Юрий Жуков - Из боя в бой. Письма с фронта идеологической борьбы
Между прочим, мне хотелось бы уточнить, что фильм Марселя Карне «Убийцы именем порядка», который так полюбился москвичам в дни фестиваля 1971 года, построен на подлинных, реальных фактах.
Весной 1971 года, незадолго до выхода на экран этого фильма, парижское издательство «Сёй» выпустило в свет исследование юридического советника Лиги прав человека Дени Ланглуа «Черные досье французской полиции». В нем Ланглуа изложил обширный фактический материал, убедительно показывающий, что «служители порядка», о действиях которых рассказывается в фильме Карне, отнюдь не стесняются в выборе средств, чтобы заставить арестованных ими людей сказать все, что угодно, допрашивающему инспектору.
Реальные прототипы полицейских — убийц романа Жана Лаборда и поставленного по этому роману фильма Марселя Карне существовали в жизни. В феврале 1946 года три полицейских инспектора города Бордо замучили до смерти во время допроса некоего Робера Гранже, которого они подозревали в краже часов. Их судили 29 апреля 1954 года и оправдали. И это не единичный случай. Существует и прототип мужественного следователя, осмелившегося отдать полицейских — убийц под суд — его роль, как помнит зритель, видевший фильм в дни фестиваля, отлично сыграл Жак Брель. Это — парижский следователь Золлингер, вступившийся в 1969 году за изувеченного полицейскими ни за что ни про что Эдмонда Колена, технического работника театральной труппы Жана — Луи Барро, — под страшной мучительной пыткой он «признался» в совершении шестнадцати краж, к которым никакого отношения не имел.
И не случайно рецензии газет на такие фильмы, как «Убийцы именем порядка», все чаще приобретают характер своеобразных политических выступлений. Вот что писала, например, газета «Комба» 21 июня 1971 года в связи с выходом на парижские экраны фильма Марселя Карне:
«Полиция, защищаясь от разоблачения преступления своих инспекторов, убивших на допросе схваченного ими человека, пускает в ход все средства, которыми она располагает: грубые приемы; давление; обуздание свидетелей; действия высокого начальства, которое намекает следователю прокуратуры, разбирающему это дело, что ему будет худо, если он отдаст инспекторов под суд; провокации; вмешательство в личную и профессиональную жизнь следователя. Все средства хороши, чтобы дать понять маленькому следователю, что счастье семьи и карьера будут зависеть от его «доброй воли» и от его умения руководствоваться «высшими интересами признанного Порядка» и интересами того правосудия, покорным слугой которого он должен быть, — «функционером, который должен функционировать», как он выражается. «Что же такое Порядок с большой буквы? Всем известно, что это именно то, что вызывает беспорядок…»
Со своей стороны еженедельник «Нувель литтерэр», упрекнув Марселя Карне, что он все же малость покривил душой, когда вложил в уста своему следователю слова, будто «полиция — лучший помощник правосудия» и будто преступление полицейских, разоблаченное им, представляет собой лишь «исключение из правила», заявил:
«Нужно разоблачать социальные язвы повсюду, где они есть, но не забывая при этом, что большая часть этих язв представляет собой лишь частицу гораздо более широкой несправедливости, которая делает их возможными и даже неизбежными: несправедливость общества, которое преспокойно занимается делом разрушения и смертп…»
Прочитал я эти строки и невольно задумался: насколько же далеко зашел процесс гниения и распада капиталистической системы, если даже буржуазпый литературный еженедельник вынужден выступать с такой оценкой своего общества, под которой охотно подписался бы любой марксист!
Если говорить о разоблачении социальных язв капиталистической системы, то будет справедливым сказать, что наиболее смело действуют сейчас в этом направлении молодые, да и не только молодые, независимые американские кинопостановщики, выступившие на рубеже 60–х и 70–х годов со значительными кинопроизведениями высокого политического накала, — об этом справедливо говорил в дни кинофестиваля в Москве Стэнли Крамер, высоко оценивающий деятельность молодого поколения американских кинематографистов.
О таких фильмах конца 60–х — начала 70–х годов, как «Беззаботный ездок» (этот фильм продолжал идти с успехом в Париже в ноябре 1971 года!) или «Ведь лошадей тоже пристреливают, не правда ли?», в нашей прессе уже было рассказано пемало. Они положили начало целой серии разоблачительных кинолент, показывающих в беспощадно реалистической манере страшную, бесперспектпв-
ную жизнь американской молодежи, задыхающейся в асфальтовых джунглях бездушной Америки. Сейчас мне хотелось бы рассказать лишь об одном из них — о сильнейшем, на мой взгляд, фильме режиссера Джерри Шатц-берга «Паника в Ниддл — парке», с поразительной силой раскрывающем картины поистине страшного бытия той — увы, значительной! — части американской молодежи, которая пристрастилась к наркотикам и теперь уже не в состоянии вернуться к нормальной жизни.
