Газета Завтра Газета - Газета Завтра 920 (27 2011)
Очень он возмущен нашим ударом по финским аэродромам 25 июня 1941 года. И до сих пор терзается, почему за этот налёт его родина не оказалась вместе с фашистской Германией на скамье подсудимых в Нюрнберге?
Во-первых, говорит, у финнов и авиации-то никакой не было. Так, мелочишка: "несколько десятков истребителей да 22 бомбардировщика" (с.55-56). Но вот цифра в книге, специально посвященной авиации в годы войны: 295 самолётов (И.Тимохович. Небо войны. М., 1986, с.28).
Во-вторых, говорит, бомбили-то не аэродромы, а мирные города, и они полыхали, они полыхали... Какие города? Военная тайна. И большая тупость. Если немцы в первый день войны нанесли удар, прежде всего, по 66 нашим аэродромам, что вполне естественно, ибо на них базировалось 65% авиации западных Военных округов, которую враг хотел уничтожить или вывести из строя (М.Кожевников. Командование и штаб ВВС Красной Армии. М., 1977. С.36), то, конечно, и у нас в данном случае была такая цель, удар был нанесён по 19 аэродромам, уничтожено 41 самолёт. А всего за несколько дней бомбили 39 аэродромов и уничтожили или вывели из строя 130 финских и немецких самолётов (там же, с.46). Кому непонятно, что в первую очередь надо выбить оружие из рук врага? Солонину непонятно — зачем, когда для пироэффекта можно бомбить мирные города?
В-третьих, говорит, Финляндия же была нейтральной, тихой, любезной страной. Как можно было её бомбить! Конечно, конечно. Но вот что, по его собственным словам, Гитлер сказал Молотову в ноябре 1940 года в Берлине: "Правительство Германии не могло бы терпимо отнестись к новой войне России против маленького финского народа". Это — из обращения Гитлера к германскому народу 22 июня 1941 года. А в конце он сказал: "Немецкий народ! В данный момент осуществляется величайшее по своей протяженности и объему выступление войск, которое только видел мир. В союзе с финскими товарищами стоят бойцы вермахта. Немецкие дивизии защищают вместе с финскими героями финскую землю... Да поможет нам Господь в этой борьбе!"
Господь помог не фашистам, а коммунистам. Но какие же тут могли быть сомнения о позиции Финляндии? И всё это стало известно нам в тот же день 22 июня. А Солонин о заявлении Гитлера не знает? Нет, оказывается, знает. Но божится, что Риббентроп немедленно выступил с опровержением этих заявлений: финские герои, дескать, никакого отношения к начавшейся войне не имеют. Иоахим опровергает Адольфа... Зрелище, достойное богов. Солонин, лапушка, поищите дураков в другой деревне.
Но он снова: а главное, говорит, в-четвертых, после того, как мы отвоевали у финнов Карельский перешеек, но подарили им Петсамо, они так полюбили нас, так полюбили, что если бы мы их не огорчили бомбёжкой, и они оставались бы нейтральны, то не было бы никакой блокады Ленинграда, финны регулярно поставляли бы в город свежие яйца, отменное молоко, сметану, ветчину, а замечательный сыр Viola не сходил бы со стола у счастливых ленинградцев. Мало того, и платить за это нам ничего не пришлось бы: "Богатая и крайне щедрая Америка заплатила бы финнам за поставки продовольствия для Ленинграда" (с.81). Какие тут могут быть сомнения? Подарил же, говорит, Рузвельт товарищу Сталину за красивые глаза сотни тысяч "Студебеккеров" (с.121). Так-таки и подарил? Да откуда взял-то? Как видно, сообщил ему об этом с того света сам Эдвард Стеттиниус, занимавшийся ленд-лизом.
Самое примечательное в данном протуберанце малоумия вот что. Эти солонины тридцать лет поносят советское руководство за то, что оно прошляпило день агрессии. И, казалось бы, должны приветствовать наш упреждающий удар. Нет! И это их бесит. Ну, никак не угодишь, ничем не порадуешь эти патриотические души!
Окончание следует
Борис Лизнёв -- Первый план
Мне посоветовали встретиться и познакомиться с Юрием Ивановичем Фелистаком, пенсионером, который изобрёл свою собственную технологию получения стереоизображения. Уже будучи у него в квартире, расположенной в доме в районе Останкино, я увидел ролик, снятый на восьмимиллиметровую плёнку. Каково было моё удивление, когда на экране возникло настоящее стереоскопическое изображение. И безо всяких очков. Это и было главной особенностью изобретения.
