Наталия Нарочницкая - Россия и русские в мировой истории
Когда в России грянула большевистская революция и страна временно распалась, загадочный alter ego президента В. Вильсона полковник Хауз посоветовал ему «заверить Россию в нашей симпатии к ее попыткам установить прочную демократию и оказать ей всеми возможными способами финансовую, промышленную и моральную поддержку». Именно США провозгласили на фоне первого распада России первый универсалистский проект перестройки мира на основах «демократии и общечеловеческих ценностей» — Программу из 14 пунктов. Г. Киссинджер отметил, что тогда США отвергли концепцию «равновесия сил» и Realpolitik как аморальные, введя новые критерии международного порядка — демократию, коллективную безопасность и самоопределение. Бессмысленно отрицать, что революция 1917 года и крушение СССР 1991 года имели внутренние предпосылки. Однако также бесспорно, что внешний контекст в 1991 году играл во внутриполитической жизни России большую роль, чем когда-либо в истории. К тому же в XX веке Realpolitik, в отличие от времен «тиранов», прячется под идеологические клише, что демонстрировал коммунистический универсализм, а теперь повторяет философия «единого мира».
Параллели с революцией очевидны в политике Запада, прежде всего англосаксонских интересов. Любопытно, что США откликнулись на драматические события 1991 года в духе своей стратегии 1917-го и приветствовали разрушение державы коммунистической теми же словами, что в начале века крах державы Российской. Когда протагонист «свободы и демократии» в Москве, Киеве и Тбилиси президент Буш, пообещав признание Украине, благословил Беловежские соглашения, когда США признали Грузию, не дожидаясь легитимизации тбилисского режима, невольно вспомнились времена Брестского мира, Хауз и В. Вильсон с их Программой из 14 пунктов, план Ллойд Джорджа по расчленению России, попытка признать сразу все де-факто существующие правительства на территории «бывшей» Российской империи и т. д. Но за всем этим — схема Маккиндера — пояс мелких и слабых государств от Балтики до Черного моря, подтвержденная заключением американского Совета по внешним сношениям о «буферной зоне между славянами и тевтонами», подконтрольной англосаксам через многосторонние структуры и наднациональные механизмы.
В 1990 годы политика уже вездесущих США сразу обрела отчетливые черты «неовильсонианства». Разрубленное национальное тело русского народа предлагается признать как окончательный результат его тысячелетней истории. Немедленно признано расчленение страны со всеми международно-правовыми атрибутами нынешнего времени — прием в международные организации и структуры, установка на вывод из них «иностранной» армии. Как и в Программе Вильсона, рассматривались переориентация Средней Азии на нового «опекуна» и «Кавказ как часть проблем Турции». Вильсонианцы предполагали в Версале «начертать границы для новых государств». Вполне в соответствии с этими планами границы были начертаны большевиками. Неовильсонианцы открыто потребовали необратимого закрепления этого раздела.
Для Запада был категорически неприемлем демонтаж СССР через выход из него республик в соответствии с правовой процедурой, которая явно лишила бы Грузию, Молдову, Украину тех стратегических преимуществ, что они получили в ходе коммунистических экспериментов. Очевидно, что именно эти территории, сделавшие в свое время Россию державой, без которой ни одна пушка в Европе не стреляла, придавали в глазах Запада ценность новым субъектам международных отношений в планируемом полном пересмотре мирового равновесия, которое с агрессией против суверенной Югославии приобрело уже характер откровенного передела мира.
Борьба за этот передел отражается и в процессах на самом пространстве исторической России, где члены Содружества Независимых Государств за восемь лет проявили свою историческую ориентацию. Действующие вокруг СНГ внешние факторы и силы оказывают по-прежнему серьезнейшее влияние на его перспективы. Политика Украины, Молдовы, Грузии, Азербайджана — государств, расположенных на линии беспрецедентного давления Запада на исторические рубежи России, является кардинальным фактором будущей геополитической структуры Евразии. Очевидно также и то, что общества этих государств демонстрируют противоречивые тенденции в своем видении будущего, а правительства последовательно удаляются от России. На их фоне отношения с среднеазиатскими странами, казалось бы, более далекими как цивилизации, представляются гораздо лояльнее даже при дистанцировании, во всяком случае не сулящими драматических перемен кроме как из-за сугубо внешнего вторжения. Это также имеет причину.
