Юрий Мухин - Убийцы Сталина. Главная тайна XX века
Прошло сколько-то дней, и он написал большую записку. Она, конечно, есть в архиве. Записка эта ничем не помогла нам. Это были общие впечатления, его умозаключения. Это было, скорее, какое-то сочинение. Этот Меркулов пописывал кое-что, пьесы писал и привык к сочинительству.
Когда я послал этот материал к Руденко, он попросился ко мне на прием и сказал, что надо Меркулова арестовать, потому что следствие по делу Берии без ареста Меркулова затруднится и будет неполным. Центральный Комитет разрешил арестовать Меркулова.
К моему огорчению (а я ему верил), Меркулов был связан с Берией в таких преступлениях, что и он сел на скамью подсудимых вместе с ним и понес одинаковое наказание».
И точно так убийцы Хрущев с Руденко собрали всех «заговорщиков», за исключением, пожалуй, двух.
Генерал-лейтенант П. Судоплатов о своей судьбе и судьбе генерала армии И. Масленникова рассказывает так:
«В Прокуратуре СССР я столкнулся в приемной с генералом армии, Героем Советского Союза Масленниковым, который вышел из кабинета Руденко. Мы кивнули друг другу, и я успел заметить, что лицо его было мрачным.
В качестве первого заместителя министра внутренних дел он командовал войсками МВД; звание Героя Советского Союза он получил как командующий фронтом во время войны. Я всегда относился к нему с большим уважением.
В кабинете Руденко находился полковник юстиции Цареградский: за время беседы он не произнес ни единого слова и лишь аккуратно записывал вопросы Руденко и мои ответы. Руденко заявил, что получил указание от Центрального Комитета партии оформить мои объяснения, приобщив их затем к делу Берии, и сделал упор на то, что в моих объяснениях истории со Стаменовым содержатся ссылки на Сталина и Молотова. Их следует исключить, сказал он, и заменить ссылками на Берию, отдававшего вам все распоряжения и приказы, которые он получал в «инстанции».
…С самого начала мне не понравился тон и сами вопросы, которые задавал Руденко. Они были примерно такого рода:
— Когда вы получили преступный приказ Берии начать зондаж: возможности тайного мирного соглашения с Гитлером?
Я тут же запротестовал, отметив, что такие выражения, как «преступный приказ», не использовались товарищами Маленковым и Хрущевым, когда они задавали вопросы и выслушивали мои объяснения. О преступных деяниях Берии я узнал лишь из официального сообщения правительства. Сам же я, как старший оперативный работник, не мог себе представить, что человек, назначенный правительством руководить органами безопасности, является преступником, ныне разоблаченным.
Моими запротоколированными ответами Руденко остался весьма недоволен. Хотя он и сохранил вежливость в обращении, но упрекнул меня за то, что я слишком официален и употребляю бюрократические выражения в разоблачении такого заклятого врага партии и правительства, как Берия.
…Поднявшись к себе на седьмой этаж:, я узнал потрясшую меня новость — Масленников застрелился в своем кабинете. Позднее мне стало известно, что его допрашивали о якобы имевшихся у Берии планах ввести в Москву войска МВД, находившиеся под его командованием, и арестовать все правительство. Такого плана в действительности не существовало, и Масленников решил: лучше покончить с собой, чем подвергнуться аресту. Так он защитил свою честь генерала армии».
(Сначала я подумал, что, может быть, Масленникову следовало все же пристрелить Руденко, но в этом случае Хрущев нашел бы на пост Генпрокурора нового мерзавца и получил бы «доказательство» заговора — вот, дескать, даже прокурора успели убить! Согласиться на арест? Но ведь подонок Руденко следствия не вел и суд не предполагался: от имени Масленникова Руденко написал бы какие угодно «признания», опозорив Масленникова на всю жизнь. Да, похоже, Масленникову деваться было некуда.)
Через несколько дней арестовали и Судоплатова, но он, в отличие от Масленникова, нашел способ избежать позора и смерти, но заплатил он за это 15 годами психушки и тюрьмы. Он прикинулся сумасшедшим и симулировал до 1958 г., когда ажиотаж по делу Берии уже прошел, и его не стали расстреливать.
Вот так собирались те люди, которых Конев с остальными негодяями убили своими росписями под «приговором».
Но были еще и те, кто их убил непосредственно.