Фильм этот был показан на фестивале 1971 года в Канне и произвел огромное впечатление. Молодая актриса Китти Винн, которая с исключительной правдивостью раскрывает на экране трагедию девчонки Эллен, погибающей на «дне» Нью — Йорка, была совершенно справедливо удостоена премии за лучшее исполнение женской роли. Я уверен, что н талантливый американский актер Аль Пачино, с такой же силой создавший в этом фильме образ молодого, но уже безнадежного наркомана Бобби, жениха Эллен, в свою очередь получил бы премию за лучшее исполнение мужской роли, если бы эта премия не досталась другому американскому актеру, Риккардо Куч-чиола, исполнявшему роль Сакко в замечательном фильме «Сакко и Ванцетти», о котором я рассказывал выше.
Я смотрел этот глубоко волнующий фильм о поистине страшной судьбе отравленной ядом наркотиков американской молодежи в одном из фешенебельных, дорогих кинотеатров на Елисейских полях, где обычно собирается изысканная публика. Но на сей раз у входа в него толпились совершенно необычные для этого района зрители: бледные, грязные, заросшие волосами, в отрепьях юноши и девушки с трясущимися руками и блуждающими взорами. Можно было безошибочно угадать в них людей, отравленных героином, морфием, кокаином, марихуаной. Трудно сказать, что их влекло сюда — желание повидать на экране таких же, как они, и повздыхать над их судьбой или робкая надежда на то, что здесь как бы между строк удастся прочесть рецепт, который позволил бы освободиться от страшного недуга наркомании. Во всяком случае эта неожиданная встреча у касс кинотеатра как бы подтвердила всю жизненность того, что предстояло мне увидеть.
Ниддл — парк — Парк иглы… Такого парка на карте Нью — Йорка вы не найдете. Но место, известное под этим
Жаргонным названием, в центральном районе города — Манхеттене реально существует: это небольшая площадь, где собираются наркоманы. Там нет ни одного деревца — парк давно исчез. Перед нами на экране лишь пыльная, замусоренная площадка среди убогих, покосившихся домишек, в которых ютятся люди, опустившиеся на «дно». На деревянных скамейках сидят юноши и девушки, которым некуда идти, им нечего делать, у них нет никакой перспективы в жизни. Главное для них — добыть сегодня пять долларов, приобрести на них очередную дозу героина и немедленно ввести ее иглой шприца в вену. Ради этого они готовы на все: украсть, предать друга и даже убить человека. Жажда наркотика подавляет разум, она превращает человека в страшного и опасного зверя. Укол иглы — и на несколько часов он становится другим: добрым и даже ласковым, погружаясь в зыбкий и призрачный мир фантазмов.
Паника в Ниддл — парке наступает тогда, когда полиции удается перехватить очередную контрабандную партию наркотика и на подпольном рынке возникает острый дефицит этого зелья. Спекулянты спешат повысить цену. Наркоманы и без того страдают от безденежья. Значит, этой ночью забот у полиции прибавится еще больше: доведенные до отчаяния наркоманы пойдут на любые преступления, лишь бы найти возможность удовлетворить свою жажду.
Сюжет фильма, который, как и все фильмы молодых американских кинематографистов, работающих в подчеркнуто документальной манере, напоминает на первый взгляд киноочерк, несложен. Наивная девчонка из провинции Эллен, которую привлекли к себе огни большого города, прельщается романтикой нью — йоркской богемы. Она влюбляется в Бобби — юношу с открытой, чистой душой, но со слабым характером, каких немало среди завсегдатаев Ниддл — парка: ему страстно хочется порвать с этой страшной и бессмысленной жизнью и начать жить нормально, но душевных сил на это не хватает.
В те недолгие часы, когда мозг Бобби, освободившись от воздействия героина, светлеет, а потребность в новой дозе наркотика еще не столь сильна, он мил с Эллен, им весело даже в их страшной конуре, они строят воздушные замки, мечтая о будущем. Но вот подходит время, когда жажда очередного укола властно напоминает о себе, и Бобби меняется — он становится раздражительным, злым. Ему надо сейчас же, сию минуту раздобыть пять долларов, чтобы купить свою дозу героина. Безразлично где и безразлично как, но — надо! И он снова идет воровать. А в один из дней паники в Ниддл — парке, когда добыть героин становится трудно и цена на него растет, Эллен отправляется на панель, чтобы продать себя и добыть деньги для любимого. Постепенно и она приобщается к кругу наркоманов — сначала из любопытства, потом возникает потребность: героин коварен, и тех, кто его отведал, он уже не отпускает…
