Константин Симонов - Разные дни войны. Дневник писателя, т.2. 1942-1945 годы
Новый офицер связи. На нем шинель до такой степени мокрая, что, видимо, метель постепенно превращается в дождь. Москаленко снова и снова, возвращаясь все к той же теме, звонит по телефонам, напирает на то, чтобы шли вперед не правее или левее участка прорыва, а входили бы именно в пробитые ворота и лишь потом загибали, сминая оборону противника.
– А слева у вас никакого успеха и не может быть, – говорит он в телефон, – потому что слева вы и не прорывали. Надо огибать и выходить им в тыл…
Звуки нашего огня уходят все дальше. Лишь изредка слышатся разрывы немецких снарядов. По телефону доносят, что в Малых Голосовицах подорвалось четыре наших танка.
Жуткая мокрая пурга все усиливается и усиливается.
Петров впервые за все время говорит с нескрываемым раздражением, до этого он выглядел спокойным:
– Прохвосты прогнозчики!
Звонок от Гречко. Гречко докладывает Петрову, что его части вышли на Вислу.
У Москаленко с левого фланга докладывают, что немцы мешают продвижению.
– Где они зацепились?
– Вдоль шоссе.
– Надо их раздолбить артиллерией там, на шоссе, к чертовой матери, а то они наделают вам еще больше неприятностей.
Петров приказывает позвонить в корпус, в который он намерен выехать.
– Пусть поставят на перекрестках дорог маяков.
Через полчаса, наскоро перекусив, уезжаем от Москаленко. На первом «виллисе» Петров, на втором Мехлис. Петров берет меня в свой «виллис». «Виллис» открытый, даже без тента. Я сижу сзади, между автоматчиком и постоянным спутником Петрова, толстым сорокалетним лейтенантом Кучеренко.
Через несколько километров мы наталкиваемся на первую пробку. Кучеренко и автоматчик соскакивают с машины и бегут растаскивать пробку. Она образовалась из-за того, что на дороге в два ряда остановились машины мехкорпуса. Все оставшееся пространство загромоздил пытавшийся их объехать понтонный батальон.
Петров сердится и приказывает позвать понтонера. Но раньше него появляется начальник инженерного отдела армии. Выясняется, что понтоны сдвинуты не по его распоряжению, а по распоряжению начальника инженерной службы фронта.
Петров приказывает, чтобы тому от имени командующего Фронтом объявили выговор. А когда появляется командир понтонного батальона и начинает доказывать, что он двинул свои понтоны по такому-то, полученному от такого-то приказанию, Петров сдерживается, не срывает гнев на этом майоре, а лишь резко приказывает ему немедленно убрать к чертовой матери свои понтоны с дороги и ближайшую деревню.
Чувствую, как, несмотря на все свое раздражение, Петров все-таки стремится разобраться и не орать попусту на человека, который в данном случае не виноват. Положительное отличие от тех больших начальников, которые любят накричать, не разобравшись, на первого попавшегося под руку.
Метель лепит навстречу, прямо в глаза. Она абсолютно мокрая, почти дождь. Дороги начинают раскисать буквально на глазах. Мы минуем еще одну пробку, наконец застреваем. На дороге в четыре ряда стоят танки, машины, повозки. Встречного движения нет, все это идет только в одну сторону, на запад, но все равно сплошь загромоздило всю дорогу.
Петров слезает с «виллиса», достает суковатую палку с загнутой ручкой и, опираясь на нее, идет по шоссе. Пробка такая что кажется, она вовеки не сдвинется с места. Лица у всех мокрые, шинели промокли насквозь. Все мерзнут от этого пролизывающего до костей дождя со снегом.
И все-таки какой-то солдат, уставший до такой степени, что ему все равно, стоит среди всей этой суеты на дороге, прислонившись спиной к борту грузовика, и спит. Ревут и гудят машины, задевают плечами проходящие мимо люди, а он стоит и спит!
Проходим примерно с километр пешком в поисках командира корпуса. Приближаемся к железной дороге под аккомпанемент немецкого артиллерийского огня. Разрывы отсюда километрах в двух – двух с половиной, так что, видимо, наши на этом участке с утра продвинулись совсем мало. Линия немецкой обороны шла здесь вдоль железнодорожной насыпи.
На этом участке фронта двухколейная железная дорога проходит в огромной выемке, глубина которой местами двенадцать и даже пятнадцать метров. Через эту огромную выемку и был перекинут взорванный сейчас немцами мост.
Справа от дороги стоит подорвавшийся на немецком фугасе танк. Рядом с ним лейтенант в черном комбинезоне, с усталыми глазами. Петров подходит к нему.
– Товарищ командующий, – говорит лейтенант, – это мой танк.
– Ну!
– Я командир разведгруппы, вот взорвался мой танк не дойдя.
