашего общества»{32}. «О да, они услужливо примут приглашение идти на погром».{33}
Эти воры, вызванные из небытия фантазией Александра Ивановича, разделяют убеждения и ожидания прогрессивной общественности: «Неужели вы не поверите тому, что мы — воры — с трепетом восторга встречаем каждый шаг грядущего освобождения?»{34}
И уж, конечно, воры прекрасно понимают, кто настоящий виновник!
«Каждый раз, после крупной подлости или постыдной неудачи, совершив ли казнь мученика в темном крепостном закоулке, передернув ли на народном доверии, кто-то скрытый, неуловимый пугается народного гнева и отводит его на головы неповинных евреев».{35}
«…можем присягнуть перед Богом, перед людьми, перед потомством, что мы видели, как грубо, не стыдясь, почти не прячась, организовывала полиция массовые избиения».{36}
«Никто из нас не забудет ужасов этих кровавых дней. Этих ночей, озаренных пламенем пожаров, этих женских воплей, этих неубранных, истерзанных детских трупов. Но никто из нас зато и не думает, что полиция и чернь — начало зла. Эти маленькие, подлые, омерзительные зверюшки — они только бессмысленный кулак, управляемый подлым, рассчетливым умом, возбуждаемый дьявольской волей».{37}
В конце рассказа адвокаты словами своего председателя выражают ворам «глубокое уважение за ваши горячие гражданские чувства. Я же лично со своей стороны прошу у представителя делегации (воров) позволения пожать ему руку.