"Всё гениальное просто", — сказал тогда Юрий Иванович. Дело в том, что эффект объёмного изображения формируется не в глазах, а в мозге человека. Если два кадра, взятые с небольшим смещением, чередовать один за другим, а затем показать последовательно, возникнет объём. И даже неважно одним глазом смотрит зритель или двумя.
Съёмки продемонстрированного мне кинофрагмента были сделаны в домашних условиях, увиденное произвело на меня неизгладимое впечатление. Юрий Иванович Фелистак рассказал, что американцы пробовали проделать нечто подобное, но у них не вышло. Он показал свою разработку в НИКФИ, где ему вынесли вердикт: этого не может быть. Создавалось впечатление, что люди не верили собственным глазам. В 90-е изобретение оказалось никому не нужным.
Юрий Иванович Фелистак впоследствии рассказал мне о своей жизни. На момент нашего знакомства он уже был восьмидесятилетним старцем, но всё ещё весьма крепким. Каждый день он поднимался без лифта на свой двенадцатый этаж, что было для него своеобразной зарядкой.
Юрий Иванович родился в 1918 году в Москве. Мать носила фамилию Калиничева, дед — Фелистов. Отец почему-то преобразился в Фелистака, эта фамилия досталась и сыну. В конце 30-х годов Фелистак учился на физическом факультете МГУ. Со второго курса ушёл добровольцем на финскую войну. Пока учился ходить на лыжах, война закончилась. Но стоило ему вернуться обратно в МГУ, как началась Великая Отечественная.
МГУ эвакуировали в Ашхабад, а Юрий Иванович вместе с институтом связи прибыл в Ташкент и после курсов был направлен в Первую танковую армию под командованием Михаила Катукова на должность начальника мастерской связи. Так он и дошёл до Берлина. Вместе с группой советских войск Фелистак пробыл в Германии до 1948 года.
Однажды произошёл странный случай. В часть прибежали поляки и сообщили, что немцы что-то замыслили в лесу. Солдаты направились к указанному месту и обнаружили, что немецкие военные действительно выносят из трёхэтажного дома какие-то ящики. Как сказал Фелистак: "Мы их шуганули из автоматов. Кто-то убежал, кого-то положили".
Выяснилось, что в этом доме располагалась биолаборатория, предназначенная для выведения особого вируса, действующего исключительно на славян. Было принято решение сжечь строение дотла. Солдаты отошли подальше, а Фелистак занялся делом. Сжёг и уехал. Вскоре он тяжело заболел. Температура подскочила до сорока одного градуса. После продолжительных усилий, врачам удалось сбить её до тридцати восьми и двух. И это стало нормальной температурой тела Фелистака. С ней он прожил сорок лет, до 1985 года, когда она нормализовалась.
Уже в Москве после войны с ним приключилась другая неприятность: так называемый дробный сон. Ночью он обычно бодрствовал, а днём спал. По его словам, в ночные часы ему оставалось только думать и писать. Фелистак считал, что человечество явно зашло в тупик и не было ни системы, ни теории, по которой оно могло бы развиваться. За пятнадцать лет бессонных ночей Юрий Иванович создал так называемую Теорию Основных Форм.
Её суть заключается в логически строгом объяснении смены фаз и формаций в человеческом обществе. Теория показывает, почему развитие общества началось с неантагонистической фазы и лишь потом её сменила антагонистическая. Теперь пришло время возвращения не антагонистической фазы. Фелистак считал, что его теория объективно объясняет причины кризисов, но, кроме того, она предлагает выходы из них.
Теория Основных Форм была даже передана Михаилу Горбачёву. Причём, с пояснением о том, что в физике существует такое понятие, как сумасшедшая теория. И это у физиков не ругательство, а призыв к особо внимательному рассмотрению новшества. Кто-то из гениев сказал: "Итак, перед нами сумасшедшая теория. Вопрос лишь в том, достаточно ли она сумасшедшая, чтобы быть правильной".
Строительство социализма и коммунизма, писал Фелистак — это принципиально новое, неизвестное ранее явление. И тут нельзя действовать со старыми мерилами. Юрий Иванович предлагал Горбачёву не капиталистический, не старый социалистический, а третий путь. Горбачёв не ответил, но, тем не менее, Фелистака несколько раз вызывал участковый милиционер, за ним даже на некоторое время была установлена слежка.
Юрий Иванович тридцать лет проработал во дворце пионеров, там он вёл множество кружков, в основном связанных с радиотехникой и кино. В нескольких ПТУ он организовал радиотеатры. На его счету десятки, если не сотни поставленных радиопьес. Но главный эпизод в жизни Фелистака — это история его любви. Как он рассказывает, в послевоенном немецком городе Гросс-Рейсдорф произошло самое счастливое и одновременно самое грустное событие его жизни. Он встретил Ингу и от любви потерял голову.