– Так на кого же вы обижаетесь?
– На саперов обижаюсь.
– Почему?
– Не разминировали как следует, вот машина и взорвалась. Только слегка пощупали в некоторых местах, а здесь фугас лежал. Вот и подорвались… Водитель у меня убит, ноги ему оторвало.
– А вы чего тут стоите? Раз вы командир разведгруппы. двигайтесь со своей разведгруппой в обход. Другие у вас машины какие?
– Есть еще бронетранспортеры.
– Ну вот, и двигайтесь на них. Сворачивайте с дороги, бронетранспортеры здесь должны пройти…
Кто-то вмешивается в разговор:
– Танки тоже здесь прошли, уже двенадцать танков прошло.
– Поезжайте, поезжайте вперед, – повторяет Петров.
– Товарищ командующий, надо акт составить.
– Какой там еще акт?
– Акт о том, что подорвался танк.
– Ничего, отправляйтесь! С актом успеется, – говорит Петров.
Вдоль дороги аллея, деревья огромные. Сейчас их пилят для того, чтобы сделать из них деревянные клетки и заложить ими железнодорожную выемку.
Петров спрашивает:
– Когда сделаете?
– За ночь.
– Когда точно?
– К пяти утра.
– Точно?
– Точно.
Останавливаемся у самой выемки. Я смотрю на эту гигантскую выемку глубиной в пятнадцать и шириной в тридцать – тридцать пять метров, с удивлением думаю: «Как же люди сделают все то, что они обещают сделать здесь, за одну ночь?»
К Петрову подходят два полковника из мехкорпуса.
– Ну а вы что? – говорит им Петров. – Ваши же танки стоят! Давайте сюда ваших людей, чтобы помогли поскорее мост восстановить. А кто здесь есть из инженеров?
– Есть начальник инженерной службы.
– Вот его-то мне и нужно, – говорит Петров.
Подходит усатый полковник.
– Это по вашему приказанию пустили сюда понтоны?
– По моему.
– Вот странно, – говорит Петров. – Старый военный, а даете такие дурацкие распоряжения. Вы бы подумали раньше, чем приказывать. Вы думали или нет? Еще танки не прошли, артиллерия не прошла, а вы понтоны посылаете, загромождаете дорогу. Ну?
Полковник стоит весь красный и молчит.
– Надо думать, – говорит Петров. – Скорее стройте мост. – И после того как выругал полковника, на прощание все-таки подает ему руку.
Выясняется, что штаб корпуса мы проехали, он находится в деревне в четырех километрах позади. А сам командир корпуса, бросив машину, пошел пешком через выемку вперед, в свои наступающие части.
– Ну, там мы его и вовсе не найдем, – говорит Петров. – Пойдем назад, в штаб корпуса.
Приказывает, чтобы дали двух красноармейцев сопровождать нас туда.
– Вот теперь все ясно, – говорит Петров. – Танки встали, и артиллерия встала из-за этого моста.
Он подзывает кого-то и отдает приказание, чтобы, не дожидаясь восстановления моста, артиллерия перекантовывалась на другую сторону; говорит, что танки там не пройдут, слишком тяжелы, а «студебеккеры» с пушками на прицепе могут и благополучно пройти.
– Да, теперь все ясно, – повторяет Петров, шагая обратно по шоссе. – Танки встали, артиллерия встала, и в массе своей, пока мост не восстановим, до утра не пройдут. И в этом одна из главных причин задержки наступления. А штабы нам морочат голову по телефону: «Продвинулись, продвинулись».
Мы доходим до своего «виллиса», разворачиваемся и через все еще не растащенную до конца пробку возвращаемся назад.
Навстречу, загромождая дорогу, идет артиллерия. На первом перекрестке Петров спрашивает:
– Где здесь офицер, регулирующий движение?
Подбегает маленький полковник, рапортует.
– Почему пускаете по этой дороге артиллерию, когда дорога уже и так загромождена до отказа? – спрашивает Петров полковника.
Полковник в ответ докладывает, что это артиллерийский полк, идущий прямо на огневые позиции.
– Раз прямо на огневые, так пусть быстро сворачивает с этой дороги на другую, чтобы не стоял здесь до утра. А эту дорогу разгрузите от колесного транспорта, от повозок, от конной артиллерии. И всем, кто может пройти другими дорогами, без моста, не стоять здесь! Немедленно сворачивайте их с этой дороги, им тут делать нечего.
Когда-то в начале войны, когда предпринималась какая-нибудь наступательная операция, помню, как все, сверху донизу, выезжали вперед, в части.
Грешным делом, и сегодня сначала, когда мы поехали с Петровым, я подумал: неужели это просто рецидив былой всеобщей привычки первых лет войны, часто приводившей к потере управления войсками?