Русские и титульные элиты были поставлены в парадоксальное положение по отношению друг к другу самим фактом раздела страны по административным границам. Причина — неисторические границы новоиспеченных государств, явная нелегитимность превращения русских прямо на их исторических землях в национальные меньшинства в государствах, которых не существовало до того в истории. Страх перед правомерными ирредентистскими устремлениями побуждал новые национальные элиты препятствовать полноценной национальной жизни русских, ибо она могла способствовать их политической самоорганизации. Поэтому русских дискриминировали в местах их компактного и исторического проживания не из-за этнической неприязни, не по социальным мотивам, а с единственной целью — лишить их способности к национальному и государственному волеизъявлению и самоопределению. Всего этого нет там, где не стоит вопрос о русских землях, — Туркмения, Узбекистан, Таджикистан. Политика новых государств, будь она груба или тонка, систематически нацелена прежде всего на лишение русских роли субъекта государственной и национальной воли, на утрату национальной идентичности. Необходимо дать адекватную юридическую и политическую оценку этой исторически уникальной и парадоксальной ситуации. Сколько бы ни говорили в русле позитивистского мышления о примате экономики, общей заинтересованности в сохранении существовавших связей и общего рынка товаров, о всесилии идеальных общественных институтов, которые сделают народы дружескими и добрососедскими, СНГ демонстрирует примат идеологии, философии, истории, порождающих политику, которая вторгается в экономику.
США, проявлявшие заботу о «порабощенных нациях», не смутились тем, что «эксперимент над исторической российской государственностью, проводимый с начала XX века в русле теории о «праве наций на самоопределение», привел в его конце к утрате этого права одним из крупнейших народов мира — русским»[487]. Случившееся с русскими не имеет ни юридических, ни исторических прецедентов в мире. Речь идет не о рассеянии в чужих странах, не о вхождении в состав уже давно сложившихся иных государств на условиях, признаваемых юридическими нормами своей эпохи (тогда превращение в национальные меньшинства естественно и правомерно), а о «произвольном разделении единого русского народа на территории его собственной исторической государственности».
В начале 90-х годов «русская проблематика» была исключительно темой так называемого «русского патриотического движения», в котором, как и в других секторах общественного сознания, можно было найти самый широкий спектр взглядов и способов выражения — от экзальтированных радикалов, вообще отказывающихся обсуждать осуществимые методы разрешения проблем, до респектабельных и глубоко осмысливающих тему умов. Впервые на серьезном уровне русский народ был объявлен «разделенной нацией» в документах Второго Всемирного русского собора под эгидой Русской православной церкви, принятых в Свято-Даниловом монастыре в присутствии иерархов РПЦ с участием многих общественных организаций. Однако беспощадные, хотя и аргументированные юридически и исторически оценки Второго ВРС все же шокирующе опережали динамику общественного сознания и так и не стали конкретной платформой даже многих из тех, кто их принимал.
За истекшие 10 лет не было выдвинуто ни одной реально осуществимой и при этом разрешающей проблему русского народа доктрины. Что касается идеи восстановления СССР, то вряд ли ее адепты сами верят в успех. К тому же «обновленный союз» обладал бы всеми теми же пороками национально-территориального деления многонационального государства, который и привел к драме. Однако и реанимированная сахаровско-горбачевская идея «евроазийского союза», выдвинутая однажды в новой форме казахским президентом Н. Назарбаевым, также лишь означала признание и косвенное закрепление двух незаконных разделов. В основе проекта ЕАС и сходных моделей интеграции на осколках русской исторической государственности идеи номенклатурного «евразийства», усиленно рассматриваемых одно время институциями типа Горбачев-фонда, «Клуба реалистов», был тезис о «новом добровольном объединении» «совершенно независимых» наций, что означало новое упразднение истории — теперь до 1991 года — и новый разрыв исторической преемственности.