Палачи
О том, что суда не было, свидетельствует и вот еще какой факт. Когда подсудимого приговаривают к расстрелу, то он, естественно, это знает. Его ведут к палачу, в присутствии палача прокурор удостоверяется, что перед ним именно тот, кого надо расстрелять, они с палачом подписывают акт, и этим прокурор подтверждает палачу, что тот действительно убьет того, кого приговорил суд, и палач убивает. Что бы в это время ни говорил и ни делал приговоренный, но он знает, что приговорен, и палач из его слов в этом не усомнится. А представьте, что к палачу привели человека, который утверждает, что суда над ним еще не было. Да плюс на расстреле присутствует прокурор, которого палач лично не знает. Что палач подумает? Правильно — он поймет, что из него хотят сделать убийцу. Может возникнуть конфликт — вооруженный палач может потребовать своего начальника и того прокурора, с кем он обычно проводил казни, потребует от них разобраться с происходящим.
На что уж общество «Мемориал» старается облить грязью НКВД, но, разобравшись с технологией проведения расстрелов во времена Сталина, и «Мемориал» свидетельствует:
«Непосредственно перед расстрелом объявляли решение, сверяли данные. Делалось это очень тщательно. Наряду с актами на приведение в исполнение приговоров, в документах были обнаружены справки, требующие уточнения места рождения, а нередко и имени-отчества приговоренного.
При той поспешности, с которой велось тогда следствие, не приходится удивляться, что в Бутово для исполнения приговора могли привезти одного брата вместо другого или человека, приговоренного не к расстрелу, а к 8 годам заключения: причиной приостановки казни могло еще служить отсутствие фотографии, по которой сверялась личность приговоренного. Во всех этих случаях исполнение приговора откладывалось, людей возвращали назад в тюрьму. Эта скрупулезность на месте казни действовала в интересах людей…»
Таким образом, если суда над «заговорщиками Берии» не было, то организаторы убийства не могли рисковать и вызывать палача для исполнения «приговора». А для честных людей отсутствие палача — это не малая проблема.
Дело в том, что хотя профессия палача и нужна, но в России всегда к ней относились прямо-таки со страхом. До революции на всю Россию был один-единственный палач. В ходе войн нравы, конечно, грубели, солдаты по приказу приводили приговоры в исполнение, но тем не менее офицеры старались делать так, чтобы беречь достоинство солдат. Скажем, в старину в некоторых армиях назначенному для расстрела отделению солдат ружья заряжали через одного боевыми и холостыми зарядами и так, чтобы солдаты этого не видели — не знали, у кого какое ружье и кто именно из них был палачом.
Но в тылу, даже в ходе войны, профессия палача была дефицитом. Вот уже упоминавшийся мною князь Трубецкой рассказывает о своем пребывании в тюрьме в Москве в 1919 г. Он пишет, что палачом в тюрьме был полностью деградировавший китаец уголовник, приговоренный к смертной казни. Казнь ему большевики откладывали, пока он приводил приговоры в исполнение, а потом и самого расстреляли. Дефицит на профессию палача сохранялся и все годы правления Сталина. Вот вдумайтесь, к примеру, в смысл такого распоряжения:
«18 октября 1941 г. Сотруднику особых поручений
спец. Группы НКВД СССР
старшему лейтенанту Госбезопасности Семенихину Д.Э.
С получением сего предлагается вам выехать в город Куйбышев и привести в исполнение приговор к высшей мере наказания — расстрелять следующих заключенных (дальше следует список 25 приговоренных).
Об исполнении донести.
Народный Комиссар Внутренних дел СССР Генеральный Комиссар Госбезопасности Берия».во-первых, оказывается, в разгар войны в областном центре Куйбышеве не было человека, который бы мог расстрелять. Во-вторых, сам по себе расстрел был событием, по которому приказ давал лично нарком (министр). В-третьих, лично министр давал и список приговоренных, чтобы на месте, в Куйбышеве, никто ничего не напутал.
Но вернемся к делу Берии. Если суд действительно был и приговор был законен, то Генпрокурор СССР Руденко вполне мог вызвать палача в бункер штаба ПВО Московского военного округа (где убивали арестованных по «делу Берии»), и тот привел бы приговор в исполнение. Но давайте рассмотрим два акта. Сначала такой.
